— Надо переснять сцену, — подсказала Нина.
— Вызываем на завтра артистов, — распорядился Феликс, вправляя рубашку в джинсы.
Он одевался и понимал: они спасли фильм. Во всяком случае, сильно улучшили. Какое счастье…
* * *
Настало лето. Нина ушла в отпуск и уехала с отцом на дачу. У них была своя дача на морском побережье.
Фильм входил в заключительную стадию. Шла перезапись.
Феликс устал. Ему хотелось отдохнуть от Нины, от студии, от тяжёлого груза раздвоенности. Ему хотелось вернуть душу в семью, уделить время сыну.
Он рано приходил домой, ложился спать. Потом шёл гулять с сыном и собакой. Все было замечательно. Но не хватало кислорода, как на большой высоте. Покой и красота, но дышать нечем.
Однажды утром Феликс встал и начал собирать рюкзак.
— Ты куда? — спросила Маша.
— К Нине, — ответил Феликс. — На дачу.
— Надолго?
— Не знаю.
— Тогда возьми деньги.
Маша вынесла ему весь семейный бюджет. Она не хотела, чтобы Феликс ел прокурорские обеды.
— А вы? — растерялся Феликс.
— Я выкручусь, — пообещала Маша.
Ей в голову не приходило, что у Феликса могут быть иные задачи, кроме творческих.
* * *
Феликс ехал на электричке, потом шёл пешком и оказался в посёлке, где жила Нина. Номера дома и улицу он не знал. И, как чеховский герой из «Дамы с собачкой», — выяснял: где тут дача главного прокурора. Ему доказали высокий сплошной забор. Он стоял перед забором. Залаяла собака, но не шпиц, как у Чехова, а бультерьер, собака-людоед.
Вышла Нина — загорелая, в шортах. Не удивилась, как будто ждала. Потом пошла к отцу и сказала, что Феликс будет жить у них в доме, в гостевой комнате.
— Кого ты из меня делаешь? — спросил прокурор.
— Я его люблю, — коротко объяснила Нина.
Отец разрешил.
Феликс поселился как жених. Было очевидно, что без серьёзных намерений он не посмел бы поселиться в сердце семьи хозяина края.
* * *
Феликс вставал рано, уходил на рыбалку. Приносил большой улов.
В летней кухне качался пол. Феликс переменил лаги и перестелил пол.
Ночью они с Ниной купались под низкими южными звёздами. Какое это было счастье…
Однажды утром Нина сказала:
— Отец хочет с тобой поговорить. Поднимись к нему в кабинет.
Феликс испугался. Он понял, что его вызывают на ковёр. Это тебе не Дина и Зина в проёме между дверьми.
Придётся отвечать. Но возможен и другой вариант: ему покажут своё место и отберут Нину. Кто он? Нищий творец. И кто она? Принцесса, захотевшая поиграть в простую девчонку. Как в итальянском фильме.
Прокурор сидел в просторном кабинете, за просторным столом и сам был просторный, очень русский, мужиковатый. Смотрел профессионально-пристально.
Феликсу показалось, что ещё пять минут, и на него наденут наручники.
— Я знаю, что вы женаты и у вас сын, — коротко и ясно проговорил прокурор.
Феликс молчал. Все было правдой.
— Я не хочу, чтобы моя дочь путалась с женатым Человеком.
Феликс молчал. Он бы тоже не хотел, будь он на месте прокурора.
— Я не возражаю, если вы войдёте в нашу семью. Я вам помогу. У вас будет зелёная улица.
Феликс не понял, что такое зелёная улица. Поднял глаза.
— Я вас не покупаю. — объяснил прокурор. — Просто я больше всего в жизни люблю мою дочь.
— Я тоже люблю вашу дочь, — отозвался Феликс. И это было единственное, что он сказал.
Его любовь к Нине была совершенно другой, чем к Маше. Машу он любил сверху вниз, снисходя. А Нину — снизу вверх, возвышаясь.
Вечером они сидели у моря. Феликс сказал:
— Опомнись. Я — одесская фарца.
— Нет… — тихо ответила Нина.
— Если хочешь, я разведусь и мы поженимся…
Нина заплакала, от счастья и от стыда за своё счастье. Феликс тоже заплакал от торжественности минуты.
Но вдруг вспомнил про капитана.
— А где капитан? — спросил он.
— В дальнем плаванье.
— В каком смысле?
— В прямом. Он же капитан.
— А он вернётся?
— А нам-то что?
— Пусть возвращается. Или тонет. Это уже его судьба, которая не имеет к нам никакого отношения. Все прошлое должно быть отринуто. Начинается новая жизнь, как новое кино со своим сценарием.
* * *
Феликс приехал в Одессу и, прежде чем явиться домой, завернул на базар, купил разной еды. Все же он ехал домой.
Когда открыл дверь и вошёл — увидел Машу, лежащую посреди комнаты, совершенно пьяную.
Его не было десять дней, и все эти десять дней она пила и не ходила на работу. Ребёнок топтался вокруг матери и не знал, что ему делать. Все это время он питался хлебом и водой. Как в тюрьме.
Феликс застыл. Как она узнала? Ей сказали? Или она почувствовала?
Феликс увидел фотографии киногруппы, разбросанные по столу. Фотограф, работавший на картине, снимал рабочие моменты, жанровые сцены из жизни группы и даже заключительный банкет. На всех фотографиях Феликс смотрел на Нину, а Нина на Феликса и между ними протянут невидимый провод под напряжением. Даже посторонний-глаз видел это напряжение, именуемое СТРАСТЬ.
Маша все поняла. И вит реакция. Она глушит себя до полного бесчувствия, потому что если что-то почувствует, умрёт от боли. Водка вместо наркоза. А Феликс — хирург. Он приехал, чтобы вырезать её душу. И при этом хочет, чтобы операция прошла без последствий.
Валик подошёл к отцу и поднял к нему бледное личико.
— Папа! — тихо воскликнул он. — Ну сделай что-нибудь. Я больше не могу…
Феликс оттащил Машу в ванную с холодной-водой.
Потом накормил Валика. Он ел, глядя вниз. В его маленьком мозгу крутились какие-то тяжёлые мысли.
Маша очнулась, но есть не стала. Феликс уложил её спать. Впервые за десять дней она спала на кровати. Маша ни о чем не спрашивала. У неё не было сил, чтобы думать и чувствовать.
Ночью Феликс почувствовал, что умирает. У него млело сердце и казалось: сейчас остановится. Холодели руки и ноги.
Он вызвал «скорую помощь». Его отвезли в больницу, и он, таким образом, скрылся от обеих женщин.
Феликс попросил врача, чтобы к нему никого не пускали. Врач тоже предпочитал покой для своего пациента.
У Феликса была плохая электрокардиограмма: предынфарктное состояние.
В эти дни ко мне позвонила Валя Нестерова. Она дружила со многими одесситами, и с Ниной в том числе. Я поняла, что это звонок-разведка.
Нина хотела что-то понять и засылала разведчиков.
— Привет, — поздоровалась Валя. — Ну как ты поживаешь?
— Тебя ведь не я интересую, — отозвалась я.
Валя замолчала. Напряглась.
— Он соскочит, — сказала я.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Феликса.
— Он сделал предложение. Поехал разводиться. И пропал с концами.
— Это называется: сбежал через клозет, — подытожила я.
