«Крусибаэль» ломился от зрителей. Иврайна прекрасно помнила, как стояла перед вратами исполинской арены, вслушиваясь в звонкий безжалостный смех, улюлюканье и ободряющие выкрики, и как у нее по телу бежали мурашки от понимания, что она идет на смерть. Это было не предчувствие, а просто осознание факта. Вект самолично решил преподать леди Малис урок, и смерть Иврайны должна была стать посланием. Ей предстояло встретиться с Лелит Гесперакс, наиболее смертоносным гладиатором, лидером культа Распри, клинком, что оборвал тысячи жизней на песках колизея и вдесятеро больше на полях сражений за пределами Темного города.
Иврайна не намеревалась покоряться судьбе, но, хотя она и быстро заслужила грозную славу среди опытных врагов, у нее кровь стыла в жилах при мысли о том, что противник сражался на арене в десять, а может, и в двадцать раз дольше ее самой. Что бы ни утверждалось в старой поговорке о юношеском задоре супротив большого опыта, благодаря заботам самых лучших гемункулов преимущество определенно было на стороне противницы. Дщерь Теней тщательно изучила все голозаписи дерущейся Лелит и не заметила ни одного уязвимого места, ни слабости в руках или ногах, ни замедления реакции, невзирая на долгое членство в культе Распри.
Иврайна отчетливо ощутила укол прямо в сердце. Глупец подумал бы, что ей посчастливилось пережить удар, ведь Лелит могла без труда убить ее, проникни кинжал в грудь хоть немного глубже.
Однако Иврайна знала правду. Угасающим зрением она увидела, как соперница презрительно удаляется, нанеся ей удар, который наверняка станет фатальным, но лишь спустя некоторое время. Королева Ножей решила не дожидаться смерти поверженного противника.
Открывающую Седьмого Пути пробрал озноб, когда она снова пережила тот момент. Липкое касание смерти поползло по ногам и позвоночнику, лишая ее чувствительности и сковывая движения. Лелит ушла, однако будущей провозвестнице и без нее хватало врагов, жаждущих оборвать ее жизнь. Каждый выпад кинжалом, каждый взмах боевым веером заставляли сердце Иврайны биться чуть быстрее, понемногу приближая ее гибель. Она славилась вспышками неистового опустошительного гнева, что и заставило Лелит Гесперакс некоторое время держаться от нее на расстоянии, но хитрая ведьма-боец обратила ярость Иврайны против нее самой. Последний удар Лелит стал многозначительным оскорблением, предложением Иврайне упасть и сдаться на милость судьбы, чтобы прожить немного дольше. Но она не могла. Ей требовалось биться до конца — гнев не допускал иного исхода.
Капля за каплей, один удар за другим, ее тело постепенно слабело. От каждого прилагаемого усилия из оставленной Лелит раны вытекало все больше крови, подводя Дщерь Теней к порогу забвения и объятиям Той-что-жаждет.
Тем не менее ее настоящим палачом стала жрица Морай-Хег — пережиток культа провидцев-жертвенников, возвысившегося еще во времена доминионов. Оглядываясь на прошлое, Иврайна улыбнулась той иронии, о которой Лелит даже подумать не могла. Сцепившись с культисткой и истекая кровью из десятков ранений, Иврайна задушила соперницу, но в итоге погибла вместе с нею, когда из проделанной точным ударом Лелит раны на песок упала последняя капля алой влаги.
Так оборвалась ее жизнь.
В то же время на другом конце Галактики, в мире под названием Когерия, Эльдрад Ультран попытался возвысить Иннеада, бога мертвых.
Иврайна запустила пальцы в густую шерсть Алориниса. С чужаком-фелинидом ее связывали узы привязанности, и урчание гиринкса усилило приятные ощущения от касания.
Внутри Иврайны зажглась яркая, горящая до сих пор звезда, которая заменила текшую в ее венах кровь на белый огонь Перерожденных. Если бы не старуха Морай-Хег, избрал ли бы дух Иннеада ее, а не другой сосуд? Она не знала ответа, но предпочитала верить, что идеальным проводником для рожденного бога смерти ее сделало сочетание многих факторов.
Неожиданное волнение в Шепоте, возникновение жизни, где ее раньше не было, предупредило Иврайну о следующей аудиенции.
Алоринис соскочил с коленей Иврайны, оставив после себя лишь холод в ее душе и постепенно остывающее платье. Возле нее затрещал обладающий самосознанием меч Скорби, реагирующий на возрастающую силу Шепота. Дщерь Теней кончиками пальцев прикоснулась к ножнам и ощутила сквозь них тоску старушечьего меча. Он жаждал завершения. Не смерти других, не омовения в крови врагов, а воссоединения с утраченными спутниками, дабы вновь стать с ними одним целым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Иврайна завидовала такой судьбе, хоть и понимала, что клинок мог отражать ее собственные чувства. Когда Иннеад восстанет, что ждет ее саму? Будет ли она помнить смертную жизнь, в которой ее знали как Иврайну, как Амарок и как Дщерь Теней? Эльдрад утверждал, что душа альдари переходит из поколения в поколение, что она была сотворена с единственной целью оставаться чистой даже за порогом смерти. Иврайна не представляла, откуда он это знал и как тщательно изучил Иннеада и древнее измерение. Впрочем, она никогда не спрашивала о тех местах, в которых ясновидец побывал ради этих сведений.
Посетители подошли к двери, но Иврайна, поддавшись мимолетной прихоти, не отворила ее. Эльдрад наверняка бывал в Лоне Разрушения, великой буре Хаоса, которая поглотила сердце старого доминиона. Эти потерянные планеты, все еще заключенные в нутре Великого Врага, были известны как старушечьи миры. Дщерь Теней всегда думала, что они были названы так лишь из-за своего возраста и, как следствие, дряхлости.
Теперь же Иврайну посетила мысль, что, вероятно, за условным названием скрывался гораздо более глубокий смысл. Многие легенды, которые в прежней жизни не особо ее интересовали, после появления Иннеада зазвучали для нее по-новому. В поиске места хранения последнего отсутствующего ключа Морай-Хег она перерыла немало сокровенных архивов. И Морай-Хег ее увлекла. Она была богиней, перерезающей нити судьбы и заканчивающей жизни смертных. Не самой смертью, нет. Точно так же как Иннеад не приносил гибель, но выводил отлетающую душу из тела, так и Морай-Хег не убивала, но лишь указывала дорогу к концу. Это раскрывало подлинное значение старушечьих миров. Завершение. Место, в котором сгинули доминионы, приведенные к такому концу неизбежной судьбой.
Она подозревала, что именно в старушечьих мирах и отыщет последний из клинков-пальцев карги. Перспектива наполняла Иврайну плохим предчувствием, так как путешествие в Лоно Разрушения означало пляску на самом краю проклятия. Это значило зайти в логово не только Князя Удовольствий, но и Кровавого бога, Изменяющего Пути и Длани Распада. Она уже бывала там, пусть и недолго, но совершенно не горела желанием туда возвращаться.
Алоринис настойчиво потерся о ее ногу.
— Да, ты прав, я тяну время. — Она говорила с фелинидом вслух, хотя благодаря психической связи ей этого не требовалось. Алоринис хорошо улавливал ее чувства и в определенной степени… мысли. Но беседы с ним напоминали Иврайне, что они были двумя разными существами, и не давали забыть связи с реальным миром живых. Она почесала гиринкса за ухом, отчего тот отчасти протестующе заурчал и беспомощно плюхнулся набок. — Спасибо, что напомнил.
Направив свою волю по Шепоту, она велела двери открыться.
Ждавшая на пороге Цибилаху шагнула внутрь без приглашения и махнула своим спутникам. В покои Иврайны вошли одиннадцать новых иннари, потрясенно озирающихся по сторонам так, будто очутились в чертогах самого Иннеада. Все они были в широкополых одеяниях — мантиях и длинных пальто, — но Иврайна сразу разгадала их происхождение и пути, которые сюда привели. Три комморрита, два изгоя и шесть жителей рукотворных миров.
Когда Цибилаху ушла, посланница Шепчущего бога поднялась с кресла и жестом велела новоприбывшим встать в ряд.
— Я — Иврайна, — представилась она и улыбнулась, чтобы снять их напряженность. — Полагаю, вы уже сами догадались, да?
Некоторые улыбнулись в ответ, прочие продолжали стоять с потрясенным видом. Это никак не влияло на то, что должно было случиться дальше, но Иврайна предпочитала, чтобы, несмотря на высокие пьедесталы, на которые те могли ее возвести, на мифы, в которые они предпочитали верить, либо истории, прижизненно о ней сложенные, неофиты видели в Открывающей Седьмого Пути в первую очередь другую альдари, а уже затем — представительницу Иннеада. Она была рядом с ними, а не выше них.
