глубокий сдавленный вдох. Она была слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться. Дабы удержать равновесие, девушке пришлось опереться о плечо Бьярки, на что тот довольно улыбнулся.
Даже через суровое шерстяное сукно рубашки Гнеда чувствовала тепло, исходившее от его тела. Выбившаяся из косы прядь коснулась лица юноши, но он словно не заметил этого.
Вода размеренно журчала под ногами, пока он спокойно и неторопливо преодолевал сопротивление волны. На середине потока Бьярки оступился, и пока юноша крепче перехватывал её, Гнеда на короткое мгновение ощутила на своей шее его дыхание. Он пах чем-то сладковатым. Травой, ночью, проведённой в лесу, здоровым мужским потом, лошадью и костром. И ещё чем-то знакомым и в то же время неуловимым.
Когда он осторожно поставил девушку на ноги на берегу, она чуть пошатнулась, опьянённая и смущённая его близостью. Бьярки угадал это. Он мягко засмеялся и негромко спросил:
— Отблагодаришь?
Гнеда непонимающе вскинула на него глаза.
— Угостишь ягодкой? — Он задержался взглядом на её губах, потом его взор скользнул к лукошку, которое Гнеда прижимала к животу, а в уголках смеющихся глаз пролегли мелкие морщинки.
Она вспыхнула и, развернувшись, быстро зашагала по тропинке.
— Ну, хоть поцелуй тогда! Смотри, должна будешь! — крикнул он ей вслед и беззлобно рассмеялся уже во весь голос.
Гнеда обернулась. Бьярки шёл обратно к другу, а тот стоял возле самой воды, сложив руки на груди, и неотрывно смотрел на девушку из-под нахмуренных бровей.
7. Солнцеворот.
— Ивар, полегче! До смерти меня решил засечь? — изнеможённо хохотал, лёжа на скамье Бьярки. — На венике листьев не осталось, одни розги!
Оба были красные и потные. Они уже давно сидели в бане и никак не могли напариться вдоволь. В очередной раз бросившись с разбегу в студёную реку, нагие и обессиленные, они выбрались на берег и рухнули прямо на траву.
— Хорошо-то как, — сказал Ивар, глядя в голубое небо, забелённое лёгкой дымкой.
Закатное солнце понемногу проваливалось в розовую громаду облаков на западе.
— Идём, спина стынет. — Бьярки вскочил и рывком поднял друга за руку.
Они остановились у старосты, который оказался более чем гостеприимным. Он, в отличие от Гнеды, сразу смекнул, сколько могли стоить пояса, оружие и кони путешественников. Без лишних расспросов он приказал своему сыну проводить молодых господ, куда они пожелают, а сам любезно предложил им перевести дух с дороги в собственном доме.
Переодетых в чистое, освежённых и разомлевших после бани и сытного кушанья гостей хозяйка свела спать на сеновал над конюшней. Но им хотелось продлить вечер, полный простых удовольствий, особенно ярких после лишений предыдущих дней.
Друзья развели костёр на откосе у реки. Ивар сидел скрестив ноги и отстранённо смотрел на огонь. Мягкий шелковистый песок приятно холодил босые ступни. Ночь стояла безветренная и тихая, запахи дыма, воды и хлева успокаивали, напоминая, что они, наконец, были по эту сторону леса, среди людей и под кровом.
— Если твой отец узнает, убьёт меня, — весело сказал Бьярки. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и рассеянно перекусывал былинку. — Мы с тобой, вдвоём, отрезанные от наших, в заброшенном хуторе.
— Ты не виноват, — негромко отозвался его друг, чуть качнув головой. По чёрным прядям скользнул отблеск костра. — Наверстаем остальных, увидишь, всё обойдётся.
— Я не должен был этого допустить. Хотя, я даже рад, что мы заблудились. — На губах Бьярки заиграла улыбка, от которой сердце любой девушки бы вмиг захолонуло. — Хозяйская дочь хороша, а? Прямо медовый пряник. — Глаза юноши заблестели. — А, впрочем, даже чересчур приторно. Мне отчего-то с самого утра хочется полуницы. — Губы Бьярки расплылись в ухмылке, и он мечтательно уставился на звёзды. — Что ж, за ягодами она уже ходила, завтра покажу ей, где цветёт папоротник. — Он усмехнулся и потянулся всем телом, словно лесной кот.
— Оставь её мне, — сказал Ивар.
Он смотрел на друга через костёр, и пляшущие язычки пламени, отражаясь в каре-зелёных глазах, казались болотными всполохами.
— С чего бы это? — не переставая улыбаться, удивился Бьярки, привстав на локте. — Девчонка как девчонка. И взглянуть особо не на что.
— Когда ты поднял её на руки, мне захотелось отнять её у тебя, — прямодушно ответил Ивар.
Бьярки коротко рассмеялся, скрывая замешательство:
— Если она тебе так глянулась, мог бы быть с нею поучтивей.
— Тебе-то не всё равно, она или хозяйская дочь?
— Ну, этой-то теперь лишь подмигни, за мной на край света побежит, а хозяйскую дочь ещё умаслить надо, — ухмыльнулся Бьярки.
Ивар без улыбки продолжал смотреть на друга.
— А ты отбей, — с вызовом предложил Бьярки. Усмешка задерживалась на его губах, но постепенно стала покидать глаза.
— Она так пришлась тебе по сердцу?
Бьярки огрызнулся:
— Говорю же, там и глядеть не на что. Тебя-то она чем привабила?
Ивар промолчал.
— Ладно, наплевать. Подолов на свете полно, а брат у меня один. Пусть твоя будет красна ягода.
— Не пожалеешь?
— Ты меня знаешь, найду об кого погреться. Это всего лишь девчонка. — Он зевнул и подошёл к Ивару, обняв его. — Идём, а то меня прямо на земле сморит.
***
Гнеда сама не поняла, как сумела уснуть в эту ночь. Стоило смежить глаза, и перед ней будто живой вставал Бьярки, насмешливый и лучистый, и его спутник, нелюдимый и враждебный.
Девушка ничего не рассказала подруге о своей утренней встрече, но вскоре и без того вся деревня знала о чужаках. Пчёлка не могла говорить ни о чём ином, описывая Гнеде каждую подробность внешности и облачения незнакомцев, которые ей удалось рассмотреть через щель в заборе или узнать со слов дочери старосты. Вот уж кому повезло, так повезло. А Гнеду брала оторопь оттого, что ей вновь хотелось услышать волнующий дурман, исходивший от Бьярки, почувствовать прикосновение тёплых рук и брызг воды на коже.
Чего-чего, а воды на следующий день хватало. Ещё на восходе солнца даже самые ленивые селянки выходили черпать росу, которая, по поверьям, в это утро обладала чудодейственной силой даровать красоту и продлевать молодость.
С самого утра парни подлавливали девушек, норовя окатить их ледяной колодезной водой, да и те в долгу не оставались. Под всеобщий хохот самых ражих обидчиков сообща ловили и сбрасывали в реку.
По всей деревне стоял смолистый запах дыма, всюду топили бани для
