Вернувшись в свой кабинет, Джин остановилась у стола, глядя на маленький позолоченный календарь. Это был подарок от благодарного отца одного маленького пациента. Календарь сообщил ей, что сегодня двадцатое, пятница. Еще суббота, воскресенье, а потом — понедельник. Только два дня до возвращения Блейра!
Прекрасно сознавая, какое чувство это вызывает в ней, она как-то даже вызывающе подумала: «Конечно, я буду рада увидеть его!»
Но не нужно вспоминать, какими пустыми казались дни без него. Надо постараться, чтобы их отношения оставались безличными.
Тяжелая ей предстоит жизнь. Должна ли она принимать даже его дружбу?
Джин боялась задавать себе этот вопрос. Ответ на него она уже знала.
Глава четвертая
1
Как ни намерена она была сохранять отчужденность, — после возвращения Блейра Джин поняла, насколько трудно не дать опрокинуться этому барьеру.
Обманчивое спокойствие предыдущей недели неожиданно сменилось тем, что Салли Блейкер назвала «потоком неожиданностей». Две сложных операции у важных пациентов; один из них занял бокс, оставленный Тимом; потом поступили два тяжелораненых ребенка.
Сиделки падали с ног, и Блейр погрузился в множество проблем, накопившихся за время его отсутствия. Делая обходы со студентами, он мог только задавать сестре необходимые вопросы и слушать ее отчеты. И все же находил возможность заглядывать в «Золушку» «неурочно».
Все в палате уже привыкли, что мистер Марстон «возникает» тогда, когда его меньше всего ждут.
Тим, который завел среди больных мальчиков множество друзей, больше сестер радовался этим неожиданным посещениям.
Пришла еще одна пятница, а с ней благословенное затишье, которое тем более приветствовалось, поскольку неопытную Саммерс перевели в другую палату. Ее сменила незнакомая практикантка первого года; еще одна сиделка не работала: вывих запястья.
Неделя была утомительной, и в пятницу в пять часов вечера Джин, у которой уже с час как кончилось рабочее время, заглянула к себе в кабинет, чувствуя, что самая желанная сейчас вещь на свете — это чашка чая. Даже если бы она захотела присоединиться к другим в комнате отдыха сестер, это уже поздно; но в кабинете у нее есть благословенный электрический чайник, и последнее время у нее появилась привычка выпивать чашку чая, когда удавалось выделить на это несколько минут.
Она налила воды в чайник. И ждала, когда вода закипит. Вздохнула. Не похоже это на нее — поддаваться усталости, но в последнее время она непрестанно ощущает эту усталость, скорее душевную, чем физическую. Неужели мужество, с которым она всегда заставляла себя смотреть жизни в лицо, отказывает ей? Больше всего на свете она ненавидит трусость.
«Неужели я начинаю бояться?» — подумала она. Бояться, потому что будущее снова пугает ее? Она еще молода, но дорога впереди все больше кажется ведущей к полному одиночеству. Пока она отдается работе, зная, что приносит людям пользу, жизнь терпима. Но ведь когда-нибудь ей придется отказаться от работы…
Она резко оборвала эти мысли. «Должно быть, мне нездоровится». Наверно, и правда, ей необходим отдых. Отдохнув и вернувшись, она сможет лучше справляться с собой.
От тяжелых мыслей ее оторвал закипевший чайник. Это помогло взять себя в руки. Поставив перед собой чашку с блюдцем, она готова была сесть и писать отчет, когда в дверь постучали.
— Входите.
— Можно? Я вам не помешаю? — На пороге стоял Блейр.
Джин не знала, что делать с непослушным сердцем, но тон ее голоса и улыбка казались совершенно обычными.
— Вовсе нет. Заходите, мистер Марстон. — Она встала. — Вы как раз вовремя для чашки чая — если у вас есть на это время.
— Лучшее предложение за весь день, — ответил Блейр.
— Тогда садитесь, я вам налью.
Он сел в кресло, противоположное тому, с которого она только что встала, и принял из ее рук чашку.
— Какая вы добрая самаритянка, — улыбнулся он. — Именно то, что мне нужно: у меня просто не было времени осознать это. Весь день одно за другим. Не было времени даже на чашку кофе за ланчем — пришлось торопиться на заседание комитета.
Джин уже собралась садиться, но при этих словах выпрямилась.
— Вы хотите сказать, что ничего не ели?
Он рассмеялся.
— Не говорите так строго. Отсутствие ланча меня не беспокоит.
Она вернулась к буфету и принесла открытую банку и нож.
— Что ж, вас это должно беспокоить. Хотела бы я знать, что вы скажете пациенту, который признается, что ничего не ел между завтраком и ужином. Гарантирую, что вы скажете ему что-нибудь очень неприятное! Боюсь, это всего лишь печенье, но, пожалуйста, возьмите немного. — И прежде чем он смог возразить, торопливо добавила: — Мне прислала его… подруга, мастерица стряпать.
— Выглядит привлекательно. — Он взял кусочек золотистого бисквита «мадера»[4]. — Много лет ничего подобного не видел. Да, — с мальчишеским задором добавил он, — замечательно!
Джин не могла сдержать ответную улыбку. И в то же время задала себе вопрос: кто же за ним присматривает? Из всех людей на свете много и напряженно работающий врач больше всех нуждается в человеке, который заботился бы о нем.
Наступила тишина. Бессознательно разглядывая его лицо, Джин заметила, что оно выглядит усталым. В последние дни не было ни одной передышки, и она знала, что, подобно другим людям своей профессии — на вершине ее или внизу, он работает слишком много.
Он поднял голову. Их взгляды встретились, и на щеках ее вспыхнула краска. Что он должен подумать о ней — сидит и смотрит на него!
Но Блейр только светло улыбнулся — о, эти его улыбки, от которых у нее всегда перехватывает горло.
— Готов биться об заклад, что знаю, где живет ваша подруга, сестра, — сказал он.
— Да. Печенье прислали из Шотландии, — ответила она. — Конечно, оно домашнее.
— Я так и думал. Оно не из мира синтетической дряни, которой нас кормят в эти «просвещенные» технологические дни! Этим следовало бы заняться серьезно, а не оставлять журналистам, которые не устают напоминать нам, что мы медленно отравляем себя. Искусственные красители, запрещенные в других странах; сладости, определенно опасные для здоровья; «съедобные» масла; мороженое, изготовленное бог знает из чего — конечно, не из чистых сливок и яиц, которые использовала старая экономка моей матушки.
— По всем этим вопросам создавались королевские комиссии[5], — подхватила Джин. — И ответ был всегда один и тот же: ничего нельзя сделать. Подумать только, на какие мысли может натолкнуть это печенье мадера! Возьмите еще.
