Во главе процессии на «Алеане» ехал сам Нуаду, стиснувший челюсти и крепко сжимающий поручень платформы. Сразу за ним следовала Каэлледин, затем, в порядке родства с наследником клана, остальные. Друткхала решила подождать в отсеке звездолета. Нуаду надеялся, что причиной тому было уважение к их похоронным ритуалам, но не мог говорить наверняка о мотивах комморритки. На пути домой он старался избегать ее общества, дабы не смешивать скорбь с мыслями о ней. Чувствовать, как чувствовали предки, будь то грусть или гнев, радость либо вожделение, — так звучало кредо диких наездников. Но одновременно испытывать столь противоположные эмоции было невозможно, и сейчас Нуаду слишком сильно погряз в одной из них, чтобы с головой уходить в другую.
Б’сайннад остановился возле ведущей в башню арки, позволив Нуаду спрыгнуть с «Гадюки». Каэлледин, потупив взор, направила свой реактивный мотоцикл в противоположную сторону облицованных золотом ворот.
Один за другим дикие наездники проплыли мимо, склонив головы и возложив одну руку на расположенный над сердцем камень душ. Скоро в арку въехал последний из них, и Нуаду с Каэлледин остались наедине. Единокровная сестра все еще не смотрела на него, отвернув голову.
Рев двигателя немного отличного тембра привлек взгляд воина к приближающейся Друткхале. Она остановилась неподалеку и, скрестив руки, привстала из седла «Разбойника».
— Они погибли не напрасно, Огненное Сердце, — сказала Кровавая Невеста дикому наезднику. — Я пошлю Иврайне весть о том, что мы нашли на Агариметее.
— И что она сделает?! — рявкнула Каэлледин. Ее лицо заливала краска, глаза опухли от слез. — Госпожа мертвых вернет наших павших из объятий Иннеада?
— Некронтир не нужны камни душ, — ответила ей комморритка. — Искусства души для них анафема. Ваших мертвых можно возвратить.
— Как поступит Иврайна? — спросил Нуаду— Она отправится на Агариметею или прибудет на Сайм-Ханн? — В действительности он хотел узнать, останется ли Друткхала, но предпочел не спрашивать в лоб.
— Мне неведомы ее планы, — призналась Кровавая Невеста. — У нее много забот, и еще больше голосов взывают к ее вниманию.
— Но ты обещала поддержку клану Огненное Сердце…
— Поддержку? — Друткхада нахмурилась. — Иннари предпочитают не вмешиваться в политику искусственных миров.
— Ты сказала, что мы будем друзьями иннари.
— Тебя подводит память. Такого обещания не было. Дружба Иврайны… сомнительна. Многие всеми силами стараются избегать ее. Мы — Перерожденные, служители Иннеада, посланники мертвых. Искать нашего общества не слишком разумно.
Нуаду не понял, что она пыталась этим донести, но воспринял ее последние слова скорее как личное предупреждение, нежели общее.
— Некоторые вещи стоят небольшого риска, — сообщил он ей.
Каэлледин язвительно фыркнула, на что Друткхала ответила кривой ухмылкой.
— Я сообщу совету о намерениях Иврайны, если ты соберешь лидеров.
— У меня нет такой власти, — признался Нуаду. Напоминание стало поворотом ножа, который уже погрузился ему в сердце. — Только мой отец вправе созывать совет от имени Огненного Сердца. Но я уверен, что они, как и прежде, захотят послушать провозвестницу.
Он перевел взгляд на сестру, встретив ее тяжелый взор невинной улыбкой.
— Может, если ты поговоришь…
— Нет! Ты встретишься с отцом первым, и лишь из твоих уст он услышит имена племянников и племянниц, которых больше никогда не увидит.
Метнув на Друткхалу последний ядовитый взгляд, Каэлледин промчалась под аркой, оставив Нуаду наедине с комморриткой. Он уже намеревался пригласить ее во дворцы клана Огненное Сердце в Пламенных Полянах, когда та взревела двигателем и понеслась вслед за Каэлледин, омыв Нуаду волной воздуха.
Оказавшись в одиночестве, Нуаду тяжело оперся на Клык Ящера, словно утомленный от долгих трудов, и задумался о ближайшем будущем. Он горько вздохнул и покачал головой, неуверенный, какого из выживших богов прогневил, что заслужил такую судьбу.
Глава 3
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
ПОСЛАННИЦА
Иврайна сидела в своих покоях на борту «Сна Иннеада», наслаждаясь одним из драгоценных моментов одиночества, конечно, если не принимать в расчет питомца, Алориниса. Гиринкс лежал на боку и довольно урчал с полузакрытыми глазами. Дщерь Теней заглушила Шепот, выпустив из разума души тех, кто находился с ней на борту. Окутав себя коконом ментальной тишины, она накрыла подавляющими мыслями и энергию душ, что текла внутри ее тела, продлевая ей жизнь далеко за отведенные судьбой пределы.
На Иврайну опустилось почти полное душевное безмолвие, принеся подобие умиротворения. Впрочем, одну душу ей игнорировать не удавалось. Ее энергия походила на рябь, расходящуюся по водной глади. Старушечий меч Кха-вир, меч Скорби. Иврайна опустила руку на лежащий в ножнах клинок и ощутила потусторонний холодок смерти, который он приносил всякому, кого касался. При контакте осколок Морай-Хег встрепенулся, жаждая воссоединения с другими, а затем Иврайна погрузилась в воспоминания.
Она редко чувствовала неподдельную радость. Дщерь Теней знавала моменты невероятной физической услады и в равной мере позволяла себе интеллектуальные и духовные удовольствия. Она выросла на Пути азуриан и в совершенстве научилась контролировать каждую эмоцию, разделяя свои потаенные устремления, словно воду в пустыне. Иврайна была воительницей и ясновидицей, творцом и слугой, любовницей и философом. Она быстро осваивала каждую из дисциплин, зачастую к вящему изумлению своих наставников, но всеми силами старалась не попасться в ловушку какого-либо конкретного Пути и поэтому не заходила по ним слишком далеко. Да они и не принесли ей искомого удовлетворения.
После она стала корсаром и скиталась меж звезд — одновременно и охотник, и добыча, — обретаясь на границе между жизнью и забвением. Иврайна принимала наркотики и другие отравы, но не хотела потерять саму себя и, сознавая неизбежное падение, так к ним и не пристрастилась.
С высоты прожитых лет ей стало понятно, что так или иначе она закончила бы в Комморре. Ей требовалось преодолеть весь обширный спектр бытия альдари, дабы найти свое место в мироздании. Иврайна без труда завоевала расположение архонтов кабалов, тщательно выстраивая альянсы и заключая сделки, руководствуясь только собственной выгодой и стараясь не погрязать в каких бы то ни было планах или культах.
Вступление в ряды ведьм было очередным этапом в жизни, посвященным поиску смысла. Став гладиатриссой на арене «Крусибаэля», она наконец смогла на время забыться, наслаждаясь смесью гибельных поединков и равно смертельных политических игрищ.
Однако даже тогда она не служила никому, кроме самой себя, и то скорее из необходимости, нежели неподдельного желания. Иврайна устала от жестоких схваток, но в итоге оказалась в месте, откуда не могла выбраться, том самом, которого всегда стремилась избегать. Остальным казалось, будто Дщерь Теней стала царицей ведьм. Слава и почет, богатства и расположение — у нее было все. Но еще она нажила себе врагов. Чем сильнее росло ее влияние и чем большие выгоды и власть приносили ей известность, тем сложнее становились на ее пути препятствия со стороны тех, кто желал Иврайнс неудачи.
Что в конце концов и произошло. Иврайна, как избранный чемпион леди Малис, унаследовала себе и врагов своей госпожи, ненавидящих ее со всей холодностью, на которую были способны лишь альдари. Пусть сама леди оставалась недосягаемой для яда или прикосновения стилета изменника, убийство избранного чемпиона напомнило бы госпоже Малис, что ее саму тоже могла настичь расплата за кровавое восхождение из рядов кабалов.
Все случилось в Вечер откровений. Иврайна улыбнулась воспоминанию. То была искаженная версия того, что когда-то именовалось Вечером кутежей — редким и зачастую несоблюдаемым обычаем временно откладывать в сторону разногласия, дабы отметить праздник жизни. Никто уже и не помнил, с чего начались эти торжества, их история затерялась где-то во тьме времен после Грехопадения, когда культам доминионов пришлось позабыть о привычных конфликтах ради выживания во Вселенной, в которой теперь существовал Великий Враг.
