Ее улыбка стала жесткой. Она посмотрела на мужа.
— Мы не поддадимся, Джереми, — сказала она. — Мы найдем выход из положения — даже если мне придется для этого ограбить банк!
Глава 3
— Деньги! — сказала Лин.
Роули Клоуд кивнул. Это был коренастый молодой человек, загорелый, с задумчивыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. Он отличался крайней медлительностью, которая казалась не врожденной, а нарочитой.
— Да, — сказал он. — Сейчас, кажется, все сводится к деньгам.
— А я думала, что у фермеров во время войны дела шли превосходно.
— Да, конечно, но этого не хватит надолго. Через год мы сползем на прежний уровень. Рабочих не найти, платить надо больше, все недовольны, никто не знает, чего, собственно, хочет. Только если ведешь хозяйство на широкую ногу — тогда, конечно, ничто не страшно. Старый Гордон это понимал. Именно так он хотел поставить дело, когда собирался в нем участвовать.
— А теперь?.. — спросила Лин.
Роули усмехнулся.
— А теперь миссис Гордон едет в Лондон и выбрасывает пару тысяч фунтов на норковую шубку.
— Но это… это грешно!
— О нет. — Он помолчал и сказал:
— Мне бы хотелось купить норковую шубку тебе, Лин…
— Что представляет собой Розалин, Роули? — Лин хотелось знать мнение сверстника.
— Ты увидишь ее сегодня. На вечеринке у дяди Лайонела и тети Кэтти.
— Да, знаю. Но мне интересно именно твое мнение. Мама говорит, что она полоумная.
Роули задумался.
— Ну, я бы тоже не сказал, что интеллект — ее сила. Но думаю, что она только кажется полоумной — из-за того, что слишком следит за собой.
— В чем же?
— О, во всем. Главным образом, следит за своим выговором — у нее, знаешь, сильный ирландский акцент. И еще — при выборе вилки. И при возникающих в разговоре литературных ассоциациях.
— Так она в самом деле совсем… необразованна?
Роули усмехнулся.
— Да, она не леди, если ты это имеешь в виду. У нее прелестные глаза и прекрасный цвет лица — я полагаю, на это и попался старый Гордон. Да к тому же у нее трогательно наивный вид. Не думаю, что это притворство, хотя, конечно, трудно сказать. Она всегда какая-то потерянная и предоставляет Дэвиду собой руководить.
— Дэвиду?
— Это ее братец. Могу поклясться, что зато уж он-то далеко не наивен…
— И Роули добавил:
— Он не слишком жалует нас.
— А с чего бы ему нас любить? — резко спросила Лин и добавила, поймав удивленный взгляд Роули:
— Я имею в виду, что и ты не любишь его.
— Разумеется, не люблю. Да и тебе он не понравится. Он не нашего круга.
— Ты не знаешь, Роули, кто мне нравится и кто не нравится. Я немало повидала за последние три года. Думаю, что мой кругозор расширился.
— Ты больше видела, чем я, это правда.
Он сказал это спокойно, но Лин внимательно взглянула на него. Что-то скрывалось за этим ровным тоном.
Он ответил ей твердым взглядом, лицо его не выражало никакого волнения.
Лин вспомнила, что всегда было нелегко узнать, о чем думает Роули.
Все в этом мире стало шиворот-навыворот, думала Лин. Раньше мужчина шел на войну, а женщина оставалась дома. А теперь получилось наоборот.
Из двух молодых людей, Роули и Джонни, один должен был остаться на ферме. Они бросили жребий — Джонни Вэвасаур пошел в армию. Он погиб почти сразу, в Норвегии. За всю войну Роули не уезжал от дому дальше, чем за две мили.
А она, Лин, побывала в Египте, в Северной Африке, на Сицилии. Не раз ей пришлось бывать под огнем.
И вот теперь они встретились — Лин, вернувшаяся с войны, и Роули, остававшийся дома.
Она вдруг подумала: быть может, это ему неприятно.
Нервно кашлянув, сказала:
— Иногда кажется, что все идет как-то кувырком. Верно?
— Не знаю…
Роули без всякой мысли смотрел на расстилавшееся впереди поле.
— Зависит от обстоятельств.
— Роули… — Она заколебалась. — Тебя не огорчило… Я хочу сказать… Джонни…
Его холодный взгляд заставил ее остановиться.
Оставь Джонни в покое! Война окончена — мне посчастливилось.
— Ты хочешь сказать: посчастливилось, что… — она в сомнении остановилась, — что тебе не пришлось… идти?
— Ужасное везение, не правда ли?
Она не знала, как понять эти слова. В его голосе звучало сдерживаемое волнение. Он прибавил с улыбкой:
— Но, конечно, девушкам из армии будет трудно привыкнуть снова к дому.
Она с заметным раздражением сказала:
— Не говори глупостей, Роули. Не надо.
Но с чего бы ей раздражаться? Не с чего, если только его слова не задели ее за живое.
— Ну ладно, — сказал Роули. — Я думаю, нам лучше поговорить о нашей свадьбе. Если только ты не передумала.
— Конечно, не передумала. С чего ты взял?
Он ответил неопределенно:
— Почем знать…
— Ты хочешь сказать… ты думаешь, что я… что я изменилась?
— Не особенно.
— Может, ты сам передумал? Скажи мне.
— О нет, я-то не передумал. Тут, на ферме, какие уж перемены… Никаких…
— Ну, тогда все в порядке, сказала Лин, чувствуя какую-то неудовлетворенность. Когда ты хочешь назначить свадьбу?
— В июне примерно.
— Согласна…
Они молчали. Все было решено. Но помимо воли Лин чувствовала страшную подавленность. Роули был Роули — такой же, как всегда. Любящий, спокойный, ненавидящий громкие слова.
Они любят друг друга. Они всегда любили друг друга и не говорили о своей любви — зачем говорить о ней сейчас?
Они поженятся в июне. Будут жить на ферме «Лонг Уиллоуз» (ей всегда нравилось это красивое название «Высокие ивы»), и она никогда больше не уедет. Не уедет — то есть в том смысле, какой приобрели для нее теперь эти слова. Волнение той минуты, когда поднимают трап, беготня команды…
Трепет, когда самолет отрывается от земли и парит в воздухе. Очертания незнакомого берега… Запах горячей пыли, нефти и чеснока, трескотня чужой речи… Незнакомые высокие цветы, гордо растущие в пыльных садах…
Упаковка вещей — где-то будем распаковывать их в следующий раз?
Все это кончилось. Война кончилась. Лин Марчмонт приехала домой. Она дома. «Дома матрос, вернулся он с моря…»
«Но я уже не та Лин, которая уезжала», — думала она.
Она подняла глаза и увидела, что Роули наблюдает за ней…
Глава 4
Вечеринки у тети Кэтти всегда были похожи одна на другую. Они оставляли впечатление той же неумелости, того же художественного беспорядка, что и сама хозяйка.
Доктор Клоуд с трудом сдерживал раздражение. Неизменно вежливый с гостями, он в то же время не оставлял сомнения в том, что вежливость дается ему с большим трудом.
По внешнему виду Лайонел Клоуд был чем-то похож на своего брата Джереми. Тоже сухощавый и седой, он, однако, не отличался невозмутимостью, присущей его брату-адвокату. Он был нетерпелив и резок — его раздражительность восстановила против него многих пациентов, которые не видели за ней его большого врачебного опыта и человеческой доброты. Но по-настоящему интересовали его только научные исследования, своим хобби он считал изыскания по истории употребления лечебных трав. Человек рациональный и умный, он с трудом терпел причуды жены.
Лин и Роули всегда называли миссис Джереми Клоуд только Фрэнсис. Миссис Лайонел Клоуд именовалась не иначе, как тетя Кэтти. Они любили ее, но считали во многом смешной.
Эта вечеринка, устроенная специально, чтобы отпраздновать возвращение Лин домой, была делом чисто семейным.
Тетя Кэтти нежно приветствовала племянницу:
— Какая ты хорошенькая и загорелая! Это все Египет, я уверена. Ты прочла книгу об оракулах страны пирамид, которую я послала тебе? Очень интересно!.. Все становится так понятно, не правда ли?
От необходимости отвечать Лин была избавлена приходом миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.
— Это моя племянница Лин Марчмонт, Розалин.
Лин, насколько это позволяли приличия, с любопытством осмотрела вдову Гордона Клоуда. Да, она хороша, эта девочка, которая вышла за старого Гордона Клоуда из-за его денег. Справедливы были и слова Роули о том, что у нее вид воплощенной невинности. Черные волосы, ниспадающие крупными волнами, ирландские синие глаза с поволокой, полураскрытые губы.
Все остальное в ней свидетельствовало о богатстве. Платье, драгоценности, маникюр, меховая пелерина. Фигура хорошая, но она не умеет по-настоящему носить дорогую одежду, носить ее так, как носила бы Лин Марчмонт, если бы ей дали хоть половину таких средств. («Но у тебя никогда не будет этих средств», — сказал ей тут же внутренний голос.) — Здравствуйте, как поживаете? — сказала Розалин Клоуд.
И повернулась в нерешительности к мужчине, стоявшему за ней.
— Это… Это мой брат.
— Как поживаете? — сказал Дэвид Хантер.
Это был стройный молодой человек с темными волосами и темными глазами.
Он не казался счастливым — скорее излишне дерзким и готовым постоять за себя.
