части корпоративного ПО – всякие бухгалтерии и простенькие ОС – но оно не сильно отличается от Имперского.
Я допил виски.
– Слушай, Брут, я плачу тебе деньги за важную работу, своим отказом ты меня только расстраиваешь, – Брут немного покраснел. – И мне нужны отслеживающие устройства. За них я тоже заплачу. Оставь их в машине, когда закончишь диагностику.
– Хорошо, Маркус, – садясь за бар, сказал Брут и положил на край грязное полотенце. – Коктель, – обратился он к бармену.
– Сейчас, сэр.
– У вас потрясный бар, – сказал я, указывая на спящего пьяного. – Я его постоянно вижу. Кто он? Как его зовут?
– Да мы его так и зовем: Макинтош. Он с утра напивается, спит целый день, к вечеру трезвеет и идет восвояси. Всегда говорит, что ненавидит Империю, чтобы выпить за счет заведения. Я говорил Энею, что ему пора прекратить бесплатно наливать. Максимум чего он против Империи сделал – это не отогнал мух, когда те гадили на портрет Абсолютоса.
На этот раз бармен быстро принес коктейль с зонтиком в виде орла.
– Так о чем мы тут воркуем, голубки, – неожиданно подокрался Эней, строго глянув на Брута. – Где мое вино и бокал, дурень, – гаркнул он опять на унылого бармена. – Ах вот оно! Замечательно.
Эней начал наливать бокал сначала себе, потом стал подливать мне в стакан.
– Опять эти сцены, – недовольно пробурчал Брут.
– Так, достославные мои венерики и пьяницы, у меня тост! – вскинул бокал Эней. – Эй, Макинтош, проснись. Налей ему чего-нибудь, что стоишь?
Макинтош вскинул голову:
– От виски я бы не отказался.
– Хорошо– хорошо. Давайте все живее. Так у меня тост! Выпьем за Любовь!
– За Любовь! За любовь! За любовь, – закричал Макинтош, держа в руке стакан с только что принесенным виски.
Я слегка вскинул стакан и выпил немного вина. Макинтош, после криков, одним махом уделал виски и снова провалился в бездну пьяных сновидений. Брут расстроенный вышел из зала, а Эней продолжил хлестать вино бокал за бокалом. Я думал, что так не стоит проводить вечер после тяжелого дня, но я все равно напился вместе с Энеем.
– Эней, извини, но я должен идти, – заплетающимся языком сказал я толстяку после этак восьмого стакана виски. – Не хочу попасться в «Последний Час».
– За Брута порву. Ты смотри мне, – на последней стадии опьянения он это начал все чаще и чаще повторять. – Но давай еще по одной. Ты уже и так под мухой. Больше, меньше – не убудет. Неси еще вина!
– Нет, я все, – шатаясь, я вышел из-за барной стойки. – И что ты там говорил про колибри?
– Элегантное оружие. Эту крошку легионеры прозвали «Шепот Смерти». Если даже промахнешься – жертва не услышит выстрела.
– Хорошо, Эней, оставь её в аэрокаре, я завтра заберу.
Я вышел из бара под крики Энея, который хотел опоить меня до такой степени, чтоб я спал рядом с Макинтошем.
Закатное солнце пробивалось через дым раскрасневшимся диском. На звуковых скоростях, возле переходов между шпилями мега-блоков, носились планеры и аэрокары, оставляя за собой доплеровский свист. Люди разбредались по своим уютным норам, после работы.
Меня замутило из-за виски перемешенным с вином. Я подбежал к ограждению моста и выблевал содержимое желудка в пустоту. Хорошо, что на нижних ярусах никто не живет, а то моя желчь наберет достаточное ускорение, чтобы размозжить голову пешеходу. Ещё немного я наблюдал, как следствие хорошего отдыха исчезает в бесконечности. Какие низкие заборчики. Пьяному, как два пальца об асфальт, чтобы присоединиться к моей рвоте в танце свободного падения. У меня закружилась голова. Там внизу могла развиться своя неповторимая жизнь, в этой бездне могли прятаться противники режима: опальные сенаторы, впавшие в немилость чиновники, легионеры отказавшиеся выполнять бесчеловечные приказы. Возможно у них там своя цивилизация свободная, но темная, спрятанная под величием Империи. Хороший же я им подарок преподнес.
Поезд магистрали донес меня до моих новых апартаментов. Квартирка оказалась так себе. Последний жилец не отказывал себе в дешевом алкоголе и вонючем табаке. Вся мебель и стены пожелтели. В особых влажных местах разрасталась черная плесень, въевшаяся в бетон. В единственной комнате был встроенный в стену экран, а напротив него промятый диван. На окнах весели жалюзи, через которые пробивался слабый свет рекламных щитов с анимацией. По углам стояли нагромождения всякого хлама.
Я прошел на кухню. Она была типичной для всех мега-блоков. На стенах весели полки с посудой и бытовым принадлежностями, под полками стояла печь для разогрева пищи, а рядом находился протекающий умывальник, заполненный грязными тарелками и кастрюлями. В гудящем холодильнике мышь повесилась, я проверил. Вспомнив про пятно от кофе, я хотел постирать куртку, но стиральная машина была сломана, и из нее торчали плохо пахнущие бесформенные тряпки. В прошлый раз у Бюро с квартирами проблем не было. А эти апартаменты больше напоминали берлогу медведосвина.
Тусклый свет от лампочек только давил на глаза, вместо них я включил экран, чтобы он освещал эту свалку своим синим мерцанием. Я снял куртку, повесив её на крючок в прихожей, и лег на диван. Из экрана полилось:
«В предыдущих сериях «Приглашение к Любви»: рабыня Вирджиния сбежала к своему возлюбленному гладиатору Тулию, после того, как патриций Флавий, в надежде на ответные чувства, освободил её от рабства, сделав гражданином. А также: Сенатор Август узнал, что его жена изменила ему с всадником по кличке Сапожок. По просьбе сенатора варвар Вульрик соглашается убить и жену, и всадника, если освободят его брата из военного плена. Спасётся ли Оливия от своего ревнивца мужа? Воссоединится ли два любящих сердца Тулии и Вирджинии? Все это вы узнаете в сегодняшней серии! «Приглашение к Любви». В главных ролях…»
У меня даже сон, как рукой сняло. Я с удивлением приподнялся на локте. Мне никогда не удавалось увидеть этот сериал, а тут он заиграл всеми своими красками. На мгновение я поймал себя на мысли, что я хочу узнать, кто такая Вирджиния, и почему она любит Тулия до такой степени, что готова убежать от Флавия. В полу дреме я продолжал смотреть эту околесицу.
« – Август!
– Оливия!
– За что!?»
Видимо, где-то по середине серии, я все-таки отключился, потому что последнее, что я помню – это как Тулия бросили в клетку на съедение льву. В мое сознание проникали урывки. Заиграла музыка, ознаменовавшая конец серии. Она лилась из динамиков. Такая космическая, это музыка взывала, манила к тайне. Аккорды переливались в синтетических тональностях. Музыка приближалась к кульминации, как вдруг оборвалась на полу фразе.
