Возле совхозного парника высились кучи перегноя, метров по 10 в высоту, заросшие травой выше человеческого роста. Одним прекрасным летним днем 1977 года мое село посетила огромная толпа каких-то городских туристов, которая вырвала всю эту траву за один день и увезла с собой в рюкзаках и мешках под хохот местных жителей, не понимавших смысла в собирании гербария из какого-то бурьяна.
Это была конопля! Маньчжурская! Торкучая!
К пьянству добавилась наркомания. Тоже лавиной. В 8-м классе почти все мои одноклассники-пацаны уже смолили гашиш. Смолили и тупели прямо на глазах…
Через несколько лет после смерти Иосифа Виссарионовича прекратилось в деревне почти полностью индивидуальное жилищное строительство. Колхозники себе дома строить перестали.
Не из-за лени. Просто не из чего было строить. Магазинов со стройматериалами не существовало тогда. Мой дед был последним на селе, кто умудрился себе построить дом, какой он хотел. Правда, шлакоблочный. Но зато – ДОМ. С подворьем нормальным.
А не из с чего было строить потому, что лесоматериалы, цемент и кирпич можно было выписать только в совхозе, а в совхозе их и так не хватало. Двенадцатикратный кавалер ордена Ленина, близкий друг Лёни Брежнева, товарищ Патоличев как раз в это время начал заваливать русским лесом врагов-капиталистов. Наверно, чтобы их короед экспортный сожрал ради торжества коммунизма во всем мире. А цемент, наверно, весь ушел на Ассуанскую плотину и на строительство металлургических комбинатов в капиталистических египтах и индиях.
И возводили теперь для крестьян дома такие организации, как передвижные механизированные колонны (ПМК). И давали в этих домах квартиры рабочим совхозов. Но так как и на строительство этих домов стройматериалов было в обрез, то строили их по садистским для сельских жителей проектам – 2– и даже 4–квартирными. Экономили на стенках.
И сараи из горбыля, крытые рубероидом, один на двух хозяев с перегородкой и двумя входами.
Те, кто жил в деревне, уровень садизма понимают. Почти не было соседей, люто любивших друг друга. Начиналось с курицы, перелетевшей к соседям через забор и раскопавшей грядку с укропом в поисках червяков…
Очень хотелось бы мне посмотреть в глаза той падле, которая этот проект утвердила.
Плюс еще ко всему – для быдла деревенского эта падла не предусмотрела никаких бытовых условий в этих квартирах, ни водопровода, ни канализации.
Баня совхозная работала 2 дня в неделю. Пятница – женский день, суббота – мужской. Личных бань практически ни у кого не было – для бани горбыль не годится, для нее нормальный лес нужен, а его – не достать. И воняли доярки силосом, а трактористы солярой дома шесть дней в неделю… Летом еще – душ летний в палисаднике. А зимой – только цинковая ванна на кухне и вода себе на тыкву из ковшика.
Зато афганцам целые города построили почти с нуля!
Перед окончанием 8-го класса собрали нас, комсомольцев-выпускников нашей 8-летнейшколы, приехало партийно-комсомольское руководство из района. Агитировали остаться в совхозе после школы, мол, ребята, идите в сельхозтехникум и в СПТУ учиться, а то молодежи на селе уже кот наплакал. Но здесь отличник учебы Петька Балаев выступил с речью, смысл которой заключался в том, что он вертел винтом такие призывы, и бумажку липовую с таким обязательством подписывать не собирается. Выступление Балаева спровоцировало других тоже послать эту делегацию лесом гулять с такими лозунгами. Хотели меня было из комсомола погнать, но учителя, которые тоже намыливались линять из этого сельскохозяйственного рая куда подальше, заступились. Скандал замяли. Чего скандалить, если подпишут или не подпишут комсомольцы бумажку, результат один – кто сумеет, тот смоется в города, к театрам, водопроводам и горячей воде в ванной…
В моем классе было 8 парней и 10 девчонок. Пошли продолжать учебу в среднюю школу 2 парня (я и мой закадычный друг Сашка Оберемок) и 3 девчонки. Остальных ждали гостеприимные, уже ставшие к тому времени, почти инкубаторами для выращивания полууголовной шантрапы СПТУ и техникумы. Парни подсели на гашиш, отупели, поэтому и восьмилетку с горем пополам закончили. Девчонки забоялись, что после нашей деревенской педагогики им будет очень тяжело в районной школе учиться… Из парней-одноклассников сейчас в живых никого нет. И уже давно. В 90-е годы умер последний мой одноклассник по восьмилетней школе с. Ленинское Хорольского района Саня Оберемок от инфаркта. Девчонок осталась половина. Остальных вино и непутевая жизнь свели в могилу.
Я после восьмого класса пробовал поступить в Уссурийское суворовское училище…
Русский (советский) народ всё-таки удивительная человеческая общность! Казалось бы, уж так его оскотинивают упорно, а он стоит, как скала. Вот среди всего того «советского» (в кавычках!) дерьма и нынешнего паскудства, просто поразительно, что основная масса людей – люди с большой буквы. И никакого «потребительского общества»! Просто – люди.
С одной стороны – власть мерзкая, с другой – люди правильные.
Заканчивал я восьмилетку со скандалом. Учительница географии, она же директор школы, грымза-коммунистка, мне наставила в журнале двоек больше, чем троек. А по остальным предметам у меня одни пятаки были.
Дело в том, что на школу, когда я перешел в шестой класс, как-то выделили одну путевку в «Артек». И поехал туда директорский сынок. Который учился посредственно. И активным пионером не был, потому что его не очень любили в школе. После возвращения его из «Артека», пацаны, увидевшие несправедливость по отношению ко мне, начали директорского сынка лупить чуть ли не ежедневно. А его мамаша подозревала, что это я организовал…
Учителя школы, во главе с завучем, не испугались того, что эта грымза в районо двери ногой открывала, и устроили ей такое шоу, что уволилась она из школы и уехала из села.
При поступлении в Суворовское училище я благополучно сдал экзамены и не прошел медицинскую комиссию. Диагноз – «гайморит». Почему медкомиссия была после экзаменов – тогда для меня было загадкой. Теперь-то понятно, что экзамены принимали учителя из школ Уссурийска, которым было наплевать на начальника училища, а председателем медкомиссии был начальник медсанчасти, подчиненный начальника училища…
Я до сих пор так и не могу врубиться, зачем ради меня офицеры роты учебной, в которую меня должны были зачислить, если бы не «гайморит», ходили строем к генералу, их командиру, и скандалили из-за меня? Зачем им это нужно было? Но генерал – не директор школы…
После провала с поступлением, я пошел в районную больницу лечить этот насморк с рентгеновским снимком головы, который мне сделали в Суворовском. Районный ЛОР направил меня повторно на рентген и оказалось, что на снимке, по которому суворовские врачи мне поставили диагноз, изображена не моя голова.
Так я, пацан еще, узнал, что пресловутая социальная справедливость в СССР иногда заканчивается там, где начинается конкуренция между сыном доярки и генеральско-полковничьими отпрысками…
Среднюю школу я закончил только с одной четверкой. Остальные были пятаки. Четверка по английскому. Конечно, не будь я с детства упертым бараном со сволочным характером, у меня была бы золотая медаль. Но коллектив учителей СШ № 1 с. Хороль был укомплектован почти полностью суровыми старухами, учительствующими в ней с момента основания сего учебного заведения. И гоняя учеников по предметам со страстью маньячек, не все они терпели спокойно закидоны некоторых оболтусов. Но я Ольге Ивановне благодарен до сих пор. Благодаря ее настойчивости и террористическому отношению ко мне, даже в институте ненавистный пиндоский язык я просто не учил, так… словарик только листал.
После общения с демобилизованным офицером-танкистом, пришедшим к нам преподавать НВП (начальную военную подготовку), желание идти в военные у меня пропало. Не из-за трудностей службы. Трудности комсомольцев как раз только привлекали. Просто этот человек мне откровенно рассказал, что армия Советская – как бы так выразиться деликатно… не идеальна.
Как-то в школу пришли два мужика в пиджаках и галстуках, начали сватать меня в Высшую школу КГБ, обещали разведчицкую будущность. Но здесь случился облом. Почему-то моя мамаша уперлась и не дала согласия. А без согласия родителей (отца-забулдыгу я к тому времени выгнал из дома, родители развелись) в Вышку не брали. Как я понимаю, матери просто хотелось меня врачом важным видеть. Ну, я тоже не против был ужасно геройским хирургом стать.
Поехал поступать после школы во Владивостокский государственный медицинский институт. Конечно, на подготовительное отделение для абитуриентов, тогда такие были, месяц там готовили абитуру к вступительным экзаменам. Подал документы на лечебный факультет.
Благодаря моим школьным учителям, я на первом же занятии на подготовительном отделении осознал, что время там терять не стоит. Ходить туда перестал, сошелся с какими-то придурками со старших курсов педиатрического факультета (если бы вы их видели, то никогда не подумали бы, что они врачами, да еще и детскими, станут), изображающими из себя шантрапу с повадками только что откинувшихся с зоны асоциальных элементов… Короче, время абитуры у меня было насыщено разнообразными приключениями.
