— Доктор Пайк, надежна ли охрана в «Редфордских угодьях»?
Тощее лицо Пайка исказила гримаса недовольства, смешанного с удивлением. В глазах читался вопрос: «Неужто ты заявился лишь затем, чтобы задать столь дурацкий вопрос?»
— Я потому вас об этом спрашиваю, — поспешил объясниться Таниэль, — что минувшей ночью мне встретилась девушка, которая явно страдает тяжелым психическим расстройством. Я прежде всего заподозрил, что ее безумие вызвано встречей с чудовищем, из тех, что его распространяют, но выяснить достоверно, является ли сумасшествие естественным или наведенным этими тварями, весьма непросто. И тогда я подумал: а что, если она сбежала из вашей лечебницы и…
— Уверяю, юноша, это совершенно невозможно! — раздраженно бросил Пайк. — Все наши пациенты находятся под надежнейшей неусыпной охраной, и никогда еще ни один из них не покинул этих стен иначе как с дозволения ответственных лиц и, разумеется, после полного излечения от своего недуга.
— Простите, сэр. Таниэль слегка наклонил голову. — Мне необходимо было удостовериться, что она не из ваших больных, прежде чем проводить ритуал по установлению причины ее безумия. Но поверьте, если бы все же кто-то из ваших подопечных сбежал и вы поделились бы со мной этой тайной, я доставил бы вам беглеца в целости и сохранности и ни одна живая душа не узнала бы от меня об этом.
Пайк нахмурился, поджав губы. Он снова вознамерился было ответить Таниэлю какой-то резкостью, но отчего-то внезапно переменил свое решение. Лоб его разгладился, губы тронула смущенная улыбка.
— Виноват, друг мой. Я был с вами чересчур резок. Плохо спал этой ночью. Но поверьте мне: ни один пациент ни теперь, ни прежде самовольно не покидал пределов «Редфордских угодий». Впрочем, я могу справиться о вашей подопечной У коллег из других подобных заведений, если пожелаете. Девушка у вас?
— Да.
— Не кажется ли вам, что наилучшим выходом было бы доставить ее сюда? Содержать психически больных в домашних условиях обременительно, да и небезопасно.
Таниэль на миг представил себе унылые коридоры, проржавевшие потолочные балки, вопли, завывания, дикий хохот, отдающийся эхом под этими мрачными сводами, — все, что скрывалось за респектабельным фасадом «Редфордских угодий».
— Она, похоже, вполне довольна теми условиями, какие мы с Кэтлин сумели ей создать, — дипломатично ответил он. — Лучше сейчас не беспокоить ее понапрасну.
— Вам виднее. Кстати, как ее имя, если не секрет?
— Она не желает разговаривать.
— Понятно, — со снисходительной улыбкой кивнул Пайк. — Видно, какая-нибудь бродяжка с помутившимся рассудком. Так вы говорите, что набрели на нее в Старом Городе? А как она выглядит? Это чтобы я мог справиться о ней у моих коллег.
Помедлив, Таниэль солгал:
— На вид ей лет двадцать пять, она брюнетка с карими глазами.
Пайк записал это на листок бумаги.
— Непременно наведу справки у всех, с кем знаком. А теперь, мастер Фокс, как ни приятно мне ваше общество, я должен вернуться к своим обязанностям. Позвольте мне вас проводить.
— Премного вам обязан, сэр.
Спускаясь вниз по лестнице, Таниэль и доктор Пайк продолжали обмениваться любезностями. Стоя в дверном проеме, Пайк наблюдал, как юный охотник за нечистью усаживался в кеб. Вот он в последний раз махнул радушному хозяину рукой и захлопнул дверцу. Кебмен натянул вожжи, и лошади тронулись.
Копыта их дробно застучали по дорожке. У ворот стук стих, лошади остановились, из будки показался привратник. Ворота распахнулись. Но Таниэль ничего этого не замечал. Он был всецело во власти раздумий.
Он не упоминал о том, что повстречал девушку в Старом Городе. Так откуда же Пайк об этом узнал? Слов нет, со стороны доктора вполне естественно было предположить подобное: ведь Таниэль сообщил, что наткнулся на нее во время охоты, а где же охотиться истребителю нечисти, как не в Старом Городе. Ведь именно там водятся чудовища. И все же Таниэля не покидала тревога. Что-то было не так.
Но об этом можно было поразмыслить потом, на досуге. И Таниэль заставил себя выбросить из головы доктора Пайка и все, что с ним было связано. В настоящее время важнее всего узнать как можно больше о потерявшейся девушке и главное — выяснить ее имя.
На Крофтерс-Гейт он вернулся поздним утром. Первым делом поднялся наверх, чтобы посмотреть, как там бедняжка. Девушка по-прежнему спала, однако, судя по тому, как простыни обвили ее хрупкое тело, сон ее был беспокойным. Кэтлин заснула в гостиной, в кресле у огня, но прежде позаботилась о безопасности — развесила обереги у входа в спальню, где уложили гостью. Таниэль улыбнулся. При всей своей внешней ребячливости Кэтлин была одной из лучших в их ремесле. Равных ей не нашлось бы во всем Лондоне.
Таниэль смертельно устал, ведь он не спал со вчерашнего вечера. Он пошерудил кочергой в камине, чтобы огонь разгорелся поярче, и улегся на ковре. «Ближе к ночи, — подумал он, засыпая, — мы решим, как быть с девушкой, если ей не станет лучше. А сейчас самое главное выспаться».
Таниэль никогда не нуждался в будильнике. Он обладал завидной способностью просыпаться ровно за три минуты до того времени, которое сам назначал себе для пробуждения, прежде чем заснуть. И это была лишь одна из его многочисленных странностей. Он вообще во многих отношениях был нисколько не похож на большинство своих сверстников. Именно об этом он и размышлял, разглядывая свое намыленное лицо в зеркале в ванной. Многие ли в семнадцать лет могут с полным на то правом назвать себя профессиональными охотниками за нечистью? Многие ли могут себе позволить жить в собственном доме, пусть и купленном на отцовские деньги?
Однако, несмотря на эти и иные подобные странности, выглядел Таниэль вполне обычно. У него были правильные черты лица и гладкая кожа, не обезображенная ни следами оспы, ни юношескими прыщами, которые так донимали иных из его сверстников. Быть может, он был чуточку бледен лицом и к тому же значительно уступал отцу в крепости сложения. Он знал, что никогда ему не раздаться в плечах, никогда не сравняться в росте с покойным Джедрайей. Но зато у него были красивые, выразительные бледно-голубые глаза и вьющиеся светлые волосы, густые и мягкие. То и другое он унаследовал от матери, на которую был очень похож. Отец часто, очень часто повторял, что узнает в сыне свою покойную жену. Иногда Джедрайя говорил это с нежностью, и Таниэль воспринимал его слова как похвалу, порой же они служили порицанием и произносились ему в укор как не оправдавшему родительские ожидания. В последнем случае у Таниэля внутри словно бы что-то обрывалось Всякий раз, услышав подобное от отца, он как будто безвозвратно утрачивал часть своей души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
