Рейтинговые книги
Читем онлайн Двести лет вместе (1795 – 1995) - Александр Солженицын

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 139

Мировой же отклик, у союзников, на Февральскую революцию был в тоне глубокого удовлетворения, у многих – восторга, но он поддерживался и близоруким расчётом: что теперь-то Россия станет несокрушима в войне. В Великобритании и Соединённых Штатах отмечены массовые митинги в поддержку революции и прав российских евреев. (Я немного этих откликов привёл в «Марте Семнадцатого», в главах 510 и 621.) Из Америки вскоре предложили прислать России копию статуи Свободы. (Но вкось пошли российские дела, и до статуи не дошло.) В английском парламенте 9 марта министру иностранных дел был задан в палате общин вопрос в отношении евреев в России: собирается ли он консультироваться с русским правительством относительного гарантий русским евреям на будущее и возмещений им за прошлое? Ответ выражал полное доверие британского правительства новому русскому правительству[29]. – Президент Международного Еврейского Союза слал из Парижа поздравления премьеру князю Львову, и тот отвечал: «Отныне свободная Россия сумеет уважать верования и обычаи всех её народов, навеки объединённых религией любви к отечеству». «Биржёвка», «Речь», и многие сообщали о сочувствии «известного руководителя враждебных России североамериканских кругов» Якова Шиффа: «Я всегда был врагом русского самодержавия, безжалостно преследовавшего моих единоверцев. Теперь позвольте мне приветствовать… русский народ с великим делом, которое он так чудесно совершил»[30]. И вот он «приглашает новую Россию к заключению широких кредитных операций в Америке»[31]. И действительно, «в то время он предпринял поддержку существенным кредитом правительства Керенского»[32]. – Уже в эмиграции в правой русской печати появлялись расследования, пытавшиеся доказать, что Шифф активно финансировал саму революцию. Не исключено, что он разделял близорукие надежды западных кругов, что русская либеральная революция укрепит Россию в войне. Впрочем, и известные и открытые шаги Шиффа, всегда враждебные к российскому самодержавию, имели даже больший вес, чем какая-либо возможная скрытая помощь такой революции.

Сама же Февральская революция часто и сознательно взывала за поддержкой к евреям как целой порабощённой нации. И повсеместны свидетельства, что российские евреи встретили Февральскую революцию восторженно.

Но есть – и противосвидетельства. Вот, у социалиста Григория Аронсона, создавшего и возглавившего Совет рабочих депутатов Витебска (туда позже вошёл и будущий историк Е.В. Тарле), читаем. В первый же день, как весть о революции достигла Витебска, заседал в городской думе новообразованный Совет Безопасности – а сразу оттуда Аронсона пригласили на собрание представителей еврейской общины (ясно, что не рядовых, а авторитетных). «По-видимому, была потребность сговориться со мной, как с представителем новой грядущей эпохи, о том, что дальше делать и как быть… Я почувствовал отчуждение от этих людей, от круга их интересов и от той атмосферы, я сказал бы довольно напряжённой, которая была на этом собрании… У меня было такое ощущение, что община в большинстве своём принадлежит старому миру, который уходит куда-то в прошлое»[33]. «Нам так и не удалось устранить появившийся откуда-то взаимный холодок. На лицах людей, с которыми меня связывала и работа, и личные отношения, не только не было никакого подъёма и никакой веры. Моментами казалось даже, что они, эти бескорыстные общественные деятели, чувствуют себя в какой-то мере элементами старого строя»[34].

Это – отчётливое свидетельство. Такое недоумение, осторожность и колебания владели религиозными консервативными евреями, разумеется, не в одном Витебске. Благоразумное старое еврейство, неся ощущение многовекового опыта тяжких испытаний, – было, очевидно, ошеломлено мгновенным свержением монархии и питалось опасливыми предчувствиями.

Но, в духе всего XX века, динамическая масса каждого народа, в том числе и еврейского, – уже была секулярна, не скована традициями и безудержно рвалась строить «счастливый Новый мир».

Еврейская энциклопедия отмечает «резкое усиление политической активности еврейства, заметное даже на фоне бурного общественного подъёма, охватившего Россию после февраля 1917»[35].

Сам я, много лет работая над «февральской» прессой и воспоминаниями современников Февраля, не мог бы это «резкое усиление», этот ветровой напор не заметить. В тех материалах, от самых разных свидетелей и участников событий, еврейские имена многочисленны, а еврейская тема настойчива, многозвучна. По воспоминаниям Родзянко, градоначальника Балка, генерала Глобачёва и многих других – с первых дней революции в глуби Таврического дворца бросалось в глаза число евреев – членов комендатуры, опрашивающих комиссий, торговцев брошюрами. Вот и расположенный к евреям В.Д. Набоков писал: 2-го марта у входа в Таврический сквер перед зданием Думы «происходила невероятная давка, раздавались крики; у входных ворот какие-то молодые люди еврейского типа опрашивали проходивших»[36]. По Балку же, толпа, громившая «Асторию» в ночь на 28 февраля, состояла из – «вооружённых… солдат, матросов и евреев»[37]. Я допускаю тут и позднюю эмигрантскую раздражительность – мол, «всё – евреи закрутили». – Но и посторонний наблюдатель, методистский пастор д-р Саймонс, американец, к тому времени 10 лет проживший в Петрограде и хорошо его знавший, отвечал в 1919 комиссии американского Сената: «Вскоре после мартовской революции 1917 г. повсюду [в Петрограде] были видны группы евреев, стоявших на скамьях, ящиках из-под мыла и т.д. и ораторствовавших… Существовало ограничение права жительства евреев в Петрограде; но после революции они слетелись целыми стаями, и большинство агитаторов оказывалось евреями… [это были] вероотступники-евреи»[38]. – Приехал в Кронштадт за несколько дней до кровавой расправы над 60 офицерами (по заготовленным спискам) и стал инициатором и председателем кронштадтского «Комитета революционного движения» – «студент Ханох». (Приказ комитетов: всех до одного офицеров арестовать и судить. «Ложная информация заботливо пускалась кем-то» и вызывала расправы сперва в Кронштадте, затем в Свеаборге, при «полной неопределённости положения, при котором любой вымысел казался реальным фактом»)[39]. Дальше кронштадтскую кровавую эстафету перенял ещё не доучившийся психоневролог «доктор Рошаль». (С.Г. Рошаль после Октябрьского переворота – комендант Гатчины, в ноябре назначен комиссаром всего Румынского фронта, где убит по прибытии[40]). – Создана революционная милиция Васильевского острова, от её имени гласят Соломон и Каплун (будущий кровавый подручный Зиновьева). – Петроградская адвокатура создаёт специальную «комиссию для проверки правильности задержания лиц, арестованных во время революции» (таких были тысячи в Петрограде), то есть бессудно решать судьбу их, и всех бывших жандармов и полицейских, – возглавляет её присяжный поверенный Гольдштейн. – Однако и неповторимый рассказ унтера Тимофея Кирпичникова, с которого и покатилась уличная революция, записал в марте же 1917 и сохранил нам – любознательный к истории Яков Маркович Фишман. (Я с признательностью полагался в «Красном Колесе» на эту запись.)

И вот, итожит Еврейская энциклопедия, «евреи впервые в истории России заняли высокие посты в центральной и местной администрации»[41].

На самых верхах, в Исполнительном Комитете Совета рабочих и солдатских депутатов, незримо управлявшего страной в те месяцы, отличились два его лидера, Нахамкис-Стеклов и Гиммер-Суханов: в ночь с 1 на 2 марта продиктовали самодовольно-слепому Временному правительству программу, заранее уничтожающую его власть на весь срок его существования.

Размыслительный Г.А. Ландау объясняет примыкание евреев к революции – законом захватно-общим: «Несчастие России – и несчастие русского еврейства – заключалось в том, что результаты первой революции ещё не были переварены, не улеглись в новый строй, не выросло ещё новое поколение, – как стряслась великая и непосильная война. И когда наступил час развала, он застал поколение, с самого его начала бывшее в некотором смысле отработанным паром прежней революции, застал инерцию уже изжитой духовности, без органической связи с моментом, а прикованным духовной косностью к десятилетие назад пережитому периоду. И органическая революционность начала двадцатого века стала механической "перманентной революционностью" военного времени»[42].

По многолетней и подробностной моей работе мне досталось осмыслять суть Февральской революции, заодно и еврейскую в ней роль. Я вывел для себя и могу теперь повторить: нет, Февральскую революцию – не евреи сделали русским, она была совершена, несомненно, самими русскими, – и, я думаю, я достаточно это показал в «Красном Колесе». Мы сами совершили это крушение: наш миропомазанный царь, придворные круги, высшие бесталанные генералы, задубевшие администраторы, с ними заодно их противники – избранная интеллигенция, октябристы, земцы, кадеты, революционные демократы, социалисты и революционеры, – и с ними же заодно разбойная часть запасников, издевательски содержимых в петербургских казармах. И именно в этом шла к нам гибель. Среди-то интеллигенции уже было много евреев – но это никак не даёт основания назвать революцию еврейской.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 139
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Двести лет вместе (1795 – 1995) - Александр Солженицын бесплатно.

Оставить комментарий