Эрмина Блэк
Не оглядывайся, Джин…
Глава первая
1
Солнце через высокие окна заливало своими лучами просторную палату, на стенах которой были изображены сцены из самой известной и любимой сказки детей всего мира: золотоволосая Золушка в лохмотьях — и в бальном платье; вот она одиноко сидит у очага; вот танцует с принцем; бежит от звона полуночи; и наконец триумфально надевает стеклянную туфельку. Росписи сделаны известным художником, который разделял немодную сегодня уверенность в том, что талант следует использовать для изображения красоты, а не уродства. Он нарисовал эти картины в знак благодарности за жизнь своего ребенка, которую спасли врачи и сестры больницы Св. Катерины.
«Золушка» — хирургическая палата, и большинство ее обитателей временно прикованы к постели. Но теперь час, когда те, кто может вставать, заняты игрушками и книгами.
Джин Кемпбелл была на середине палаты, когда из занавешенного бокса вышла сиделка и быстро направилась к ней.
— Что-нибудь случилось? — спросила Джин, встревожившись и чуть сведя брови.
— Нет, сестра. Ничего нового. — И проследив за взглядом Джин, добавила: — Никаких перемен. Когда вы ушли, он сначала был беспокоен, но теперь спит. С ним Саммерс.
— Его не оставляли одного? — В мягком голосе сестры прозвучала резкая нота.
— О, нет. Только вот… у нас не хватает людей. Тут должна бы быть специальная…
— Нам не нужна помощь со стороны. Боже! Да нас здесь шестеро… Мистер Марстон не заходил?
— Нет.
— Хорошо. — Повернувшись, сестра склонилась к маленькой спящей девочке. — Вы позвонили ее матери, как я пообещала?
— Да. Слава богу, она не хочет здесь дежурить. Когда дома еще пятеро, наверно, научишься доверять другим.
— Бедняжка. Не сомневаюсь, она предпочла бы, чтобы ребенок был у нее на глазах. Но думаю, она спокойна за девочку, которую оставила у нас. — Джин последовала дальше, но когда минуту спустя зашла в занавешенный бокс, на лице ее отразилось беспокойство. Сделав предупредительный жест молодой нянечке, сидевшей у постели, Джин остановилась, глядя на лежащего мальчика.
— Как он? — негромко спросила она.
— Пульс хороший, температура чуть ниже нормальной, дыхание в норме. Я слежу за капельницей. — Молодой нянечке хотелось выглядеть в глазах старшей сестры очень профессионально. — Мистер Марстон сказал, что мы должны…
— Да, да. Можете пойти попить чаю, Саммерс. Я посижу с ним, пока вы не вернетесь.
Саммерс встала, но, положив руку на занавес, остановилась.
— Да? — Джин вопросительно посмотрела на нее.
— Только… он один раз открыл глаза, сестра. Я думаю, он искал вас. — Саммерс, самая молодая из сиделок-практиканток, была еще настолько неопытна, что слегка покраснела. — Я же заметила… он, как пришел в себя, не отпускает вас.
— Все будет хорошо. Идите, — мягко сказала Джин.
«Бедняжка!» — подумала она, садясь на освободившийся стул и осторожно укрывая маленькие руки, неожиданно появившиеся из-под простыни. Стиснутые пальцы расслабились, обвились вокруг ее руки, и, хотя спокойное выражение Джин не изменилось, сердце ее дрогнуло жалостью. Она давно научилась контролировать чувства, когда дело касалось маленьких пациентов; и, прежде всего, никогда не показывать, как ей больно бывает видеть страдания малышей. Поступать иначе — означало расслабиться, что могло только навредить больным детям; на такой работе приходится учиться быть спокойной и бесстрастной; Джин всегда помнила, что говорила ей строгая сестра во время учебы: «Вы здесь для того, чтобы вылечить пациентов, а не для того, чтобы плакать над ними!»
Прошел почти год с тех пор, как Джин Кемпбелл, штатная сестра в «Золушке», получила повышение и стала старшей сестрой. Конечно, были недовольные, считавшие, что они более достойны занять освободившееся место: вакансия возникла, когда предыдущая старшая сестра ушла с работы, выйдя замуж. Но сегодня ни одна сестра или нянечка не сомневались в мудрости выбора, сделанного матроной[1].
Именно благодаря своему неизменному самоконтролю Джин стала хорошей сестрой. Тем не менее она не могла не испытывать к некоторым детям особых чувств, и с первых же минут появления здесь шестилетнего Тимоти Баррингтона между ними возникла «любовь с первого взгляда». Но и все остальные в палате и многие за ее пределами тревожились за Тима. Разве он не особый пациент мистера Блейра Марстона и разве этот молодой хирург не является главным консультантом больницы Св. Катерины? Мистер Марстон рисковал своей профессиональной репутацией, делая операцию мальчику, вопреки мнению нескольких своих старших коллег, которые не решались на это из-за грозящих осложнений. Эти врачи говорили отцу мальчика, что тот вряд ли перенесет операцию; только Блейр Марстон готов был рискнуть, уверенный, что добьется успеха.
Джин протянула руку и сняла табличку, висевшую в изголовье кровати. Она все еще внимательно изучала ее, когда занавес распахнулся и мужской голос произнес:
— Добрый день, сестра. Все в порядке?
— Добрый день, мистер Марстон. — Если бы она не запретила себе думать об этом, то, вставая, попыталась бы, наверно, отыскать причину, почему ее сердце теряет покой в его присутствии. — Да, кажется, все в порядке.
— Очень хорошо. — Серьезное лицо Марстона осветилось улыбкой, и Джин отошла в сторону, уступая ему место у кровати.
Из-под простыни снова появилась маленькая ручка и беспокойно металась, словно искала кого-то. Чувствительные пальцы хирурга сомкнулись вокруг тонкого запястья, и, не отрывая взгляда от часов, он принялся считать пульс.
Глядя на него, Джин который раз замечала, как серо-голубые глаза словно смягчаются при взгляде на больного ребенка. В Блейре Марстоне чувствовалась спокойная сила, казалось, заполнившая тесное помещение; от него исходило ощущение безопасности, которое, впрочем, никак не успокаивало Джин.
Внимание врача было сосредоточено на больном мальчике, а Джин ясно, будто видела это на экране кино, вспоминала свою первую встречу с ним. Она видела, как идет навстречу высокой властной фигуре в белом халате, окруженной студентами. Она уже слышала о «новом враче», который считался самым способным молодым хирургом, и думала о том, как они сработаются. Шепотом сообщали, что он человек строгий и придирчивый, хотя способен на доброту и сочувствие к тем, кто работает с ним и под его началом — конечно, если они честно делают свое дело.
С тех пор Джин не раз видела, как этот твердый, резко очерченный рот смягчается, когда хирург разговаривает с маленькими пациентами, и думала, как странно и несправедливо, что у этого человека нет жены и собственных детей. Те, кто хорошо его знал, говорили, что он предан только своей работе, и ее собственные наблюдения подтверждали это. Снова и снова она убеждала себя, что он интересует ее только как замечательный хирург; и если она постоянно о нем думает, то это вполне естественно, учитывая, какую важную роль он играет в ее профессиональных делах. Убеждала себя и знала, что лжет…
