- Понятно... - неопределенно кивнул Игорь. - И что потом?
- А потом профессор отказался с нами встречаться! - провозгласил Студнев. - Причем отказался очень странно. Я бы сказал, резко и даже грубо. Понимаете, мы позвонили ему, напомнили, кто мы такие, и сказали, что мы в полном его распоряжении, а он... Он заявил, что нам следует забыть его телефон, что он рекомендует нам избегать встречи с ним, так же, как он сейчас избегает встречи практически со всеми людьми, потому что хочет спокойно уехать в Италию. Я предложил - как всегда, все переговоры вел я что мы можем встретиться в Италии, если он, как и мы, отправляется в Верону. Он немного отошел, извинился за первоначальную резкость, а потом сказал: "Видите ли, я не знаю, насколько вам можно доверять, ведь мы почти не знакомы, но все-таки скажу. После поездки в Англию мои дела сложились так, что мне, я боюсь, угрожает постоянная опасность, и я не хотел бы случайно вовлечь вас - как и любых других людей - в круг этой опасности. Возможно, это всего лишь нелепые стариковские страхи, но, честное слово, я предпочел бы встретиться с вами - если наша встреча вообще состоится после поездки в Италию, когда мои дела так или иначе утрясутся. Извините, что не могу рассказать вам больше." Это было уже больше похоже на того Родиона Романовича, с которым мы мимолетно познакомились в итальянском консульстве, и я спросил: "Так вы едете в Италию? С визами все в порядке?" - "Да, - ответил он. - Дурманов обещал помочь..."
- То есть, этот разговор происходил ещё при жизни Дурманова? - перебил Игорь.
- Да. Буквально за день, за два до его смерти.
- И с тех пор вы больше не общались?
- Нет.
- И что вас, в итоге, смущает?
- Несколько вещей, - ответил Студнев. - Во-первых, страх Черемшина был вполне неподдельным. Во-вторых, то, что Дурманова убили - причем, как вы уточнили, уже ПОСЛЕ нашего разговора. Такое впечатление, что Черемшин, обратившись за помощью к Дурманову, пересекся с чем-то, очень его напугавшим - даже его, при всей его отрешенности от мира. Он говорил о том, что опасность перестанет существовать после его поездки в Италию... Как это понимать? И, в-третьих, за последние дни с нами произошло два неприятных инцидента... Того типа, которые вполне можно было бы назвать попытками покушений. Словом, Акличаг считает, и я в этом с ним согласен, что во всей этой истории надо как следует разобраться.
- Если у вас есть конкретные подозрения, то почему вы не обратились в милицию? - спросил Игорь.
- По двум причинам. Во-первых, милиция отмахнется от нас, скорей всего. Она перезагружена более горящими делами, наши улики и подозрения лишь косвенные, да и наш род занятий мог заставить милицию отнестись к нам... гм... несерьезно. И потом, вы ведь понимаете, мы могли подставить Черемшина ни за что, ни про что. Ведь он оказался косвенно причастен ко второму произошедшему с ними инциденту - стал свидетелем...
- Так вы все-таки встретились? - спросил Игорь.
- Да. Я к этому подойду... И потом, связь его страхов со смертью Дурманова вполне вероятна, а для милиции, ищущей хоть какие-то зацепки в этом деле, будет просто очевидна - не требующей доказательств, так сказать - и они, грубо и напористо, возьмут Черемшина в оборот, устроив ему такие допросы и проверки, что старика может инфаркт хватить. Зачем старику лишние стрессы? Да и мы в этом случае будем чувствовать себя предателями... Но самое главное - милиция не сумеет предоставить нам охрану на время нашей поездки в Италию, а, судя по всему, такая охрана будет нам очень нужна!.. перехватив чуть иронический взгляд Игоря, Студнев быстро добавил. - Вы, конечно, недоумеваете сейчас, зачем нам, способным окружить себя магической защитой, нужна охрана? Неужели, мол, мы настолько не верим в свои силы и сами считаем наши занятия чуть ли не шарлатанством? Нет, не считаем! И, поверьте, одно другому не противоречит!
- Охотно верю, - чуть поспешно заверил Игорь. - Что ж, раз вы к нам обратились, давайте поговорим о делах сугубо земных и практических. И первый вопрос, чтобы потом не было недоразумений: вы приблизительно представляете, сколько стоят услуги частного детективного агентства?
- Приблизительно представляем, - сказал Студнев. - Может быть, слишком приблизительно, но деньги мы найдем. И потом, ведь сама возможность прокатиться в Италию без всяких усилий и затрат с вашей стороны тоже чего-то стоит, да?
- Возможно, - кивнул Игорь. - А теперь давайте поговорим о двух неудачных покушениях - или о том, что вы считаете двумя неудачными покушениями. Как это было? И почему вы считаете, что это не случайность, не совпадение обстоятельств?
- Нам трудно считать это случайностью, - проговорил Студнев. - Дело было так...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Выдалась редкая в ноябре ясная ночь, морозец прочистил воздух, и звезды густо сверкали даже в московском небе, в котором звезд обычно не видно, или видны лишь самые яркие, из-за вечно поднимающейся к небесам городской копоти и отсветов неисчислимых огней, сливающихся в одно сплошное зарево, затмевающее свет далеких звезд. Но в эти часы небо действительно выглядело так, что вспоминалось сравнение, к которому часто прибегали старинные поэты: густо-синий бархат, прибитый золотыми гвоздиками... Из мансарды с застекленной крышей, располагавшейся над десятым этажом могучего "сталинского" дома неподалеку от Красных Ворот - обиталища известного в "авангардных" московских кругах художника - это небо смотрелось особенно чудесно. И присутствовавшие, как они ни были увлечены разворачивавшимся перед ними зрелищем, нет-нет да и поглядывали на это великолепное небо через двойные стекла над головой.
А зрелище, ради которого собрались человек пятнадцать, если не все двадцать, действительно заслуживало внимания. Акличаг, известнейший - почти легендарный - шаман, в очередной раз оказавшийся в Москве проездом между Лондоном и Вероной, согласился дать сообществу "городских шаманов" наглядный урок, просветив их насчет нескольких тонкостей в искусстве владения шаманским бубном - так сказать, проводил то ли семинар, то ли практикум по пользованию шаманским бубном.
Студнев, успевший хорошо изучить своего подопечного, не мог не заметить, что Акличаг чем-то встревожен и обретение нужного настроя дается ему с трудом. Некоторое время Студнев кружил по мастерской, разглядывая работы хозяина, сделанные из самого разнообразного материала и отбиваясь от попыток художника вовлечь его в соавторы. Дело в том, что в последнее время художником владела новая идея: он затеял создавать "синтетические произведения", которые должны были "многомерно охватывать человека и вовлекать в свой мир". На практике это означало, что он ставил свои картины - свои "структуры", как он их называл - на подставки с моторчиками, которые эти картины неспешно вращали, и включал при этом восточную музыку. Художник переживал, что приходится пользоваться "готовыми музыкальными образцами", и просил Студнева, знатока мотивов Забайкалья, Памира и Тибета, написать для него что-нибудь оригинальное, полностью совпадающее с "духом изобразительного ряда". Но у Студнева был один пунктик: он, закончивший консерваторию, ко всему, связанному с музыкой, подходил очень щепетильно, и терпеть не мог дилетантских экспериментов. Это не значило, что он не принимал авангарда и музыкального хулиганства, что они, по меньшей мере, не веселили его - но любое хулиганство, по его глубокому убеждению, должно было основываться на фундаменте твердого навыка и профессионализма. То, на что пытался уговорить его художник, было по меньшей мере непрофессиональным - и Студнев всячески увертывался от заманчивого предложения.
Кое-как отделавшись от художника, он прошел в боковую комнатку, где готовился Акличаг. Акличаг, полностью облаченный в шаманские одеяния, уложивший особым образом свои длинные седые волосы и нанесший особую раскраску на лицо, сидел и хмуро разглядывал бубен, держа его перед собой как зеркало.
- Что-то не так? - спросил Студнев.
Акличаг долго не отвечал. Потом, не поворачивая головы, осведомился:
- Кто тот человек, в углу у окна?
- Понятия не имею, - ответил Студнев. - Вы ведь знаете, к вам в ученики рвется самый неожиданный народ. Если хотите, я могу выяснить...
Акличаг остановил его жестом.
- Не надо.
- Чем он вам не нравится? - спросил Студнев, припоминая мужичка в углу: худого, чуть-чуть сутулого, начинающего лысеть...
- А ты не видишь?
- Он - человек воды.
Вода враждебна огню, той стихии, на которую шаманы прежде всего опираются и к которой прежде всего взывают во время своих обрядов. То есть, человек, поклоняющийся воде как высшей стихии (осознанно или неосознанно) это человек враждебный. Человек, стремящийся проникнуть в магический круг творимого обряда, чтобы его сорвать.
- Хотите, чтобы я узнал о нем побольше? - спросил Студнев.
- Узнай для себя. Чтобы рассказать мне потом, после, прав я или не прав.
