– Подойди сюда, милая, не бойся.
Девушка подошла с видимым страхом и смущением.
– Ты чья? – спросил барин.
– Домнина… – едва внятно прошептала она.
– Кто такая Домна?
– Скотница.
– Что же, она тебе мать, что ли?
– Нет.
– А мать где?
– Померла.
– Ну, а отец-то жив?
– Помер.
– Ты, значит, круглая сирота?
– Да…
– Не бойся, – продолжал барин, – ну, чего же ты испугалась? А сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Как тебя звать?
– Акулиной.
– Ну что же, Акулина, тебе, чай, замуж пора? Небось замуж-то хочется? А?
Акулина стояла как вкопанная и только переминала красными руками своими пестрядинную свою юбку.
– Ну, отвечай же, когда спрашивают тебя господа… Чего боишься? Говори: замуж хочешь?
Акулина не прерывала молчания.
– Je vous avais bien dit, qu’elle ́utait stupide[7], – произнес барин, обращаясь к жене.
– Mais aussi vous lui faites des questions… Cette pauvre fille![8] – отвечала супруга.
– Ну, ступай, – сказал он, слегка улыбнувшись, – ступай, Акулина, бог с тобою… Знаешь ли, ma bonne amie[9], – продолжал он, когда сиротка скрылась из вида, – сделаем доброе дело: пристроим бедную эту девку к месту, выдадим ее замуж…
– Ах! И в самом деле! Мне давно хочется посмотреть на деревенскую свадьбу; говорят, обряд этот у них чрезвычайно оригинален…
– О, удивительно! Я непременно доставлю тебе это удовольствие и завтра же прикажу старосте навести справки…
Но на другой день, как назло, приехало к ним несколько соседей, и барин, вместо того чтоб приказать старосте навести справки о деревенских женихах, отправил его в город для закупки разных съестных припасов, провизии и шампанского.
Несколько дней прошло в пирах и охоте.
Соседи наконец разъехались.
В скором времени сам владетель села Кузьминского стал приготовляться в дорогу. За всеми этими хлопотами он, конечно, не мог не забыть сиротки и, без сомнения, вернулся бы в Петербург, не вспомнив даже о намерении пристроить бедную сиротку, если б один совершенно неожиданный случай не навел его опять на прежнюю мысль. Доложили, что мужички пришли и просят позволения лично поговорить с его милостью. Барин отправился в прихожую, где крестьяне в молчании ожидали его появления.
Старый кузнец Силантий, его жена, брат и старший сын, парень превзродный, рыжий, как кумач, полинявший на солнце, вооруженные, как водится, яйцами, медом, караваем и петухом, повалились на пол, едва завидели господина.
– Встаньте, встаньте! – проговорил с достоинством помещик. – Вы знаете, я этого не люблю… встаньте, говорят вам…
Семейство кузнеца медленно и как бы нехотя приподнялось с пола.
Одна жена Силантия противилась исполнить приказание и с заметным упрямством продолжала валяться по земле, так что барин вынужден был на нее наконец вскрикнуть.
– Что вам надо? – спросил помещик.
– Вот, батюшка, – начал Силантий, – не побрезгай, отец ты наш… Вы, вы отцы наши, мы ваши дети, прийми хлеб-соль.
– Какие вы глупые, право; сколько раз говорено было не носить ко мне ничего!.. Ну, куда мне все это?
– Уж так водится у нас, батюшка Иван Гаврилыч, не обидь нас, кормилец…
– Ну, ну… отдайте людям.
Вручив принесенное близ стоявшим лакеям, старый кузнец снова повалился наземь и, как бы почувствовав себя теперь облегченным от огромной тяжести, сказал гораздо развязнее и бойчее прежнего:
– К твоей милости пришли, Иван Гаврилыч.
– Что такое?
– Заставь, батюшка, за себя вечно богу молить…
– Ну, ну, ну…
– Да вот, отец ты наш… парню-то моему не то двадцатый годок пошел, не то более, так пришли просить твоей милости, не пожалуешь ли ему невесты?..
– Пускай, братец, парень твой выберет себе какую ему угодно невесту… из любка любую выбирает; я не прочь, отнюдь не прочь.
– Дело-то, батюшка Иван Гаврилыч, такое приспело, что вот что хошь делай: нет на деревне у нас ни одной девки, да и полно, и не знать, куда это подевались они… мы на тебя и надеялись, отец наш… Заставь вечно бога молить…
– Откуда же мне взять невесту, братец, когда сам ты говоришь, что их нет у нас?
– Дело знамое; оно, вестимо, так, батюшка… Да мы чаяли, буде твоей милости заугодно буде… вот в соседнем-то селе – Посыпкино… так ему кличка, – вот есть девка, добрая, куда какая… Летось еще, батюшка Иван Гаврилыч, смотрели мы ее и сваху засылали, да отец с матерью дорого больно просят… а девка знатная, спорая… Вот, батюшка, мы на ту пору и понадеялись на тебя, чаяли, буде господь бог даст, пожалуешь ты к нам, да не будет ли твоей милости… не заплатишь ли выводного за девку… а уж он, Иван Гаврилыч, куда парень гораздый, на всяко дело такой, что и!.. Батюшка! Сделай божеску милость, не откажи нам…
– Постой, постой! – прервал барин. – Как же, братец, говоришь ты: нет у нас невест… постой… да я знаю одну… Эй! Кликнуть старосту.
Староста, стоявший в это время за дверью и, по обыкновению своему или, лучше сказать, по обыкновению всех старост, не пропустивший ни единого слова из того, что говорилось между мужиками и барином, не замедлил явиться в переднюю.
– Что, Демьян, есть у нас в Кузьминском невеста?
– Есть, батюшка Иван Гаврилыч.
– Где?.. В какой семье?
– Вот, сударь, примерно хошь на скотном дворе у скотницы есть работница…
– Ах, да, да! Я и забыл… как бишь ее зовут-то?
– Акулиною, сударь…
– Да, Акулина, Акулина…
Кузнец и жена его заметно смутились; барин продолжал:
– Так что же ты врешь, Силантий, а? Что ж ты приходишь меня беспокоить по пустякам!
– Помилуй, отец ты наш! – сказал Силантий; голос его дрожал и понизился целою октавою, не то что вначале, где он думал, что барин-де не смекает ничего в крестьянском деле и что, следовательно, легко будет обмишурить, надуть такого барина. – Помилуй, – продолжал он, – не обижай ты нас, кормилец. Вы… вы ведь отцы наши, мы ваши дети… батюшка Иван Гаврилыч; какая же то невеста?
– Что ж?
– Сирота, батюшка, бездомная, и девка-то совсем хворая… Опричь того, батюшка, позволь слово молвить, больно ломлива, куды ломлива! Умаешься с нею… Ни на какую работу не годна… рубахи состебать не сможет… А я-то стар стал, да и старуха моя тож… перестарились, батюшка… Вестимо, мы твои, Иван Гаврилыч, из воли твоей выступить не можем, а просим только твоей милости, не прочь ты ее моему парню.
– Ах ты, старый дуралей! – сказал барин, сердито топнув ногою. – Если уж сирота, так, по-твоему, ей и в девках оставаться, а для олуха твоего сына искать невест у соседей… Что ты мне белендрясы-то пришел плесть?.. А?.. Староста! Девка эта дурного поведения, что ли?
– Кажись, ничего не слыхать про нее на деревне… девка хорошая.
Нет сомнения, что староста жил не в ладу с кузнецом Силантием.
– Так что ж ты? А?..
– Не гневись…
– Молчать!.. Слушай, Силантий! Сейчас же, сию ж минуту сватай Акулину за твоего сына… слышишь ли?..
– Слушаю, батюшка Иван Гаврилыч…
– Отправляйся же на скотный двор… Смотри, брат… да чтоб свадьбу сыграть у меня в нынешнее же воскресенье… Вот еще вздор выдумал, если сирота, так и пренебрегать ею… а?..
Старуха Силантия не выдержала. С плачем и воплем бросилась она обнимать ноги своего господина.
– Батюшка! – вопила баба. – Отец ты наш! Не губи парня-то… Девка совсем негодная, кормилец; на всей деревне просвету нам с нею не дадут, кажинный чураться нас станет; чем погрешили мы перед тобою, касатик ты наш?.. Весь свет осуду на нас положит за такую ахаверницу…
– Что ты врешь, глупая баба? Встань, встань, говорят тебе… Пошла вон… А ты, Силантий, понял мой приказ? Ну, чтоб все было исполнено, да живо, слышишь ли?
– Слушаю, батюшка Иван Гаврилыч, – отвечал кузнец, кланяясь в пояс.
– Ну, ступай же! – продолжал барин. – Ах, да! Я и забыл… Силантий!..
Кузнец вернулся в переднюю.
– Тебе говорил Петр Иванов осмотреть коляску? Там, кажется, шина лопнула.
– Сказывал, Иван Гаврилыч.
– Ну так распорядись же как можно лучше; я еду во вторник на будущей неделе… ступай!..
Когда дверь передней затворилась за кузнецом, Иван Гаврилович отправился во внутренние покои. Проходя мимо большой залы, выходившей боковым фасом на улицу, он подошел к окну. Ему пришла вдруг совершенно бессознательно мысль взглянуть на мину, которую сделает Силантий, получив от него такое неожиданное приказание касательно свадьбы сына.
Иван Гаврилович, к крайнему своему удивлению, заметил, что все члены семейства кузнеца шли, понуря голову и являя во всех своих движениях признаки величайшего неудовольствия.
– Что ты здесь делаешь, Jean? Что тебя так занимает? – сказала барыня, подкравшись к нему на цыпочках и повиснув совершенно неожиданно на шею своему мужу.
Иван Гаврилович молча указал ей на удалявшихся мужиков, покачал сначала головою и пожал плечами…
VI
Что без ветра, что без вихоряВоротички отворилися.Как въезжал на широкий дворСвет Григорий, господин,Свет Силантич, сударь.Увидела Акулина-душа,Закричала громким голосом:«Сберегите вы, матушки, меня!Вот идет погубитель мой!..»
Русская песня
Быстро летит время! Не успели мужички села Кузьминского и двух раз сходить на барщину после описанной нами сцены, как глядь – уж и воскресенье наступило. В этот день, как вообще во все праздничные дни, деревня заметно оживлялась.
