Уточним, что при осознанном обращении к распространенному и узнаваемому сюжету как раз и возникают те самые излюбленные политическими технологами методы использования древних, жестких, лежащих в самой глубине коллективного бессознательного структур (архетипов), которые способны символически оплодотворить и «возвысить» вполне прагматические цели борьбы за власть. Речь идет о перенесении наиболее устоявшихся образов и сюжетов мифологического мышления в современную нам политическую реальность и об актуализации их в коммуникативных актах различной формы. Некоторые исследователи даже считают, что подобные технологии особенно характерны именно для российской политической истории, в которой специалисты обнаруживают «постоянное присутствие и воспроизводство… архаических черт культуры, ценностей и идеалов, воплощаемых, в частности, в мифах, определявших поведение значительной части общества, а на протяжении больших периодов, в том числе в ХХ веке, – и судьбы всей страны»[62].
Знаменательно, что, не используя филологического и литературоведческого термина «сюжет», многие исследователи-политологи также обнаруживают в истории человеческой культуры повторяющиеся схематические конструкции, вневременные и общецивилизационные повествовательные темы, которые, по выражению В. Н. Васича и А. А. Ширинянца, составляют некий единый «мифологический ансамбль». Относя к этому «ансамблю» мотивы заговора, золотого века, к которому необходимо вернуться, культурного героя-спасителя и т. д., ученые считают, что политический миф «создается коллективным воображением, комбинаторные механизмы которого располагают относительно ограниченным набором формул»[63]. Именно поэтому специалистам по политической коммуникации нужно эти повторяющиеся формулы хорошо знать, при необходимости выстраивая из них, как из вечных «кирпичиков», те или иных сложные «архитектурные сооружения» эффективных коммуникативных актов.
Отдельные авторы порой, пожалуй, даже несколько преувеличивают значение мифологического мышления и воздействие архетипических конструкций на политическую жизнь социума, считая, что этим факторам под силу определять ее развитие. Так, по мнению В. С. Полосина, сопереживание политическому мифу – первое необходимое условие легитимизации массовым сознанием институтов власти и конкретных лиц в качестве персонажей этой власти. Вторым необходимым условием легитимизации общественным сознанием политического действия является индивидуальное соответствие личности политика его мифическому прототипу[64]. Считая, что подобная абсолютизация роли политической мифологии в вопросах, связанных с политической властью, остается дискуссионной, мы, тем не менее, воспринимаем приведенные соображения как крайне важные для темы нашего исследования, ибо здесь «нащупываются» те самые закономерности массового сознания и мышления, которые объясняют причины и механизмы активного «вброса» в сферу практической политики архетипических и мифосюжетных конструкций. Как точно определяет Н. Г. Щербинина, «именно с помощью политического мифа архетипы прорываются в политику вообще и постсовременную в частности. И самым политически влиятельным архетипом является Герой, который становится формой для репрезентации политического лидерства и власти в любой культуре и во все времена»[65]. Этот же автор добавляет, что сегодня «политическую мифологию принято соотносить с архаической мифологией, под которой чаще всего подразумевается повествовательная форма (курсив наш. – С.Ш.). Сама форма сказания предполагает такие непременные атрибуты, как драматизация повествования, яркая образность сакральной истории и наличие центрального героя (герой мифа, сказки, легенды, былины, исторической повести)»[66].
Мы бы добавили, что усилителем мощи архетипического и мифологического конструкта, его катализатором в политико-коммуникативных системах, с нашей точки зрения, является именно сюжет (мифологический, эпический, сказочный). Е. М. Мелетинский в свое время не случайно полемизировал с последователями К. Юнга, которые говорили преимущественно об устоявшихся образах и считали сюжеты чем-то по определению вторичным, в то время как они «далеко не всегда вторичны и рецессивны; они, в свою очередь, могут сочетаться с разными образами и даже порождать их»[67]. В то же время мы хотели бы согласиться с упомянутыми выше исследователями в том, что наиболее прямой путь к сердцу избирателя – это выбор политиком правильного «мифологического прототипа», оживление культурного архетипа Героя. Дело в том, что герои со времен греческой мифологии «причастны экзистенциальному измерению, которое по природе своей является сверхчеловеческим»[68], а потому ассоциация с архетипом Героя предназначена выявить особую сущность политика, его пусть не божественную – но «надчеловеческую» позицию в мире людей. Именно героические сюжеты обладают самым высоким коммуникативным потенциалом; именно «внутри» последовательного движения нарратива Герой способен показать себя и добиться победы… Дж. Кэмпбелл пишет:
Сказочное повествование, которое претен дует на описание жизненного пути легендарных героев, могу щества божественных сил природы, духов смерти и тотемов предков данного рода, – есть не что иное, как символическое выражение бессознательных желаний, страхов и конфликтов, лежащих в основании сознательных моделей человеческого поведения. Другими словами, мифология есть психология, ошибочно прочитанная как биография, история и космология… Высвеченные здесь, как в флюороскопе, основания раскрыли саму подоплеку загадки Homo sapiens – западного и восточно го, первобытного и цивилизованного, современного и архаич ного. Целый спектакль разворачивается перед нами. Мы долж ны лишь прочитать его фабулу, с ее постоянными ходами и их вариациями, и тем самым прийти к пониманию глубинных сил, которые предопределяют главные линии человеческой судьбы и по-прежнему продолжают влиять на всю нашу частную и общественную жизнь[69].
Попробуем обнаружить отголоски тех или иных блуждающих сюжетов, связанных с определенными типажами героев, в примерах современной российской политической коммуникации. Это поможет нам определить наиболее «общеупотребительные» варианты применения данной технологии и оценить степень ее эффективности.
Сюжет о герое, отправляющемся за приключениями и покоряющем мир. Герои индийского эпоса или библейских сказаний, противостоявшие в странствиях жизненным испытаниям; персонажи греческих мифов, преодолевавшие порог за порогом в поисках сокровища (Ясон, путешествующий за золотым руном и в конце концов возвращающий себе трон; Прометей, сумевший покорить небеса, похитить у богов огонь и подарить его людям); в древнерусских былинах – Илья-Муромец, с его тремя «поездочками», во время которых он совершает свои подвиги… Все эти образы в совокупности своей имеют в генезисе тот самый архетип, который, несмотря на свою сказочность, оказывается удивительно операциональным при выстраивании коммуникации с массовой аудиторией. Схему, обрамляющую данный тип сюжета, Дж. Кэмпбелл описывает так: «Герой отваживается отправиться из мира повседневности в область удиви тельного и сверхъестественного: там он встречается с фантастическими силами и одерживает решающую побе ду; из этого исполненного таинств приключения герой возвращается наделенным способ ностью нести благо своим соплеменникам»[70].
Мы не случайно начинаем анализ именно с этого типа сюжета; как оказалось, он достаточно хорошо приживается на российской почве. В частности, пристрастие к достаточно экстравагантным по меркам «большой политики» и весьма необычным по своей сути коммуникативным акциям демонстрирует лидер нации, один из наиболее популярных политиков России – В. Путин. Пришедший в свое время на смену правителям «в возрасте», подтянутый и спортивный, умеющий проявить физическую смелость и умение владеть собой в нестандартных ситуациях, этот политик словно воплотил в себе ожидания людей, мечтающих о сильном лидере. Не случайно американская исследователь-славист Х. Гощило, ставшая одним из соавторов и редактором-составителем недавно вышедшей на Западе книги «Путин как знаменитость и культурная икона»[71], в одном из своих интервью говорит: «Я не припомню какого-либо еще современного государственного деятеля, имевшего такое громадное количество восторженных поклонников и поклонниц в своей стране и за рубежом… Многие его воспринимали как мифологического героя, единственного лидера, способного спасти Россию»[72]. Авторы другой книги, Ф. Хилл и К. Гэдди, утверждают, что важной чертой образа российского политика является его героизация, способность перенестись в иной, «волшебный» мир и решить любую проблему[73].
