И по волчьим следам ходили, и по медвежьим ступали, и заячьи видели. Знаменитые валенки!
Я спрашиваю:
— Куда это вы, Исаак Иванович?
Откашлялся он и на улицу показывает:
— Надо! Помощники мои идут! — И шею шарфом закутал.
Вышли мы на порог. Вижу, тропой от красной каменной школы поднимаются ребята. В куртках, с красными пионерскими галстуками. И машут Исааку Ивановичу кто шапкой, кто рукавицей. Пристроились, пошли за нами.
Исаак Иванович не разговаривает. И ребята молчат. У всех под валенками снег поскрипывает: скрип-скрип! Будто тянется одна хрустящая морозная песенка. Пришли ребята к клеткам, взялись за лопаты, за мётлы, смахнули с кровель снег. Каждый в клетке убирает. Исаак Иванович за ребятами присматривает.
А двое мальчишек встали в стороне и ничего не делают. Тут уж Исаак Иванович остановился:
— А вы почему стоите?
— А мы хотим помогать лечить зверей…
Хмыкнул Исаак Иванович, только пар клубком выпорхнул:
— Бери-ка лопату. Вот так! — И сам берёт. — Бери веник! Вот так! — И сам берёт. — Убирай, чтоб было чисто, хорошо. Вот и упасёшь зверей от болезни!
Тут и я лопату себе подобрал. Взялись все за работу. Молчим, попыхиваем. Только валенки свою морозную песенку продолжают.
Потом я часто встречал в тайге учеников Исаака Ивановича. И звероводов, и егерей. А как-то приехал в одно таёжное село, повстречался на речке с ребятами, а они давай мне разные истории рассказывать:
— A y нас рысь в колодец упала! Погналась за кошкой. Кошка — в ведро, а рысь прямо в воду!
— А мы лебедя вылечили. Он ко льду лапами примёрз. Мы его изо льда вырубили, и всю зиму он у нас жил! А сейчас в Африке!
Вдруг кто-то говорит:
— А Миролюбов так недавно Горбунка спас!
— Какой Миролюбов? — удивился я. — Уж не родственник ли Исаака Ивановича? Может, внук?
— Да нет, — засмеялись ребята, — это мы его так прозвали. Вот он! — И показали на рыжеватого, всего в веснушках мальчишку.
Гошка и Горбунок
Рыжий Гошка приезжал к деду в деревню каждое лето. Дед, старый таёжник, встречал его всякий раз у автобуса:
— Ты на автобусе? А я всё на небо смотрю! Думаю, с самолёта на парашюте спустишься!
Приговаривал он так потому, что Гошка жил у аэродрома. Отец его был таёжным лётчиком, летал над тайгой и два раза брал Гошку с собой в полёт.
Однажды они полетали над дедовой рекой, покружились над его домом и покачали крыльями. Так дед потом всем соседям рассказывал:
— Видели? Это мои летели! Я сразу узнал. Рыжие в самолёте были. Я рыжий, сын рыжий и внук рыжий. Раз рыжие, значит, мои, — довольно говорил дед.
Обычно он вёл Гошку лесной дорогой к домику над рекой и приговаривал:
— А я тебе подарок припас. Ну и подарок!
И Гошка знал, что в деревне для него уже прыгает или ручная белка, или домовитый бурундук, а может, и лисёнок. У деда всё бывает!
Но на этот раз старый таёжник ничего не обещал, а только просто распахнул дверь сарая и, усмехаясь, сказал:
— Ну, Горбунок, встречай гостя!
Из новенького стойла вышел маленький рыжий жеребёнок. Копытца точёные, с белыми манжетами, уши торчком, хвост метёлкой. Гошка так и замер. То деду улыбнётся, то Горбунку. Прямо прирос к коньку.
Обедать не идёт, ужинать не хочет. Все дедовы угощения в сарай перетаскал.
Соседка Петровна принесла парного молока, говорит:
— Ну-ка, Гошка, отведай парного! У меня ведь пить не кому: Ваня теперь в артиллерии, Вася по морям плавает. Гошка глоток отхлебнул, а всю банку — опять в сарай. А чуть новое утро занялось, вывел он Горбунка со двора и бегом к реке. Попрыгал Горбунок на берегу, будто манжеты замочить боялся, потом ступил в воду, отфыркался и поплыл за Гошкой мимо белых кувшинок.
Так они и сдружились. Куда Гошка, туда и Горбунок: Гошка на покос — и Горбунок следом, Гошка к лесу — и Горбунок туда же. Собирает Гошка ягоду — всю пополам: горсть себе, горсть Горбунку. А припечёт солнце — выберутся опять к реке, на песок лягут и слушают, как шелестит река. Потом вдруг послышится шум мотора, появится из-за леса маленький самолёт, покачает крыльями. Гошка вскочит, станет размахивать майкой, а Горбунок тоже задерёт вверх голову и машет хвостом, будто и он знает, что там не кто-нибудь, а Гошкин отец, таёжный лётчик.
Пройдёт Петровна мимо, обязательно скажет:
— Ну и дружки! Прямо рекой не разольёшь!
Говорила она это в шутку, а получилось всё на самом деле.
Неожиданно погода переменилась. Вдруг с океана помчались на тайгу тучи. Стало темно, над сопками загрохотали проливные дожди. Река стала мутной, забурлила и вырвалась из берегов.
Сперва по ней откуда-то поплыли ульи. Над ними кружились и отчаянно гудели пчёлы. Потом по реке понеслись сорванные брёвна, смытые заборы, закувыркались белые капустные кочаны.
Горбунок испуганно пятился от берега, а Гошка, хоть и сам чувствовал тревогу, гладил его и приговаривал: «Ничего! Не бойся!» Потом отвёл Горбунка в сарай, подбросил в кормушку сена и прикрыл дверь.
А к вечеру в деревню прикатили две зелёные «амфибии» с солдатами. Из одной вышел командир с двумя звёздочками на погонах и стал оглядывать берег… Вокруг него сразу зашумела толпа.
— Пора перевозить народ на высокую лесную сторону, — говорили одни солдаты.
— Надо подождать! — возражали другие. — А вдруг вода спадёт?..
Но река поднялась ещё выше, вода выплеснулась на луга, дороги и потекла по улицам… Кое-кто уже полез на крыши.
Тогда лейтенант, приподняв шлем, махнул рукой:
— Пошли!
И к машинам сразу потянулись жители — кто с узлом, кто с приёмником, кто с курами в ящике.
А Гошкин дед сказал:
— Нас забирайте последними! Сперва тех, кто живёт пониже. Мы на бугре.
И, хотя Гошке хотелось забраться на «амфибию», он тоже сказал:
— Мы — последними!
— Ну и я последней! — вздохнула вдруг сзади Петровна. — Пока соберусь…
Тут дед и спохватился: Ваня-то у Петровны теперь в артиллерии, Вася по морям плавает! Кто же ей собраться поможет? Повернулся дед к Гошке и говорит:
— Ну-ка, внук, давай к Петровне!
— Да у вас у самих дел хватит, — остановилась она.
— А что у меня? — отмахнулся дед. — Одна медвежья шкура, валенки и тулуп. А табуретки да стол сами плавают! Беги, Гошка!
Гошка и сам уже собрался, только оглянулся на сарай.
