Он резко схватил Тревера за плечо и повернул лицом к громадному диску из полированного блестящего металла, вставленному в стену. Зеркало для гигантов, где отражалась вся эта огромная комната и кажущиеся крошечными фигурки людей.
— Иди, — Гелт подталкивал Тревера вперед. — Иди, полюбуйся.
Тревер стряхнул с себя руки Гелта и подошел к зеркалу. Он положил руки на холодную гладкую поверхность и вгляделся.
Да, это было правдой. На лбу мерцал солнечный камень. И это лицо, знакомое, обычное, не такое уж безобразное, стало теперь каким‑то чудовищным, неестественным — маской со злобным третьим глазом.
Он попятился, его руки слепо и медленно потянулись к камню, рот скривился, как у ребенка, и две слезы скатились по щекам. Внезапно им овладела злоба. Тревер вонзил ногти в лоб и царапал камень, не думая о том, что может умереть, если вырвет его.
Гелт спокойно наблюдал за происходящим. Губы его улыбались, но глаза были полны ненависти.
Тревер застонал и еще глубже вонзил ногти, и Шеннеч позволил ему это делать, пока страшная боль едва не разломила пополам его голову. Тогда Шеннеч послал мощный импульс своего мозга, и Тревер почувствовал эту холодную силу, которая прокатилась по нему, как лавина. Он старался достойнее встретить ее, но она сломала его защиту, разрушила, превратила в ничто и вошла в обессиленную цитадель мозга. В этой пошатнувшейся темной крепости все, что было собственностью Тревера, корчилось и цеплялось за оружие ярости, за смутное воспоминание о том, как в узком каньоне это оружие помогло ему отогнать врага и вырваться на свободу. А затем какой‑то животный инстинкт, находившийся глубоко под уровнем человеческого сознания, посоветовал ему не спешить и ждать, пока то немногое, чем он располагает, пройдет нетронутым и, быть может, незамеченным для захватчиков.
Тревер вяло опустил руки, и мозг его расслабился. Холодная черная волна силы остановилась, а затем откатилась назад. Шеннеч сказал:
— Твой мозг крепче, чем у этих… Ты помнишь, что однажды противостоял мне. Тогда контакт был несовершенным. Теперь — другое дело. Не забывай этого, Тревер.
Тревер глубоко вздохнул и прошептал:
— Чего ты от меня хочешь?
— Пойди и посмотри корабль. Твой мозг сказал мне, что ты разбираешься в таких вещах. Посмотри, сможет ли корабль взлететь снова.
Этот приказ поверг Тревера в полнейшее изумление: — Корабль? Но зачем…
Шеннеч не привык, чтобы ему задавали вопросы и интересовались мотивами тех или иных его распоряжений, но терпеливо пояснил:
— Я еще проживу некоторое время. Несколько ваших коротких поколений. Хватит с меня этой долины и катакомб. Я хочу оставить их.
Тревер понимал это, поскольку в том кошмарном сне он заглянул в мозг Шеннеча. На мгновение острая жалость к этому пойманному в ловушку существу, одинокому, единственному во всей вселенной сжала его сердце.
— А что ты будешь делать в другом поселении людей?
— Кто знает? У меня осталось только одно любопытство.
— Ты возьмешь с собой коринов и ящеров?
— Некоторых. Это мои глаза и уши, мои руки и ноги. Тебе это не нравится?
— Какое это имеет значение? — Тревер пожал плечами. — Надо взглянуть на корабль.
— Пойдем, — сказал Гелт, забирая охапку факелов, — я покажу тебе дорогу.
Они шли между огромными кварталами пустых домов из сновидения Тревера. Гелт повел его в другой конец города, в ту часть долины, где он ни разу не был. А затем его мозг вернулся к тому, чего не смог выбить из его сознания даже шок пробуждения.
Джун.
Его вдруг охватила паника. Сколько времени прошло с тех пор, как в катакомбах на него упала тьма? Ему представилась мертвая Джун, разорванная мерзкими тварями, как и Хьюго, и он резко повернулся к Гелту, владельцу этих двоих, но Шеннеч заговорил с ним тем же молчаливым способом, к которому Тревер уже начал привыкать.
— Женщина в безопасности. Смотри сам, — мозг Тревера был направлен в русло, совершенно новое для него. Он почувствовал странный легкий толчок и вдруг взглянул из какой‑то точки в небе вниз, в загон с многочисленными крошечными фигурками. Те глаза, какими Тревер пользовался сейчас, хоть и были зоркими, как у орла, но не различали цвета — только черное и белое и их оттенки. В одной из фигур он узнал Джун. Он хотел подойти поближе, как можно ближе, и точка, откуда он смотрел, начала снижаться плавными кругами. Джун смотрела вверх. Тревер увидел прошедшую по ней тень широких крыльев и понял, что видит глазами ящера. Он потянул тварь вверх, чтобы не пугать.
— Я хочу, чтобы эта женщина была моей, — сказал он Шеннечу.
— Она принадлежит Гелту. Я в это не вмешиваюсь.
Гелт пожал плечами.
— Бери, не жалко. Но держи ее на цепи — она теперь слишком опасна.
Корабль находился недалеко от города. Он лежал на боку рядом с низким отрогом каменного барьера; некоторые из основных плоскостей прогнулись, но снаружи повреждения не выглядели непоправимыми. Прочный металл внешней оболочки неплохо продержался три столетия в меркурианском климате. Он проржавел, и там.
где были пробоины, внутреннюю оболочку проела коррозия, но все же корпус сохранил сходство с кораблем.
И триста лет назад его можно было заставить летать снова, но те, кто был в состоянии сделать это и страстно желал спасти корабль, умерли, а каторжники по понятным причинам хотели остаться здесь.
— Будет он летать? — нетерпеливо спросил Шеннеч.
— Пока не знаю, — ответил Тревер.
Гелт зажег факел и протянул его Треверу:
— Возьми и остальные. Там темно. Тревер влез внутрь через зияющий люк и с большой осторожностью ступил на наклонную, рыжую от ржавчины палубу. Внутри корабль был сильно разрушен. Все, что могло пригодиться колонистам на новом месте, было взято, остались только голые каюты с облупившейся эмалью на стенах и кучами мусора. В отделении перед воздушным шлюзом Тревер нашел множество скафандров. Материал сгнил, но некоторые шлемы были еще исправны, уцелело также несколько кислородных баллонов.
Шеннеч в нетерпении понукал Тревера:
— Займись главным, не трать время на ерунду!
Рубка была не тронута, хотя многослойный глассит в больших экранах покрывали паутинообразные трещины. Тревер осмотрел пульт управления. Несколько приборов ему были неизвестны, хотя теоретически он представлял себе принцип их действия.
— Лететь недалеко, Тревер. Только через горы. Я знаю из твоих мыслеобразов и благодаря проникновению в мозг тех, кто умер уже после посадки, что за горами лежит мертвая каменная равнина, более сотни миль по вашему счету, потом гребень, а за ним плодородная долина — там живут земляне. Только часть ее плодородна, и там рудники, основательно выработанные колонистами. Но некоторые корабли еще совершают там посадку, и остался кое‑кто из людей. Неплохо. Начинать на относительно небольшом пространстве…
— Что начинать?
— Ты не поймешь. Сотни лет я точно знал, что буду делать.
Тревер отправился дальше изучать приборы. Электропроводка, защищенная слоями непроницаемой пластиковой изоляции и трубами, сохранилась в отличном состоянии. Гласситовый кожух генератора внизу был разбит, но не окончательно. Имелись запасные батареи. Изрядно проржавевшие, конечно, но если с ними поработать, они некоторое время продержатся.
— Полетит он?
— Я же сказал, что пока не знаю. Тут куча работы.
— Для этого есть рабы.
— Да, но без горючего все бесполезно.
— Посмотри, есть ли оно.
Очертания того, что было спрятано в недоступном месте мозга, стали теперь проясняться. Он не хотел вытаскивать их на свет, где Шеннеч их тоже увидит, и поэтому думал о генераторах, батареях и о монтаже.
Он полз в темных потрохах мертвого корабля, пробираясь к хвостовой части. В нижних трюмах, больше всего пострадавших при падении, было множество шахтного оборудования и сельскохозяйственных машин. Все это, непоправимо искореженное, тем не менее выглядело внушительно — ржавые лезвия и зубья странной неуклюжей формы. Они наводили на мысль об оружии, и Тревер продолжил развивать эту мысль, украсив ее образами людей, падающих под крутящиеся катки. Шеннеч уловил это:
— Оружие?
— Можно использовать как таковое. Но металл следует очистить.
Он обнаружил бункеры с горючим, и в некоторых из них, судя по показателям шкал, кое‑что осталось. Немного, но может хватить…
В сердце Тревера зашевелилось возбуждение, слишком большое, чтобы его можно было спрятать в тайный уголок мозга. Он и не пытался скрывать свои чувства, выпустив их на свободу, и Шеннеч тут же отреагировал:
— Ты доволен. Корабль полетит, и ты полагаешь, что в другой долине среди своих ты найдешь средство уничтожить меня. Возможно, но мы еще посмотрим.
Тревер улыбнулся. Мысли, как и слова, тоже могут быть лживыми. А Шеннеч, что ни говори, был всего лишь человеком.
