Мама промолчала, ее лицо стало грустным и отрешенным. Она ушла в свои мысли и больше о моих сновиденьях ничего не сказала.
Еще две ночи прошли впустую - никаких особенных сновидений. И я решила, что, наверно, не получу больше от Судьбы никакой подсказки. Но на третью ночь меня затянуло в странный и длинный сон, как сквозняком затягивает свалившийся на пол пестрый фантик. Когда спишь, то никогда не знаешь, что это все - не по-настоящему. Так было и тогда, когда я видела те, необычные сны, и сейчас. Но теперь появилось ощущение, что все происходит неспроста и надо все как следует запомнить. Мама говорит, что такое ощущение - это наитие, и к нему надо прислушиваться.
Я увидела чужой город, странные дома - они стояли, как солдаты, ровными рядами, были все низкие, кряжистые, а из окон вывешивались на улицу окорока, связки колбас, чулки, набитые луковицами, какие-то мешочки, иногда через подоконник переваливались пухлые пестрые перины, наверно, так их проветривали - но никакого беспорядка, все очень аккуратно и чинно. Черепичные рисунки на крышах аккуратные, выложенные на один манер, без фантазии, и все одного цвета - на всех крышах. Непонятное было что-то в этих домах, как будто я видела не настоящие здания, а те, которыми они должны были быть, как будто их настоящий облик стал невидим, а "душа" - видимой. Конечно, я понимаю, что никакой души у них нет, но не знаю, как сказать иначе. Смеркается, я свернула с одной улицы на другую, и вот, неожиданно, оказалась на кладбище. Двое могильщиков, бедно одетых, несли гроб. Мелко накрапывал дождик. Могильщики опустили гроб в мокрую землю, и, перебрасываясь словами, начали засыпать яму землей. Кто-то, стоящий за моим правым плечом, сказал: "Подойди, попрощайся..."
Затем картинка во сне поменялась. Я шла по каким-то коридорам. Это, конечно, были коридоры... но стены казались сделанными из разноцветного тумана, а в нем то появлялись, то пропадали человеческие фигуры и лица. А потом туман как будто затвердел, становясь обычным камнем - стеной. И в стене была маленькая дверка. Я посмотрела в замочную скважину - там были деревья с пышными лиственными шапками, какие-то статуи, стены, дворики, солнце, больше похожее на горящий газовый рожок, прикрытый картонной ширмой... Как захотелось туда - но не было ключа от двери. А мне казалось, что там меня кто-то ждет, и обязательно нужно туда попасть.
Этот сон прервался, я снова увидела себя в чужом городе, незнакомые улицы и дома - черные, с острыми крышами и стрелками шпилей, с темными окнами без света, узорчатыми барельефами. Некоторые и на дома не были похожи - скорее, не то на грибы, не то на оплывшие свечи. А другие даже и на это не походили, а на надгробья, которые были то ли забросаны листьями, то ли на них сидели летучие мыши. И снова, как в первом сне (хотя я все так же не понимала, что все это - сон, но помнила, что в начале была в другом городе), мне подумалось, что это не настоящие дома, а нечто невидимое, их душа... На барельефах, там, где они хорошо были видны, изображались пугающие существа - какие-то чудовища, крылатые, оскаленные, с птичьими или звериными мордами, с когтистыми лапами, и все - не страшные, а очень печальные. Некоторые изображения были лишь намечены на стенах, некоторые - выступали почти полностью, словно вот-вот вылетят или сойдут на землю. Еще здесь были дома, и я заметила, что их тут немало, совсем нестрашные, наоборот. Их трудно описать, и подробности словно таяли, закрывались от меня, но осталось ощущение, как от прогулки в осеннем перелеске осенью - все вокруг необычно, недолговечно и печально...
Утром все помнилось очень отчетливо: и ощущения, и детали. Когда мама услышала о том, что мне привиделось ночью, она снова покачала головой и только велела мне запомнить все сны. Но растолковать - не растолковала. Тут я осмелилась ее спросить (раньше не решалась, но теперь, раз я вижу взрослые, тем более, вещие сны, это другое дело):
-А ты что видела на свое эльфийское совершеннолетие? Это сбылось?
Мама промолчала. Очень жаль, но настойчиво выспрашивать не стоило - если мама не хочет говорить, она ни за что не скажет, я знаю...
В первый день, когда я пошла в школу этой зимой, все казалось незнакомым - холодный воздух, скрип снега... Я ведь заболела поздней осенью, когда снег еще не выпал, шли унылые дожди. Все как будто новое - даже дома, кажется, до моей болезни были выше. Мама, которая вышла проводить меня до Торговой башни, сказала, что я очень выросла, пока болела, а, может, просто давно не была на улице - оттого все для меня словно другое, не как прежде. К Торговой башни я шла уже одна, а мама свернула в переулок Кожевников.
Все новое и знакомое одновременно. Теплый запах хлеба - открыли дверь в пекарне. Белье, которое сушится в тупичке между домами... Конюшня, окрики конюхов, грязные соломинки на мостовой... Соседки из двух домов, один напротив другого, переговариваются, даже не повышая голос - улицы у нас почти везде в городе узкие. Вот, наконец, Торговая башня, площадь, здесь уже более людно, то и дело слышен стук колес и цокот копыт по камням. Рынок, деревянные прилавки, покрытые серой мешковиной, а на них - разные разности: замороженное мясо, рыба, молоко, всякие крестьянские соленья, сладости. В посудных рядах - все белое и пестрое, а дальше - ряд с тканями, тоже весь разноцветный.
Удивительный воздух на улицах, столько запахов сразу. Ветер свежий, немного колючий - он кидает в лицо мелкие, смерзшиеся снежинки. Когда идешь по маленьким улочкам, то иногда хозяйки открывают кухонные окна и сразу понятно, кто и что сегодня готовит, где пережарили мясо, где сварили суп из сушеных грибов с травами, где пекут пирог с корицей. Вот проходишь мимо открывшейся двери подъезда и сразу понимаешь - у кого-то тут живут кошки. На площади около Торговой Башни всегда пахнет пирогами - начинка разная, а от большого деревянного лотка, где они лежат, идет чудеснейший запах теплого теста, бортики лотка в муке, а рядом с торговцами выпечкой всегда продают чай из листьев и кисель - над ним яблочно-малиновый аромат. Все пьют из деревянных кружек - и я их вижу и сразу представляю себе это теплое дерево и чувствую какой-то летний запах, идущий от него. Играет дребезжащая шарманка. А на выходных тут бывают деревенские музыканты с маленькими, в две ладошки, виолами, похожими на половинки пузатых груш.
После уроков мы с Гилассой тоже прошли по Торговой площади, купили по карамельной трубочке, я взяла сине-зеленую, Гиласса - желто-розовую. Еще я купила два маленьких бумажных свитка - те, в которых я писала в школе, уже подходили к концу. Нам было вместе по пути больше половины дороги. У нас с Гилассой была одна игра, очень интересная, жаль, в нее можно играть только с эльфами. Мы выбирали какой-нибудь дом и пытались угадать, ну или почувствовать... это трудно объяснить... кто там жил раньше, какие случались истории с этими людьми. И потом пересказывали все, что узнали, друг другу. По правилам, выигрывал тот, кто смог "расчувствовать" больше, ну, или у кого история была любопытнее. Если кому-то удавалось одно, кому-то другое - тогда это ничья. Мы пытались играть в нашу игру с некоторыми девочками из нашего класса, не-эльфийками, но ничего не получалось. Во-первых, они даже не понимали, что это за игра. А если понимали, то, это уже во-вторых, у них все равно не выходило что-то почувствовать. По-моему, они все считали, что мы просто выдумываем эти истории, одна девочка подумала, что как раз в этом-то и игра, и стала сочинять какую-то чепуху. А когда мы ей сказали, что ничего такого тут не было, она на нас обиделась, обозвала воображалами и убежала. Она сказала - откуда мы знаем, что было, чего не было... просто смешно, но ведь не объяснишь. Ну, а поскольку в нашем классе эльфиек больше нет, а старшие с нами не особенно дружат, то играли теперь мы вдвоем с Гилассой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
