Рассматривая причины усиления мелкобуржуазной контрреволюции весной и летом 1918 г., В. И. Ленин указывал, что этому способствовали колебания мелкобуржуазной массы. Углубление социалистической революции в деревне вызвало активное противодействие кулачества, мятежи которого влились в общий антисоветский фронт. В то же время заколебалось и среднее крестьянство. Когда большевики экспроприировали помещиков, дали крестьянам землю и провозгласили окончание войны, тогда мелкобуржуазные слои были за большевиков и поддерживали Советскую власть. Но когда был заключен Брестский мир, «оскорбивший» «патриотические чувства» мелкой буржуазии, и большевики взяли курс на изъятие хлебных излишков, на создание комбедов и обуздание кулачества, тогда часть мелкобуржуазного населения качнулась в сторону контрреволюции. «Диктатура пролетариата, — писал В. И. Ленин, — не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам»[42]. К таким районам относились в первую очередь Сибирь и Поволжье. Здесь колебания мелкобуржуазного населения обнаружились со всей рельефностью и создались благоприятные условия для распространения мелкобуржуазных лозунгов «демократии» под эгидой Учредительного собрания, поскольку часть крестьянства не понимала, что любая власть, сменившая Советы, восстановит диктатуру буржуазии и помещичье землевладение. Получив землю, эта часть крестьянства считала революцию законченной. Нужен был практический опыт, на котором крестьянство могло бы убедиться, что «демократия вообще» нереальна и возможны лишь два решения вопроса о власти: либо власть Советов, власть рабочих и трудящихся крестьян, либо власть буржуазии и помещиков и никакого третьего, среднего решения быть не может. «…Лишь в долгой и жестокой борьбе, — указывал В. И. Ленин, — тяжелый опыт колеблющейся мелкой буржуазии приводит ее, после сравнения диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу, что первая лучше последней»[43].
Весной 1918 г. правые эсеры, поддержанные меньшевиками, развернули энергичную деятельность по свержению Советской власти и замене ее властью Учредительного собрания. Они, с одной стороны, пытались помешать работе Советов, сорвать мероприятия по борьбе с продовольственным кризисом, а с другой — принимали активное участие в вооруженной борьбе. Деятельность мелкобуржуазных партий на советской территории была ознаменована антисоветскими заговорами, контрреволюционными мятежами и террористическими актами против руководителей Коммунистической партии и Советского государства. А там, где удавалось свергнуть Советскую власть, они формировали эсеро-меньшевистско-белогвардейские «правительства»[44].
Гражданская война, писал В. И. Ленин, «начиналась сплошь и рядом при участии в союзе против нас и белогвардейцев, и эсеров, и меньшевиков», однако логика ее развития «всякий раз неизбежно приводила к тому, что все эсеровские учредиловские, меньшевистские элементы оказывались, путем ли государственного переворота или без него, оттесненными на задний план, и во главе белогвардейщины выступали целиком элементы капиталистические и помещичьи. Это было и в правлении Колчака и Деникина, и во всех многочисленных более мелких правлениях и нашествиях на нас»[45]. Олицетворявшие «демократическую контрреволюцию» эсеро-меньшевистские правительства, создавая во имя защиты «народовластия» на иностранные субсидии отряды во главе с монархически настроенными офицерами, восстанавливая буржуазно-помещичьи порядки, расчищали дорогу для белогвардейской диктатуры, уступали место прямым ставленникам империалистической буржуазии и наиболее реакционных буржуазно-помещичьих кругов. Примером тому может служить история Комуча.
К. Маркс писал, характеризуя мелкобуржуазных демократов, что «демократ, представляя мелкую буржуазию, т. е. переходный класс, в котором взаимно притупляются интересы двух классов, — воображает поэтому, что он вообще стоит выше классового антагонизма. Демократы допускают, что против них стоит привилегированный класс, но вместе со всеми остальными слоями нации они составляют народ»[46]. Руководители Комуча, придя к власти, заявили, что их целью является «создание блока и уничтожение тех трений, которые создались в результате классовой розни», поскольку «теперь нельзя опираться на классы, нельзя идти по пути большевиков»[47]. Вначале самарское правительство в соответствии со своей декларацией вело игру в демократию. В приказе № 1 оно объявило о свободе слова, печати, собраний; были разрешены забастовки и сохранены, правда без всяких прав, переизбранные Советы. Вместе с тем для борьбы с Советской властью из кадровых офицеров вербовалась «Народная армия»; было объявлено о денационализации банков и промышленных предприятий, отменены твёрдые цены и разрешена свободная торговля.
Эсеровское правительство не решилось прямо возвестить о возвращении земли бывшим владельцам, однако оно отменило советские земельные законы, восстановило Крестьянский земельный банк, Земельные комитеты, в распоряжение которых поступала земля, предоставило бывшим землевладельцам право уборки урожая с озимых, посевов и т. д. На местах офицеры «Народной армии» в своем стремлении добиться восстановления старых порядков шли еще дальше, и по признанию даже официальных органов, «захваты земель помещиками приняли грозные размеры».
Антинародная политика «уничтожения трений», т. е. потворства буржуазии, восстанавливала трудящихся против Комуча, рассеивала иллюзии мелкобуржуазной массы, которая вновь повернула в сторону Советской власти. Однако Комуч не нужен был и буржуазии, которая поддерживала его лишь до поры до времени. Ее не устраивала половинчатая политика, она была недовольна игрой в демократию, заигрыванием с рабочими, речами о борьбе с реакцией и т. п. Буржуазия считала Самарскую учредилку переходным явлением, неизбежным злом, с которым пока приходится мириться, и ждала лишь подходящего момента для установления «сильной власти». Правительство Комуча изживало себя.
О кризисе «демократической контрреволюции» и надвигавшемся крахе политики мелкобуржуазной демократии свидетельствовало и положение в Сибири. Сибирское правительство придерживалось более открытой контрреволюционной политической линии. Оно аннулировало все декреты Советской власти, провозгласило возврат владельцам всего национализированного имущества: предприятий, домов, земли. У сибирского правительства «демократической» была лишь вывеска с эмблемой Учредительного собрания, а реальная власть находилась в руках белогвардейских отрядов, на штыках которых оно держалось и которые с первых же дней предпринимали попытки убрать эсеров из правительственных органов.
Меньшевики и эсеры делали буржуазии уступку за уступкой, вызывая растущее недовольство трудящихся, а окрепшая буржуазия и монархическое офицерство стремились использовать это обстоятельство, чтобы избавиться от них. В сентябре 1918 г. в Уфе было созвано так называемое государственное совещание. Главную роль на нем играли кадеты и эсеры, причем эсеры, по собственному признанию в записке членам Учредительного собрания, напуганные наступлением Красной Армии и предстоящей сдачей Самары, готовы были идти на все. В результате их капитуляции перед кадетами было образовано Всероссийское временное правительство — Уфимская директория, состав которой не мог гарантировать ни созыва Учредительного собрания в январе 1919 г., ни вообще выполнения заключенного соглашения.
Во время совещания белогвардейцами и казаками в Омске были арестованы эсеры — члены сибирского временного правительства: одного из них расстреляли, а остальным предложено было покинуть Омск в 24 часа, Таким образом, но словам той же записки, была устранена «социалистическая часть правительства» и «фактически власть в городе оказалась в руках добровольческих отрядов Анненкова и Красильникова, отрядов разбойно-монархического типа».
Получив сообщение о событиях в Омске, Директория обещала «раскассировать сибирскую власть», но сделать уже ничего не смогла. В октябре она перебралась в Омск и там создала Совет Министров, в котором пост военного министра занял Колчак. В ночь с 17 на 18 ноября отряд того же Красильникова арестовал членов Директории — эсеров, а Совет Министров провозгласил Колчака Верховным правителем России. Был разогнан сменивший Комуч «Съезд членов Учредительного собрания», некоторые его члены, так же как и ряд членов руководящих органов эсеров и меньшевиков, были арестованы, а затем высланы или расстреляны; часть из них ушла в подполье или бежала на советскую территорию. С мелкобуржуазной демократией на востоке страны было покончено. Своей политикой мелкобуржуазные партии подготовили приход к власти Кавеньяка — Колчака, и «демократическая контрреволюция» уступила место прямой интервенции и военно-террористической диктатуре. «Чтобы доказать, что большевики несостоятельны, — говорил В. И. Ленин, — эсеры и меньшевики начали строить новую власть и торжественно провалились с ней прямо к власти Колчака»[48].
