Да, тут думать и думать… Впрочем, время еще было, спешить особенно некуда…
Виктор Арнольдович был всецело занят этими мыслями, когда из приемной вдруг донеслись какие-то кашляющие рыдания Вероники.
По аргентинской баранине она едва ли стала бы так рыдать. Серебряков поспешно выбежал из кабинета.
— Папа!.. — рыдала Вероника. — Господи, да что ж это?!.. Папа!.. Папочка!..
— Что, что с Андрей Никодимычем?! — что было мочи заорал Серебряков.
Однако сперва пришлось накапать ей валерьянки, опрыскать водой, лишь после этого она смогла выдавить из себя что-то, кроме причитаний.
Виктор Арнольдович слушал, и ему казалось, что паркет под ногами покачивается. В голове крутилось лишь одно слово, самое бессмысленное из всех, какие он знал: "Неужели?.. Неужели?.."
— Домработница позвонила… — всхлипывала Вероника. — Шерхан… Она его привела с прогулки, а он – на папу… Насмерть!.. Горло перекусил!..
Серебряков машинально взглянул на часы. Да, похоже, все случилось, как и должно было: в 9-00. Но, Господи, ведь не сегодня же, никак не сегодня!..
— Его милиционер из пистолета застрелил!.. — сквозь плач проговорила Вероника.
— Кого? — сейчас плохо соображая, спросил Виктор Арнольдович.
— Шерханчика, кого же еще?!.. — вырвалось у нее вместе с новым взрывом рыданий, так что было неясно, которого из двоих ей больше жаль.
Веронику он немедля отправил домой, вызвав служебную машину и дав ей в сопровождение двух сотрудниц отдела, но тут же понял, что и сам долго на месте не усидит. За последние тридцать лет опасностей он пережил немало, но до сих пор он хотя бы всегда понимал, что происходит, и знал, как ему действовать. А сейчас…
Никогда в жизни он еще не испытывал такой беспомощности…
В министерстве Серебряков сказал, что внезапно заболело сердце, и уже через полчаса он мчался на своей "Волге" к себе на Щербаковскую.
Дома, даже не скинув плащ, он сразу ринулся в комнату "Синей Бороды"…
Так и есть, полковничьего мундира, вчера висевшего на плечиках в шкафу, теперь не было. Кто-то целиком воспользовался его планом. Да как точно и как умело! Все это было настолько загадочно, что на какое-то время почти целиком отняло разум.
И вдруг Виктор Арнольдович вспомнил вчерашнее письмо магистра. "Колобуил! — пронеслось у него в сознании. — Это мог сделать только Колобуил!"
Но снова же возникал вопрос – зачем? Зачем Колобуилу делать то, что и без него наверняка будет сделано? Таких вещей не позволил бы себе в Ордене и архангел куда более высокого чина…
Собрав волю, Виктор Арнольдович понемногу восстановил способность соображать. Ну хорошо, этот неизвестный (не важно – Колобуил он или кто-то иной) открыл дверь в квартиру – дело, в сущности, не такое уж хитрое. Но каким образом он мог открыть сейфовую дверь в комнату "Синей Бороды"? Насчет ее надежности Виктор Арнольдович однажды даже консультировался с одним бывшим высококвалифицированным вором-медвежатником с двадцатилетним стажем, и тот сказал, что даже специалисту его класса и даже при наличии всего необходимого инструментария понадобится, чтобы открыть ее, как минимум часа полтора.
Воспользовался ключами?.. Нет, никак не мог. Связка ключей существовала в единственном экземпляре, Виктор Арнольдович всегда хранил ее в тайнике за креслом в гостиной, отыскать который было практически невозможно. Выходит, все-таки без ключей открыл…
Серебряков произвел простые вычисления. Он покинул квартиру без двадцати восемь утра. Предположим, неизвестный был в квартире уже без десяти восемь, спящая мертвым сном Наташа ему не помеха. Но пускай не два часа, пускай хотя бы сорок минут с этой сейфовой дверью он провозиться должен был? И тогда у него все равно никак бы не хватило времени на все остальное, ибо рыдания Вероники раздались уже в 9-05.
А главное – если это действительно проделка Колобуила – то зачем, зачем?..
Никакие путные мысли не приходили на ум. Голова стала – словно чужая. И единственная мысль, бившаяся в ней, была: "Элои, Элои! Лама савахвани?"[3]
НАТАША
…И, говоря с непосвященными, всегда думай: не лишнее ли ты говоришь. Но и руку подставь в беде даже чужаку, ибо помни всегда: не собою только одним живет Орден твой…
Из "Катехизиса…"
Виктор Арнольдович знал – надо как-то отвлечься, после этого разум снова заработает.
Он смочил ватку сильным раствором нашатыря и поднес к носу Наташи. Некоторое время она морщилась, потом открыла глаза и, увидев перед собой Серебрякова, наконец полностью проснулась.
— Где я?.. — проговорила она. — Кто вы такой?..
Виктор Арнольдович объяснил, что увидел, как она упала – вероятно оттого, что сломался каблук. Когда он подбежал, была без сознания. А поскольку документов у нее при себе не было и адреса он не знал, то привез ее к себе. Врача вызывать не стал, потому что сам в войну был фельдшером. А каблук он, кстати, уже приклеил.
— Как глупо… — сказала Наташа. — С детства не падала в обмороки… — Вдруг, взглянув на стенные часы, воскликнула: — О Боже! Значит, я провела у вас всю ночь!
— Вы мне не доставили никаких неудобств, — сказал Виктор Арнольдович. — В квартире три комнаты, я провел ночь в спальне… Вы хоть помните, что было с вами перед тем, как случился обморок?
Она нахмурилась:
— К сожалению, помню. Один мерзавец ко мне приставал… Самое отвратительное – что он отец моего… приятеля. Теперь и его тоже видеть не хочу – боюсь, это два сапога пара… — И поспешила перевести разговор на другую тему: — Могу себе представить, как я сейчас выгляжу! Где моя сумочка? И зеркало у вас где?
— Выглядите вы прекрасно, — сказал Серебряков, ничуть при этом не соврав. — Сумочка ваша в коридоре, на вешалке. А зеркало у меня, поскольку я холостяк, одно единственное – в ванной. Если хотите, можете и душ принять, там слева чистое полотенце. Я вас провожу.
— Спасибо… — Она опустила ноги на ковер. — Кстати, меня зовут Наташа.
Стало быть, поездка в машине, а значит, и все последующее действительно выпало у нее из памяти.
Ему пришлось тоже заново представляться.
Потом, когда проходили по коридору, снова было как будто повторно прокручивали кино.
— А это что? — удивилась она сейфовой двери. И, услышав в ответ, что это комната "Синей Бороды", так же заговорщицки отозвалась: — Понятно…
После того, как она приняла душ, они пили в гостиной кофе, приготовленный Виктором Арнольдовичем по своему рецепту, в турке. Человеком Наташа оказалась весьма общительным, что было, в общем-то, хорошо, ибо отвлекало Серебрякова от колыхавшихся вразнобой мыслей. Он уже знал, что, как он и предполагал накануне, Наташа преподает историю в классах с пятого по седьмой; что замужем она один раз успела побывать, но так мимолетно, что иногда об этом и сама забывает; что увлекается ранним французским средневековьем и хотя сие нынче не особенно актуально, мечтает когда-нибудь в будущем на эту тему диссертацию написать.
Сама она, в свою очередь, узнала, что Виктор Арнольдович возглавляет отдел в столь престижном министерстве и удивилась:
— Сколько же вам тогда лет?
А услышав, что ему в этом году будет сорок три, удивилась еще больше. Она, оказывается, считала, что ему максимум тридцать пять. Серебряков так и не понял, решила она ему слегка подольстись или в самом деле удивлена. Впрочем, в ее двадцать четыре разрыв между ними что в одиннадцать, что в восемнадцать лет означал, наверно, пропасть почти одинаково огромной ширины.
Вдруг вне всякой связи с предыдущим разговором Наташа сказала:
— А знаете, когда я лежала там, на диване, мне показалось, что я привидение видела. Конечно, во сне… Но сейчас кажется, что наяву.
Виктор Арнольдович сразу насторожился, но вида постарался не подать.
— И какое же оно было? — с улыбкой спросил он. — Очень страшное?
— Так, средне, — сказала она. — В здоровенных очках и с марлевой маской на лице.
— И где же вы его такое узрели? Неужто прямо здесь, в комнате?
Наташа покачала головой.
— Нет, если бы в комнате, я бы, наверно, даже во сне заорала от страха. Но оно было за окном. Я тогда решила, что тут первый этаж и просто какой-то странный прохожий в окно заглядывает. А теперь смотрю – этаж-то у вас…
— Двенадцатый, — подсказал Серебряков.
— Вот! — подхватила она. — Значит, оно, получается, в воздухе висело!
— И долго?
— Нет, совсем недолго… Потом, кажется, увидело меня и прошло по воздуху вон в ту сторону…
Кое-что понемногу начинало проясняться. Как здорово, что он ее разбудил, а то она могла и забыть об этом привидении к вечеру.
Виктор Арнольдович предложил еще кофе и, прихватив турку, отправился на кухню. В действительности это был предлог. По пути он неслышно открыл комнату "Синей Бороды", войдя туда, хорошенько осмотрел оконные рамы и подоконник и сразу обнаружил на подоконнике небольшую царапину, которой, он точно знал, не было тут прежде. Значит, оконную раму кто-то открывал.
