Семейство негромко обсуждает, что считать самым важным, что менее важным. Фанни, например, при поддержке Енни настаивает на том, что смерть кота Аякса следует занести в книгу как событие важное и печальное. Дядя Карл напоминает о смерти престарелой тетушки Эммы; одни считают кончину тетушки Эммы более значительным событием, чем смерть кота, другие придерживаются противоположной точки зрения. Оскар разрешает спор, записав и то и другое.
4
В детской царит суматоха и возбуждение. По традиции Енни проводит рождественскую ночь у своих двоюродных сестер и брата. Аманда, которая уже целый год живет в отдельной комнате, перетащила матрас и постельное белье к остальным детям. Рядом с каждой кроватью кучей навалены рождественские подарки, чтобы утром можно было сразу же приступить к их изучению. Сейчас в детской разыгралась война подушками, в которой принимает участие и Май; на детях, кроме Александра, длинные ночные рубашки, Александр в рубашке до колен, манжеты и воротничок украшены красной каймой. Все кричат вразнобой. И громче всех Май, она немножко навеселе. Одна подушка лопнула, обрушив на комнату снегопад из перьев, Аманда воспользовалась случаем и исполнила танец снежинок, подпевая себе высоким фальцетом. Енни носится между умывальней и детской, преследуемая Май, и зовет на помощь.
В комнату входят Эмили и Альма — они пришли пожелать спокойной ночи. Май, смущаясь и хихикая, пытается собрать перья на совок, но безуспешно. Решают оставить на ночь все как есть. Эмили зажигает ночничок под розовым абажуром и ставит его за трехстворчатой рождественской ширмочкой, красующейся на высоком белом комоде. Электрическое освещение гасят. Пламя свечи мерцает за священными картинками: слева — три волхва следят за появившейся звездой, справа — пастухи на лугу и ангелы, провозглашающие свою весть, в центре — Мария с ребёнком и Иосиф в хлеву. Рисунки выполнены очень натурально и живописно.
Было бы неверно утверждать, что дом Экдалей отличается какой-то особой религиозностью, но дети читают на ночь молитву, семейство ходит в церковь на проповеди епископа и придерживается самого общего и расплывчатого представления о добром, но далеком боге, который все устраивает к лучшему, по крайней мере в отдаленном будущем. Вечерняя молитва детей весьма короткая и стандартная, они читают её хором, громко, сцепив руки и стоя на коленях возле кровати: «Благодарю тебя, боженька, за этот день, помоги мне стать хорошей девочкой (или мальчиком). Да не оставит меня ангел всю ночь. Господи, храни папу и маму, дедушку и бабушку, меня саму (самого), моих сестер и братьев, моих двоюродных сестер, дядей и тетей, фрекен Вегу, фрекен Эстер, Май, Сири и Берту, Алиду и Лисен и дядю Исака и всех людей, аминь».
Быстро отбарабанив молитву, дети юркают в постель. Благоухающая Эмили и пахнущая свежевыпеченным хлебом тетя Альма обнимают и целуют всех по очереди. Поцелуи и объятия на ночь являются долгим и обстоятельным ритуалом, в котором смешиваются традиция и импровизация. Наконец обе матери, держась за руки, смеясь и болтая, удаляются. Из квартиры бабушки доносятся музыка и пение, но довольно слабо, это поет Лидия, а аккомпанирует ей на рояле папа Оскар.
Внезапно в детской становится очень тихо, от уличных фонарей по потолку бегут узкие полоски света, мерцает ночник за ширмочкой, фигуры кажутся почти живыми, они точно двигаются и перешептываются. Енни засунула в рот средний и указательный пальцы, Фанни, прижав к щеке своё старенькое, изношенное детское одеяльце, смотрит, прищурившись, на ширмочку, Александр лежит на животе, подперев руками подбородок, рядом с ним коричневый потрепанный мишка по имени Балу; Май как-то сшила ему костюм, только благодаря которому, кажется, и не рассыпается его длинное, отощавшее игрушечное тельце, хотя голова держится на одной ниточке и одно ухо оторвано. Аманда, свернувшись калачиком, сидит на матрасе, накинув на плечи одеяло, и неторопливо листает большую книгу, подаренную ей на Рождество. На каждой странице красивая цветная картинка с изображением известной балерины или танцовщика, текст написан по-русски. При слабом свете ночника они кажутся невыразимо прекрасными и пробуждают у Аманды чувство страстной любви и грусти. По улице пробегает легкий ветерок, чуть подвывает голландская печь, где за круглой дырой заслонки ещё тлеют раскаленные угли, словно красные глаза мерцают в темном углу. Шумят деревья в Городском парке. Потом все стихает. В бабушкиной квартире запели хором. Песня красивая, но немного печальная:
Freut euch des Lebens,
weil noch das Lampchen gluht
pflucket die Rose eh' sie verbluht...
(Ты жизнью наслаждайся,
пока в лампадке ярок огонёк,
ты розан рви,
пока он не поблёк.
Перевод с нем. А. Ларина)
Вдруг неплотно закрытая дверь, ведущая в спальню родителей, распахивается настежь, зажигается электрический свет, и в детскую врывается Май. Рыжие волосы уложены в тугой узел, она наряжена в ярко-голубое вечернее платье, шелковые чулки и туфли на высоких каблуках. Май воздевает к потолку свои белые руки и, прихрамывая, кружится в танце, с поворотами и прыжками, она обезумела от счастья.
Май: Посмотрите, что мне подарили на Рождество. Посмотрите, что мне подарила фру Экдаль, с ума сойти! Я ужасно, ужасно красива, ведь правда? Совсем как настоящая дама, ну разве я не хороша?
Она вертится, смеется и что-то шепчет. Потом гасит свет и обнимает Александра.
Май (шепчет): Сегодня тебе нельзя спать в моей постели, потому что у меня будет гость, понимаешь, а Май ведь не может уложить сразу несколько мужчин в свою постель, ты же понимаешь. Но ты все равно знаешь, что я люблю тебя больше всех!
Александр холодно принимает бурные проявления нежности со стороны Май и ложится плашмя, отвернувшись к стене.
Май, тихонько хихикая над ревностью своего обожателя, на цыпочках выходит из комнаты.
Снова становится тихо. Из бабушкиной квартиры слышатся разговоры и смех, часы в гостиной бьют много раз, и как бы в ответ тотчас начинают бить часы Домского собора и церкви Троицы, они отбивают ещё больше ударов, сначала четверти, потом часы, воздух звенит и гудит, звуки то наплывают, то удаляются, подчиняясь прихоти играющего с ними ветра. Потом наступает тишина, удивительная тишина.
Александр не знает точно, заснул ли он ненадолго или нет, наверное, все-таки заснул, дом объят тишиной, тихо и на улице, Енни и сестры, судя по всему, крепко спят, и дверь в родительскую спальню закрыта.
Он чувствует, что миг настал, он не может ждать до завтра, к тому же завтра будет светло и все совсем по-другому. Он осторожно встает с кровати, усаживает Балу на подушку, перелезает через Аманду, уснувшую с книгой в руках; слабо светится ночник за ширмой, по стенам и потолку медленно движутся тени. Александр отчетливо различает Латерну Магику — волшебный фонарь, стоящий на белом столе с откидными краями посередине комнаты. Лакированный металл четко вырисовывается на фоне белого комода, блестит латунь объектива. У Александра сильно засосало под ложечкой и по телу побежали мурашки, но не потому, что в комнате холодно, — лихорадка засела где-то глубоко в грудной клетке, почти у лопаток. Он кладет руки на удивительный аппарат, высокий и узкий, оканчивающийся небольшой трубой. Александр открывает крышку, ящика под трубой, вынимает керосиновую лампу, поднимает стекло и зажигает спичку. Фитиль загорелся сильным ярким пламенем, Александр устанавливает на место стекло, прикручивает фитиль, задвигает лампу в ящик и закрывает крышку — по комнате сразу же разливается приятный запах керосина и нагретой жести. Он поворачивает аппарат так, чтобы объектив смотрел на светлые обои над его кроватью. Вот он, волшебный круг, Александр крутит винтик на оправе, контур круга сразу же становится четким и резким. У Александра дрожат от возбуждения руки, ему хочется в уборную, затылок вспотел, сердце стучит так, что от этого звука должен был бы проснуться весь дом.
Рядом с волшебным фонарем стоит деревянный ящик, накрытый синей материей. На крышке изображена семья, которая смотрит картины Латерны Магики. На людях старинные одежды, у мужчин волосы заплетены в косичку, перевязанную бантом. Человек, показывающий картины, — ужасный тип с глазами навыкате, большими зубами и жуткой, хищной ухмылкой на мясистых губах. Рядом с ним толстая женщина в красной накидке крутит ручку шарманки. Зрители возбуждены, мать уносит плачущего ребёнка в другую комнату, в дверях она оборачивается, бросая полный тоски взгляд на штормовое море, вырисовывающееся на стене.
Александр поднял крышку. В ящике стеклянные картинки, их много, не меньше двадцати. Он осторожно выуживает одну и вставляет её в держатель, укрепленный за объективом. На стене над кроватью Александра тут же возникает комната с колоннами и высокими окнами, через которые падает резкий лунный свет, высвечивающий белую постель. На постели в изящной позе лежит молодая женщина.
