джентльменов есть и тот, кто сказал:
Уходит многое, но многое пребудет;
Хоть нет у нас той силы, что играла
В былые дни и небом и землёю,
Собой остались мы; сердца героев
Изношены годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовёт
Бороться и искать, найти и не сдаваться».
P. S. Ценой каких-то невероятных ухищрений в ходе переговоров с командованием старший группы добился-таки того, чтобы в этот день нас всё же вывели. Мы вернулись в расположение.
Следующий поход на «очко Зеленского» состоялся много позже.
Но это, как говорит Леонид Каневский…
Ну, вы поняли.
VI
Был у меня в колонии очень хороший товарищ.
Назову его так, как его звали: Андрей Владимирович.
Андрей Владимирович занимался вопросами коммунального хозяйства в одном хорошем городе Свердловской области.
Андрей Владимирович имел с кем-то неразрешимый хозяйственный спор и по итогам его отправился на 5,5 года лишения свободы в исправительную колонию общего режима.
Поэтому мы с Андреем Владимировичем были коллеги и входили в клуб «159-чиков».
Все «159-чики» на любой зоне представляют собой некий особый клуб, со своими неформальными, термитными связями.
Даже если «159-чики» не общаются друг с другом, то они всё равно друг друга знают.
— Известен ли вам сэр Арчибальд?
— Да, конечно. Мы не знакомы лично с сэром Арчибальдом, но я знаю, что он достопочтенный джентльмен.
Изредка в этот клуб пытается пробиться шпана, осуждённая за «здравствуйте, я сотрудник службы безопасности…».
Но такие люди в клуб не допускаются.
В клуб вход открыт только с ч. 3 и выше.
И конечно, никаких «сотрудников службы безопасности Сбербанка».
Серьёзные люди, с серьёзными сроками, с многомиллионными ущербами и желательно с серьёзными терпилами.
Пенсионеры с выпотрошенными карточками — с такими терпилами в клуб «159-чиков» не пускают.
Ну и конечно, надо иметь отношение к бизнесу или госслужбе.
Наврать не получится.
«159-чики» пробивают друг друга до седьмого колена.
И если вдруг выяснится, что за бизнесмена выдаёт себя рядовой фармазон, а в реальности его знать никто не знает, то ворота клуба перед этим человеком закрываются наглухо.
Ну и конечно, в этой среде есть условные пароли и коды. Грубо говоря, есть некий условный Иван Иванович или Сергей Сергеевич, немедийная фигура, но лпр. И если ты не знаешь его или хотя бы кого-то из его окружения, то какой ты, к черту, «159-чик»? Ты — обычный мошенник, а не уважаемый человек, павший в неравной битве с коррумпированными чиновниками и продажными копами. Тебе не место среди джентльменов.
Ну так вот.
Я соответствовал всем критериям настоящего «159-чика» и был в клубе.
Но в клубе этом я был самой-самой несолидной персоной. Вот прямо где-то у входа.
А Андрей Владимирович был патриархом этого клуба, его негласным председателем, вождём и авторитетом всего сообщества.
Даже старший брат стендап-комика Александра Незлобина, тоже член клуба и мой солагерник, бледнел на его фоне.
С Андреем Владимировичем мы сошлись на ниве общей оценки происходящих в стране и в мире событий, одинаковом понимании устройства нашего государства и общества, знании его институтов и механизмов. В том числе и того, в жерновах которого мы оба были. Не много людей в нашем окружении готовы были, пусть даже в приватном разговоре, обозначить реальную роль всего этого «чёрного, людского хода» как одной из ветвей власти империи ГУ ФСИН, управляемой из одного места и подчинённой общим деловым интересам.
Мы не давали оценку этому явлению ни с позиций «хорошо», ни с позиций «плохо».
Такова была реальность, и наше дело было просто её видеть и понимать такой, какая она есть.
И это понимание подтолкнуло нас к одному и тому же выводу: нет никакого иного выхода из сложившейся системы координат, кроме как радикального её разрушения внутри самого себя.
Выход в зону проведения СВО — это больше, чем сокращение срока и досрочное погашение судимости.
Это единственная форма освобождения.
Другой формы системой не предусмотрено.
Мы в одно время поняли с ним, что с колебаниями и сомнениями надо заканчивать.
Что всегда в нашей жизни будет что-то, что будет нам мешать сделать этот шаг в неизвестность.
Всегда найдётся основание отказаться от того, чтобы поставить на кон свою голову.
И никто не осудит.
Андрей Владимирович до того, как стать коммунальным хозяйственником, служил в армии.
Он профессиональный военный, оканчивал училище в Новосибирске.
Проходил службу в ЗГВ.
В каких это всё было годах, я могу сказать лишь навскидку, но прикинуть можно, зная, что ему 58 лет.
Армия отставила на нём неизгладимый отпечаток.
Выправка, стать, чёткие, без блядомудрствований, рассуждения.
Но не был он и гротескным солдафоном из анекдотов. Ему были свойственны широта кругозора, гибкость мышления, способность понимать и выслушивать чужую точку зрения. Именно поэтому он пользовался уважением всех.
Блатные и администрация учреждения, вплоть до Хози включительно, все видели в нём фигуру и все считались с ним.
Андрей Владимирович стал для меня тем небольшим усилием, которое было нужно мне, чтобы я всё-таки решился на тот шаг, который я сделал.
Я был готов, я созрел, я принял решение, но чего-то совсем немного мне не хватало.
И я вздохнул с облегчением, правда, когда однажды, после очередного нашего разговора, что надо ехать, он вдруг сказал твёрдо:
— Ну всё, тогда завтра утром идём к операм.
Всё. Точка была поставлена. Сомнения отброшены, колебания пресечены.
И мы начали ходить к операм.
Вдвоём.
Мы ходили, ходили, ходили, ходили.
Меня одного опера бы, наверное, прогнали на второй раз.
Сказали бы: хватит сюда ходить, сиди и жди, ты в списках.
А в списках у них было к тому времени 108 человек, и они по крупицам отбирали оттуда людей в формирующиеся партии. Я бы, наверное, так и потерялся в этом списке.
Но Андрея Владимировича они прогнать не могли. Не тот был человек. Не та фигура.
И мы ходили, ходили, ходили…
И так было до того дня, пока сам начальник оперов, встретив нас на лестнице в штабе, не сказал нам: вы в списке, и вы едете однозначно.
И Андрей Владимирович каким-то своим чутьём уловил, что это так.
Мы возвращались на швейку, шёл дождь.
Я шёл нахохлившись, как злобный воробушек, а он… А с него будто лет десять слетело. Он прямо воспрянул духом. Это был совсем другой человек. Не уставший, старый зэк с потухшим взглядом, а снова тот бравый капитан из ЗГВ.
Я скептично сказал:
