часы. Девушка была хорошим ходоком, но и она утомилась от скорого шага своего спутника и зноя. Катбад позволил сделать ещё несколько коротких привалов, прежде чем с приходом сумерек окончательно остановился на ночлег. Кажется, Кузнец был доволен и погони за ними не последовало. Тем не менее, путешественники не стали разжигать костра и, наскоро поужинав, улеглись спать.
Несмотря на тревоги дня, Гнеда мгновенно погрузилась в крепкий здоровый сон. Она проснулась оттого, что Катбад немилосердно расталкивал её.
— Что-то стряслось? — испугалась девушка, вскакивая с хвойной подстилки.
— Вот-вот рассветёт, пора.
И они двинулись дальше. Теперь Катбад шёл без вчерашней спешки. Безмятежно проведённая ночь немного умерила его волнение, но он не переставал поглядывать по сторонам зоркими глазами охотника. К счастью, опасения Кузнеца оказались напрасными, и к вечеру второго дня окольными стёжками путники добрались до деревни.
Лесная тропа кончалась у реки, откуда к жилью вёл неглубокий каменистый брод. Как же сладостно было окунуться уставшими ногами в студёную воду после целого дня ходьбы! Гнеда и Катбад весело переглянулись: кажется, их путешествие заканчивалось благополучно. Гром почувствовал их настроение и весело поскакал вперёд по мокрым валунам.
Перейдя на правый берег, они поднялись вверх по крутому холму. На деревню уже спускались сумерки. Скотина была загнана, над домами ровными столбиками курился дым. Приятно пахло речной сыростью, остывающим после жаркого дня песком и свежим хлебом. Эти запахи напомнили Гнеде Переброды, и она почувствовала тоску по дому. Кто знает, суждено ли ей вернуться?
Под деловитый лай собак спутники дошли до места. Дом Твердяты стоял на высоком берегу. Внизу уютно журчала Листвянка. Из-за плетня доносилось нежное благоухание первоцветов. Двор потихоньку погружался в полутьму, люди и звери готовились к вечерней трапезе и сну. Лишь собака, почуяв чужаков, принялась разрываться злым осипшим лаем.
Не успел Кузнец остановиться у ворот, как из избы выпорхнула тень.
— Батюшки, Катбад, ты ли это? — всплеснула руками маленькая женщина, появившаяся перед ними. Гнеда сразу узнала голос своей кормилицы, который совсем не изменился со временем. — А я слышу, Раскат заливается, думаю, кто же это пожаловал!
Твердята разглядывала гостей, беспокойно заправляя выбившуюся прядь под повойник. Её тело оставалось по-девичьи хрупким, на загорелом, уже тронутом первыми морщинами лице проступали обветренные скулы, ясные голубые глаза озабоченно перебегали с Кузнеца на девушку.
— Батюшки, Гнеда, деточка! — Твердята, скорее догадалась, чем узнала свою молочную дочь.
— Твердята! — Девушка не смогла сдержать радости и заключила женщину в объятия. — Вспомнила меня?
— Да как забыть, доченька! Какая же ты большая выросла, — воскликнула Твердята, вскинув руки и отстраняя от себя девушку, чтобы разглядеть её. — Заневестилась уж, поди! В понёву впрыгнула... — Твердята сложила руки на груди, подперев одной из них подбородок, и мелко закачала головой. — Как же скорёхонько время бежит, батюшки мои. Уж даве-то тебя на руках нянчила!
Гнеда счастливо засмеялась, и Твердята залюбовалась ею. Девушка уже перешла грань детства, её тело начало приобретать мягкость, но глаза оставались ребяческими. Вороная коса доходила до пояса, вокруг которого, действительно, была обёрнута красно-зелёная понёва.
— Да что ж мы тут прохлаждаемся! — всплеснула вдруг руками женщина. — Идём в избу!
— Погоди, — понизив голос, остановил её Кузнец. – Мы не просто в гости пришли. Сможешь ты приютить девку на время?
— Отчего ж не приютить, — удивлённо ответила Твердята. — Мы ведь как раз зимусь старшую выдали в Дубно, пашня да сев на носу, там и страда, лишняя пара рук как раз ко двору!
— Ну вот и славно, — удовлетворённо кивнул Катбад.
Когда Твердята ввела в сруб гостей, все домочадцы сидели за столом. Женщина торопливо что-то прошептала мужу, который лишь молча кивнул и встал, здороваясь с вошедшими.
— Мир твоему дому, Вячко! — поклонился Кузнец, не впервые бывавший в этой семье. —Хлеб да соль!
Пока мужчины обменивались словами приветствия, Гнеда переглядывалась с детворой, разрывавшейся между любопытством к вновь прибывшим и досадой от задерживаемого ужина. Гнеда в свою очередь низко поклонилась хозяину дома и старичку, видимо, отцу Вячко, и Твердята поспешила усадить её на лавку.
— Пчёлка, а ну пододвинься. Небось, и не помните друг дружку, а ведь от одной груди кормились, — засмеялась Твердята и потрепала по головам Гнеду и её соседку. — Вот, дочка моя, тебе молочная сестрица.
Пчёлка приветливо улыбнулась и подала гостье ложку.
Гнеда была так полна впечатлений от переживаний и дороги, что остаток вечера, проведённый в доме кормилицы, вспоминался потом словно в тумане. После ужина детей отпустили спать, взрослые же остались за беседой. Уходя, Гнеда кинула прощальный взгляд на Кузнеца, но тот с сосредоточенным видом обсуждал что-то с Вячко.
Твердята отправила девушек ночевать в сенник. Перед тем, как улечься, Пчёлка вдруг спохватилась, что не показала своей новоявленной сестре недавно родившегося телёнка. И долго перед сном они гладили нежную бархатистую шёрстку пахнущего молоком и сеном малыша под неодобрительным взором рогатой мамаши.
Пчёлка никак не могла наговориться — все братья и сёстры были гораздо младше, и теперь у неё вдруг появилась сестра и подруга одновременно. Но Гнеда, свернувшаяся калачиком в постеленном на сено овчинном кожухе, уже не разбирала слов. Речь Пчёлки постепенно сливалась с переливом реки внизу. Шумные вздохи коровы, печальный скрип коростеля на лугу, непривычная сытость и запах чего-то родного, давно забытого и вновь обретённого заставили её уснуть самым сладким за долгое время сном.
5. Семья.
На другой день Гнеда не сразу поняла, где находится. Сквозь дрёму она услышала звуки льющейся воды и тихий женский голос. Девушка пошевелилась, и щёку укололо сеном. Из хлева доносилась утренняя возня, поквокивали куры, тихонько стукало ведро о корыто и хлюпала пойлом корова. Твердята что-то ласково говорила ей, а, может быть, телёнку. Чуть в отдалении скрипнули ворота и фыркнула лошадь, прошуршали колёса телеги.
Гнеда с усилием стряхнула с себя сонную негу и приподнялась на локтях. Рядом посапывала Пчёлка, утренний свет мягко очертил её умиротворённое лицо, вишнёвые губы и светлые ресницы. Девушка потеребила подругу за плечо.
— Ты чего? – спросонья удивилась Пчёлка.
— Мать уже скотине корм задаёт, а мы всё дрыхнем.
— Ааа, — вяло пробормотала девушка и, махнув рукой, перевернулась на другой бок. – Она меня бережёт. Говорит, в молодухах ещё наработаюсь.
Последние слова Пчёлка уже мямлила сквозь сон.
Гнеда вздохнула и принялась спускаться. Тихо,
