Сказав: «Так это ты?» — он вовсе не спрашивал своего пассажира, ему ли он недавно предложил в баре выпить.
И тот не заблуждался на этот счет. Вопрос означал:
«Ты — парень, которого ищут?»
На самом деле все было даже сложнее. Непонятным для себя путем он объединил в трех словах разрозненные, почти бессознательные впечатления, накопившиеся за вечер, в законченную, ясную, убедительную картину.
Гордясь как своей проницательностью, так и хладнокровием, Стив недрогнувшей рукой вставил на место ключ зажигания — он повернет его после ответа попутчика.
Нет, это не покорность. Он не желает выглядеть покорным. Но и не станет возмущаться, как сделали бы хозяин бара или женщина вроде Ненси. Паниковать — и подавно. Он не испытывал страха и понимал это. В свой черед спутник все понял и ответил ему уважением — недаром же он просто, без лишних слов и уверток спросил:
— Они опознали меня?
Вот таким Стив и представлял себе разговор двух настоящих мужчин, встретившихся на большой дороге.
Никаких лишних слов. Каждая реплика не менее значительна, чем самые пространные рассуждения. В большинстве случаев люди слишком много говорят. Но разве Стиву пришлось разглагольствовать, чтобы сосед в первом баре понял, что перед ним не обычный служащий, как можно было предположить?
Теперь этот незнакомец выбрал именно его машину.
По радио передавали, что он вооружен. Прибегнет ли он к оружию? К угрозам?
— Хозяин, кажется, подозревает, — ответил Стив.
Любопытно! Сейчас он припоминает подробности, которым прежде не придавал значения. Он твердо знает: речь шла о беглеце из Синг-Синга. Фамилию он забыл: память у него не на имена — лишь на цифры, особенно на номера телефонов. Фамилия, как и у него самого, оканчивалась на «ген».
Сообщалось еще о происшествии на ферме возле озера, о маленькой девочке, запертой с плиткой шоколада в шкафу. Перед Стивом отчетливо возник образ девчушки, и он вспомнил, что впервые увидел ее на экране телевизора.
Тогда же показали разбитую витрину магазина и говорили о дороге № 2. Верно?
Будь он пьян, разве все это запомнилось бы?
— Какие приметы указали?
— Речь шла о татуировке.
Стив по-прежнему терпеливо ждал знака завести мотор, словно всю жизнь предвидел, что такой час наступит. Он был доволен не только оказанным ему доверием, но и тем, как держится сам.
Разве он не сказал недавно, что эта ночь — его?
— Вести можешь?
Вместо ответа он дал газ и осведомился:
— Провидено объедем проселками?
— Жми по магистрали.
— А если полиция?..
Мужчина повернулся и взял с заднего сиденья коричневую клетчатую куртку и соломенную шляпу, прихваченные Стивом в дорогу. Куртка была ему широка в плечах, но он надвинул шляпу на глаза и привалился в углу, как уснувший пассажир.
— Скорость не превышай.
— Понятно.
— Главное, не лезь под красный свет.
Ясное дело: не хочет, чтобы им сели на хвост.
— Как все-таки тебя зовут? — спросил Стив.
— Сид Хэллиген. Да про меня в каждой передаче долдонят.
— Слушай, Сид, а если на кордон напоремся?
Он шел со скоростью сорок пять миль в час, как и другие, доверху забитые вещами машины с семьями.
— Следуй за остальными.
Стив впервые находился в подобном положении и все-таки не нуждался в указаниях. Он чувствовал себя таким же умудренным, как его первый голубоглазый знакомец в баре, тот, что похож на него.
Прежде всего, в такую ночь останавливать все машины по всем дорогам Новой Англии и проверять пассажиров одного за другим просто немыслимо: создастся огромная пробка. Полиции остается одно — заглядывать в машины, особенно те, где сидит один человек.
А их двое.
— Повезло! — сказал он.
Он возобновит разговор позже, за Провиденсом. Тогда, в «бревенчатой хижине», он правильно сделал, что не обиделся на молчание соседа. До сих пор тот неизменно держался с ним запросто, по-товарищески.
С дороги приходилось не спускать глаз. Поток встречных машин увеличился. На каждом шагу начали возникать перекрестки, в низине засверкали огни большого города.
— Дорогу знаешь? — прозвучал голос из темноты.
— Ездил по ней раз десять, самое малое.
— В случае, если полиция остановит…
— Ты уже говорил.
— Надеюсь, догадываешься, что случится, если ты вздумаешь…
Для чего повторять одно и то же? И незачем держать руку в кармане. Видимо, там пистолет.
— Я ничего не скажу.
— Ладно.
Стив будет даже огорчен, если им не встретится полицейский патруль. Всякий раз, видя вдали неподвижные огни, он думал: «Наконец-то!» Но все получалось иначе, чем он предполагал. Вскоре расстояние между машинами сократилось. Они пошли впритык друг к другу и наконец совсем остановились. Насколько хватал глаз, впереди застыла нескончаемая вереница автомобилей. Как это бывает в очередях, они время от времени делали рывок в несколько метров, потом снова останавливались.
— Они?
— Да.
— Нервничаешь?
Стив пожалел о сорвавшемся слове, но ответа не последовало. В какую-то минуту, когда они очутились у придорожного бара, Стиву захотелось пропустить стаканчик, но он не осмелился подать Сиду такую мысль.
Несмотря на прохладу, Стив чувствовал, что покрывается противным потом; пальцы его безостановочно постукивали по баранке.
Неподвижная фигура Хэллигена, притулившегося в углу в позе спящего человека, то утопала в темноте, то ярко освещалась огнями бензоколонок или баров. Несмотря на длинное лицо, череп у него был крупнее, чем казалось: ему подошла шляпа Стива, хотя тот считал, что у него большая голова.
— Сигарету хочешь?
— Нет.
— Стив закурил. Руки у него дрожали, как у мужчины в первом баре, когда тот зажигал сигарету, но у него, Стива, это, безусловно, только нервы, точнее, нетерпение.
Он не боится. Просто ему не терпится, чтобы все поскорее кончилось.
Теперь он видел, как полиция организовала проверку.
Дорогу перегородили белыми турникетами, через проход между которыми могла пройти лишь одна машина в каждом направлении; это создавало затор, и, хотя фактически автомобили не останавливались, а шли на малой скорости, полисмены в форме успевали заглянуть в салон через дверцу.
За Провиденсом все, конечно, прекратится: там искать не будут — слишком далеко.
— Что это за история с девчушкой?
Хэллиген не ответил. Видно, сейчас не время. Стив вернется к этому позднее. Вернется и к объяснениям, которые начал давать Сиду в «бревенчатой хижине».
Если не поймет даже такой человек, как Сид, значит, никто не поймет.
Всегда ли Сид был таким? Случилось ли это само собой, без всяких усилий с его стороны? Наверно, он был очень беден. Когда детство проходит в перенаселенном предместье, где вся семья ютится в одной комнате, а мальчишка уже в десять лет вступает в гангстерскую шайку, характер закаляется быстрее.
Может, Сид и сам этого не понимает?
— Давай вперед!
Затем, когда они снова остановились, Сид поинтересовался:
— Бак полон?
— Наполовину.
— На сколько хватит?
— Миль на полтораста.
Недурно бы сейчас взбодриться ржаным, чтобы удержаться на достигнутом уровне. Временами его блаженное состояние, его уверенность в себе грозили вот-вот развеяться, в голову назойливо лезли неприятные мысли. Если, к примеру, их задержат вдвоем, в его невиновность ни за что не поверят, и детективы, сменяя друг друга, не давая ему ни глотка воды, ни сигареты, учинят многочасовой допрос. У него отберут галстук и шнурки от ботинок. Вызовут Ненси для опознания мужа.
Впереди осталось всего три машины, и тут ноги у Стива настолько обмякли, что, когда настала его очередь, он не сразу смог нажать на акселератор.
— Постарайся не дышать в лицо.
Хэллиген произнес эти слова уголками рта, не шевелясь и по-прежнему сохраняя позу спящего человека.
Машина подошла к турникету. Стив собрался было затормозить, но полисмен, бросив беглый взгляд внутрь, знаком показал ему: «Давай жми!» Кончено. Дорога, точнее, улица, спускавшаяся к городу, который им предстояло пересечь, была свободна.
— Ну вот! — с облегчением выдохнул Стив, доведя скорость до сорока миль.
— Что — вот?
— Проскочили.
— Видишь знак: «Не свыше тридцати пяти»? Едем на Бостон. Знаешь, где дорога?
— Мы уже на ней.
Они проехали ночное кабаре, освещенное красным светом. Стиву опять захотелось выпить, но он и в этот раз не заговорил с Сидом, только раскурил сигарету.
— Спятил?
— А что?
— Ты за баранкой или где? Правой стороны держаться не можешь?
— Виноват.
Верно! Сам не зная отчего, он вдруг повел машину кое-как. Пока они не миновали кордон, он чувствовал себя таким же сильным и уверенным в себе, как при выходе из «бревенчатой хижины». Теперь тело его словно расслабилось, контуры набегающих улиц утратили четкость. На одном из поворотов он чуть было не влетел на тротуар.