В рассмотренных случаях окказиональное значение слова не соответствует его узуальному значению. Но даже и в тех случаях, когда новая, возникшая в условиях стиха, связь элемента слова с внеязыковым содержанием не нарушает естественной языковой связи обозначающего с обозначаемым, для поэзии характерны случаи связи морфологических частей с предметным содержанием, параллельной общеязыковой связи.
В доказательство приведу наблюдения Л.В.Щербы над стихотворением Пушкина “Воспоминание”:
“...В слове умолкнет (а не замолкнет, напр.) останавливает на себе внимание весьма выразительный префикс -у-, обозначающий “прочь” ср.: унесет, уведет и т. д.);
...любопытны “развивает” обилием семантических ассоциаций (раз-ви- и ва- как -суффикс повторяющегося действия);
...слово “полупрозрачные” имеет в себе три ярких семантических элемента: “половинный”, “сквозь”, “смотреть”, а потому является в высшей степени выразительным словом, богатым сложными ассоциациями” [Л.В.Щерба. Опыты лингвистического толкования стихотворений..., “Русская речь”, Пг., 1923, с. 49].
Так же, как это сделано в приведенных выше примерах, мы можем описать выразительность этих слов по формулам Сепира и наглядно увидеть семантизацию морфологических элементов слова. Этим объясняется самостоятельное значение внутренней формы слова, часто наблюдаемое в условиях стиха. В том же “Воспоминании”:
Когда для смертного умолкнет шумный день,И на немые стогны градаПолупрозрачная наляжет ночи тень...
В восприятии слово “наляжет” самопроизвольно распадается на составные части:
“наляжет” — “ляжет на”: [а] + В а + В.
В языковом слове формальные элементы по закону семантического опрощения всегда стремятся к непосредственной и однозначной связи с предметным содержанием. Корневые элементы сложных слов, как, например, “путешествие”, “пароход” слились в одно целостное семантическое представление, тогда как недавно образованные (камнедробилка, хлеборезка) еще сохраняют некоторую семантическую раздвоенность.
В поэтической речи наблюдается действие закона, обратного общеязыковому закону семантического опрощения. В “поэтическом” слове имеет место некоторая добавочная семантика, по крайней мере, двойная направленность на действительность. Это же явление можно видеть и в поэтической метафоре, сравнивая ее с языковой. В языковой метафоре добавочная семантика слилась с основной (или просто: два семантических представления слились в одно целое). Первоначальная предметная отнесенность внешней оболочки слова, ставшего метафорой, вытесняется из сознания, или вернее, сливается с новой, приобретенной в результате метафорического употребления, предметной отнесенностью. Когда мы говорим “дверная ручка”, семантическое представление “рука” отсутствует в нашем сознании. В случае поэтической метафоры обе предметные отнесенности сосуществуют, не сливаясь в единое целое.
В поэтической метафоре осуществляется двойная направленность на действительность.
Так же как в метафоре, во всех других художественных приемах (метонимия, оксюморон и т.п.) имеет место семантическая осложненность. Везде, где перенос значения ощутим, где осуществляется двойная направленность на действительность, мы наблюдаем наличие эстетической функции. Можно сформулировать наши наблюдения таким образом: эстетическая функция принадлежит семантической осложненности, кратным смысловым эффектам.
С этих позиций получает объяснение явление так называемого словесного “штампа”. “Штамп” — это устойчивое словосочетание, которое представляет собой омертвевшую. метафору. С этой метафорой произошло то же самое, что с языковой метафорой, в которой утратилось ощущение переноса, произошло семантическое опрощение — установилась однозначная непосредственная связь обозначаемого с обозначающим. Выражение “пламенный привет” имеет для нас единый неделимый смысл, тогда как этимологически оно является сочетанием двух семантически самостоятельных единиц (“пламени” и “привета”). В частом употреблении они слились в семантическое единство. Постоянная внутренняя борьба, которая происходит между речью художественной и нехудожественной — это, с одной стороны, стремление нехудожественной речи перевести в свою сферу завоевания художественной речи путем семантического опрощения, а с другой (со стороны художественной речи), — борьба за семантическую осложненность, обладающую эстетической функцией. “Оживление” слова, которым озабочены писатели и поэты, — это придача ему добавочной семантики (создание семантической осложненности)
Виды семантических осложнений могут быть различны. Рассмотрим один из них, характерный для поэтической речи. Воспользуемся для этого примерами, которые приводит Б.А.Ларин в своей статье “О разновидностях художественной речи”, поскольку для нас представляет интерес то, как Б.А.Ларин их комментирует.
1-й пример:
Произрастай наш край роднойНеопалимым блеском молнийНеодолимой купиной.
Почему не сказано:
...неодолимый в блеске молний— неопалимой купиной, —
задается вопросом Б.А.Ларин и находит, что в стихотворении А.Белого слова “как будто перепутаны... ради освежения выразительности, обогащения смысла” (разрядка моя — Е. Н.). 2-й пример: “Приезжай ко мне в деревню, угощу тебя черным молоком и сладким хлебом” [Б.А.Ларин. О разновидностях художественной речи, “Русская речь”, Пг., 1923, с. 73].
По поводу этой строки из письма Б.А.Ларин замечает, что “в разговоре... мы сразу мысленно исправили бы порядок слов и не придали бы этому случаю речи никакого значения, — в письме без всяких соображений улавливаем в этом шутку, игру, ощущаем художество речи” [Там же] (разрядка моя — Е. Н.).
Наши соображения по этому поводу таковы: в этих примерах мы наблюдаем особый случай семантического осложнения, которое, как мы утверждаем, обладает эстетической функцией. Вместо “сладким молоком и черным хлебом” сказано “черным молоком и сладким хлебом”. Естественное сочетание “черный хлеб” (так же как и “сладкое молоко”) представляет собой целостное семантическое представление; оба формальные члена этого словосочетания слиты в одну мысленную единицу. Искусственной перестановкой слов это единство нарушается — на месте одного семантического представления возникают два других, не сливающихся в одно целое: черное молоко — это “черное” + “молоко”. Ощущается семантическая раздвоенность (предикат получает семантические права субъекта). Кроме того, в этой фразе нарушено естественно логическое единство словосочетаний, и это нарушение воспринимается на фоне нормы, которая подспудно присутствует в тексте (в подтексте), потому что читающим осознается принадлежность признака “черный” понятию “хлеб” и признака “сладкий” понятию “молоко”. Таким образом, здесь — двойное семантическое осложнение.
Примеры этого последнего типа семантического осложнения в поэзии многочисленны: у того же А.Белого:
Уставился столб полосатыйМне цифрой упорной в лицо.
С точки зрения логики, не цифра упорная, а уставился упорно. Принадлежность признака “упорный” понятию “цифра” воспринимается на фоне его естественно-логической принадлежности слову “уставился”, что и создает семантическое осложнение. Еще пример:
У животных нет названья,Кто им зваться повелел?Равномерное страданьеИх невидимый удел.
(Заболоцкий)Удел не может быть видимым и соответственно невидимым. С точки зрения логики — страданье невидимое, а не удел. Невидимое страданье, хотя и неявно, но присутствует и присоединяется к “невидимому уделу” приемом, о котором Ларин сказал: “слова как будто перепутаны”. Логическая конструкция осложнена неправильной расстановкой слов.
Остановимся еще на часто встречающемся случае семантического осложнения:
Лишь дым из красных трубСвободно катится, пропитываясь небом.
(Матвеева)Вместо: небо пропитывается дымом — дым пропитывается небом. Логическая конструкция как бы вывернута наизнанку. В восприятии читателя она хотя и “выправляется”, но осложняется формальным выражением.
Наглядным примером того, как осмысливается, семантически осложняется логическая конструкция предложения, будучи принадлежностью стиховой конструкции, может послужить “Баллада истин наизнанку” Ф.Вийона:
