Однажды, правда, нашла швабра на высоковольтный кабель. Вернее, тетя Дуся на окулиста. Доктор, отпустив с приема пацаненка с тяжелой и сложной формой какой-то там глазной патологии, вышла следом в коридор и застала Дульсинею Подольскую в самый разгар альтернативной консультации. Та вещала мальчику и его родителям о том, что все его невзгоды – от смартфона, который тут же и предлагала утопить в ведре, поскольку со злом надо бороться радикально. Перехватив санитарку на сакраментальной фразе о молитве и посте, окулист взяла ее на буксир и потащила к кабинету психиатра. Прикрикнув, чтобы сидела и не смела никуда уходить, доктор зашла к коллеге и выдала в красочных выражениях весь anaemnesis morbi [6], потребовав в конце принять хоть какие-то меры.
Дульсинея все это время внимательно слушала, подкравшись на цыпочках к приоткрытой двери. Психиатр отвечал вполголоса, но разобрать слова «конституциональная глупость», «йогическая сила» и «бесперспективняк» она все же смогла. После чего тихонько прикрыла дверь и рванула на выход. Как была, в халате веселой расцветочки.
Забег ее закончился у здания местного суда, куда тетей Дусей и были поданы два заявления. Первое – на окулиста, находящегося в коррупционном сговоре с производителями смартфонов: иначе с чего бы ей их защищать? И второе – на психиатра, причинившего ей моральный вред и уронившего ее достоинство, обозвамши дурой.
Потом судья имел беседу с докторами, по итогам которой состоялась еще одна, снова с Дульсинеей.
– Что касается вашего первого заявления, – сказал он, устало потирая переносицу, – то вы, конечно, можете попытаться. Но сначала придется доказать – не горлом, а объективным исследованием, – что смартфоны действительно вызывают такое заболевание. Готовы вложить в это свои деньги? Нет? Может быть, тогда сами выучитесь на окулиста и сами займетесь этим вопросом? Тоже некогда? А как тогда насчет ответственности за клевету? Вот и ладно. Теперь что касается второго. Евдокия Степановна, я беседовал с доктором, с его коллегами – да практически со всем вашим коллективом. И скажу вот что. Если нечто вроде «дебил» или «салонный дурак» говорит некто с улицы – это оскорбление. Если министр иностранных дел – это оценочное суждение утомленного человека, ставшее мемом. Если же что-то в этом роде говорит доктор – то это диагноз. В данной ситуации – уточненный. Прозвучавший во время консилиума на тему профпригодности.
Бах у тебя просто потрясный!
![]()
Разговорились мы тут как-то с коллегой, командированным в военкомат. И речь зашла, само собой, о призыве.
Вспомнили отвязные девяностые. Сравнили с нынешними временами. И оба пришли к выводу, что призывник-то совсем другой пошел. Страшное дело: в армию хочет! Причем поголовно. Причем даже тот, которого и близко к казарме подпускать нельзя. Голоса ему, понимаешь, велят Родину защищать и шепчут, что та в опасности. Нет, спасибо, конечно, что предупредил, но найдется кому. Н-да, бытие не только сознание определяет, но и продуктивную психосимптоматику.
А ведь в те же девяностые, кого ни спроси насчет долг той самой Родине отдать – так сразу все одесситы: «ой, да откуда такие проценты?», «ой, да я вас умоляю, я столько не занимал!». Косили, соответственно, чаще. Даже по нашим статьям, хоть таких и не сильно много находилось. Порой достаточно было объяснить, как проходит обследование и каковы перспективы. Или пообещать определить в нервно-психические войска. Ага, где тельняшки выдают и на зебрах верхом учат ездить. Но находились кадры. Порой настолько умелые и изобретательные, что аж в ступор вгоняли. А то и в развернутый эпилептический припадок, добавил коллега. И поведал историю.
Миша (назовем его так) не мог бы назвать себя классическим ботаном. Нет, учился он хорошо и даже на физкультуре показывал непоследние результаты. Вот только компании сверстников не очень любил. И конфликты предпочитал разруливать не кулаком, а добрым словом. Поэтому – да, скорее ботан, но больше в душе, чем внешне. И этой самой душе было как-то неспокойно: те, кто был постарше и уже вернулся из армии, такого успели рассказать, что Миша понял – не про него уставы писаны. Значит, надо что-то делать. Перебрав перечень статей для «негодников», он было приуныл и стал напевать, мол, всегда быть в каске – судьба моя: такому лосю ни язву, ни грыжу, ни плоскостопие изобразить не удастся. Но потом полистал нужную литературу – и просиял. План сформировался.
На призывную комиссию Миша пришел с легкой улыбкой на устах, с плеером и в наушниках. Поболтал с одноклассниками, побродил по коридору – и вдруг рухнул на пол, забившись в эпилептическом припадке. Выбежавший на крики ребят медицинский персонал подтвердил: да, натуральный эпиприпадок, генерализованный, с пеной изо рта и прикушенным языком. Вкатили реланиум, перенесли на кушетку, повернули на бок, дали отлежаться – и выписали направление на обследование в психдиспансер. Да, не удивляйтесь: в те годы эпилептики проходили обследование по психиатрической линии и эпилепсию подтверждали или опровергали психиатры.
За неделю Миша успел познакомиться и с постоянными обитателями отделения, и с ребятами, которых тоже прислали на обследование. Ничего страшного, главное – режим надо четко соблюдать. Вот только доктор не сильно порадовал. Нет, мужик-то нормальный. Но въедливый. Все удивлялся, почему на электроэнцефалограмме никаких признаков болезни. И откуда тогда припадок на ровном месте? Успокоил: мол, ничего, еще недельку посмотрит, там видно будет. Пришлось корректировать план и озадачивать брата.
Вскоре вместе с сигаретами, чаем и пакетом вкусняшек брат передал Мише наушники и плеер. Санитары пожали плечами: дескать, твое дело, только будь добр, сам следи за своими вещами.
А на следующий день доктора буквально выдернули из кабинета сразу после утренней пятиминутки: у Миши случился припадок. Снова полноценный, развернутый. А через пять минут – у его соседа по палате. А следом – у санитара.
– Да что же это за эпидемия с ударением на «эпи»! – Врач окинул взглядом троицу, мирно посапывающую после приступа.
– Они музыку слушали, доктор, – сдал болезных парнишка из злосчастной палаты.
– Какую музыку? – не понял врач.
– Классическую, – с радостью пояснил парень, протягивая плеер с наушниками, – фуги Баха. Мишу унесли, а плеер так на кровати и лежал. Они и полюбопытствовали. Ну и…
– Ну на фугу [7] пока не тянет, – с сомнением пожал плечами доктор, покосившись на троицу и взяв в руки устройство, – а с припадками надо разбираться.
Разбираться, впрочем, пришлось недолго. Плеер сразу показался… неправильным, что ли. Нет, кассета с фугами Баха в нем действительно была. Вот только само устройство оказалось с апгрейдом. К задней его стенке синей изолентой был прикручен отдельный блок, крупнее самого плеера, и вот как раз по поводу него у доктора к Мише появились вопросы.
– Конденсаторы, резисторы, дублирующая проводка и контактные пластины на обивке наушников. Что еще? Ах да, кнопкой воспроизведения цепь замыкается… Миша, да тебе можно давать свидетельство о рацпредложении! Это же надо – своими руками собрать портативный аппарат для электросудорожной терапии! Как сообразил-то еще?
– Было где литературу найти, – потупился Миша. – А с электрикой разобраться не проблема. Доктор, на меня ребята сильно злые?
– Они еще не знают, что к чему. Пока думают, что в плеере какой-то дефект.
– Может, не стоит их разубеждать? – с надеждой посмотрел парень.
– Я подумаю. – Доктор покрутил в руках устройство. – Бах, говоришь? Надо же, как сильно действует классика на неокрепшие умы. Потрясающе, не побоюсь этого слова. С первых нот плющить начинает. А потом колбасить.
– Ты его списал в итоге? – спросил я.
– Пф-ф! При такой-то готовности к самоповреждениям, помноженной на изобретательность? – фыркнул коллега. – Конечно, списал. Как ты сам понимаешь, не по эпилепсии. Зато на психопатию накопалось столько, что и придумывать ничего не пришлось. Но каков кадр, а!
