– «Арсенал» играет с «Чарлтоном». Ты разве не будешь смотреть?
– Да чего там смотреть? Все и так ясно… Потом, матч этот и в пабе показывают. Почему у нас нет цифрового телика, как у соседей? Про голубых только по цифровому крутят…
– Слышь, Дуэйн, не лезь больше в драку. Пора бы и за ум взяться, господи ты боже мой…
Дотти поднялась по узкой лестнице в первую спальню где лежал отчим. Окно приоткрыто, но в комнате душно и стоит неприятный запах. Стены выкрашены в зеленый – казалось, это от них отсвет в лице умирающего. Единственное украшение в комнате – фотография Монмартра в рамке, память о путешествии в Париж, которое Артур и Андреа совершили в куда более счастливые деньки.
– Чего у тебя такой мрак, пап? – спросила Дотти. – Давай лампочку включу.
Старик отвечал слабым голосом, соглашаясь: пожалуй, можно и включить, если ей так уж хочется.
– Я радио слушаю, – сказал он. – Сейчас как раз новости. И везде на свете одно и то же: война, война… Куда мир катится, ума не приложу…
– Ну что ты, пап, это же не в Англии все, и даже не в Европе. Нам волноваться не о чем. У нас-то страна цивилизованная.
Она подошла к окну, задернула занавеску.
Старик отер бледные губы старым носовым платком, который сжимал в кулаке.
– Вон у них теперь это евро кругом. И в Ирландии евро, а все равно там без конца стычки, и никак не прекратятся, так ведь?
Дотти не ответила. После паузы она сказала:
– А внизу соседский кот. Ну этот, рыжий, Бинго, из Особняка. Хочешь на него взглянуть? – Почему-то она решила, что тяжелобольные хорошо реагируют на домашних животных.
– Нет-нет, Дотти, никаких котов. Начнет еще по мне лазать.
Голос слабый, точно издалека. Она стояла у кровати, сочувствуя, но не прикасаясь к отчиму.
– Бинго ласковый кот – может, помнишь его?
– Да пусть какой угодно. Я терпеть не могу, когда они по мне ползают.
– Скоро ужин, пап.
– Ты же знаешь, я почти не могу есть.
– Я тебе помогу.
– Ты уж не мучь меня, ладно? Мне недолго осталось в этом мире, доченька.
– Вот глупости. Еще поправишься. Хочешь, принесу кофе?
– Лучше бы чайку, а? Спасибо тебе.
– Годится. Чайку сейчас, мигом. От Азиза, самый лучший!
– Не надо мне всего этого, привозного.
Она рассмеялась:
– Да чай у них из Кидлингтона, это же совсем рядом. Там его полным-полно, гектар за гектаром – рядом с нашими рисовыми полями…
Она пошла вниз по лестнице, хихикая, что так остроумно пошутила. С каждым шагом все сильнее пахло почти испеченной пиццей.
Брат уже ушел. Андреа сидела на табурете в кухне, читала какую-то брошюрку. Внимательно взглянула на Дотти, помедлила, потом сказала:
– Знаешь, ты только не говори Дуэйну, но я, пожалуй, запишусь на какой-нибудь курс в заочном университете.
– И диплом получишь, мам?
– Посмотрим, не знаю. Выключи-ка телевизор. А то у меня от него уже голова трещит.
– А потом мы разбогатеем, а, мам?
Мать облокотилась на стойку, подперла голову.
– Не знаю, просто хочется, чтоб на душе было полегче, вот я все, – сказала она.
Солнце уже зависло над горизонтом, закутываясь в длинные плоские облака, когда Пенелопа Хопкинс второй раз за день вернулась в Хэмпден-Феррерс. Она задержалась на работе: приехали первые зарубежные студенты, их всех надо было срочно оформить и устроить.
Среди вновь прибывших были две молодые женщины из Гонконга – Хетти Энн Чжоу и Джуди Чун. Обе никак не могли прийти в себя: в аэропорту Хитроу их притормозили таможенники при досмотре багажа – нашли клубеньки гибридной лилии. Из-за новых правил безопасности клубни сочли подозрительными.
Обеих девушек (одной восемнадцать, другой девятнадцать, они собирались стать специалистками по ремонту компьютеров) тут же увели в дальнюю комнату в здании аэропорта и целый час допрашивали, прежде чем отпустить. А лилии конфисковали.
Девушки приехали в Брукс-колледж в слезах. Пенелопа утешила их, взяла под свое крылышко.
Вскоре они уже объясняли ей:
– Это же клубни лилии, она священная, называется «Желтый дракон». Мы их выращиваем у себя в саду на острове Виктория. У них прекрасный аромат, как у духов.
К этому объяснению Хетти ее подруга добавила:
– Мы думали, они помогут нам не скучать по дому. А теперь их отобра-али.
– А вы разве не знали, что в Англию по закону запрещается ввозить сельскохозяйственные продукты и растения?
– Но откуда же мы знали, что нас кто-нибудь заподозрит…
И опять в слезы.
– Таможенники обязаны были их конфисковать, – сказала Пенелопа. – На юге Англии уже появились жучки-лилейники, их распространение надо предотвратить. Может, и у вас на клубнях были яйца этих лилейников.
Рыдания только усилились. Хетти Чжоу, которая из них двоих лучше говорила на английском, все повторяла:
– Мы даже не слышали ни про каких лилейников. У нас в Гонконге нет ничего подобного. Зачем мы только поехали в эту Англию!
Тогда Пенелопа надела очки и торжественно заявила: власти подозревают, что этот самый лилейник прибыл из Китая и Гонконга. А они все равно приехали совершенствовать английский и изучать транзисторную технику, а не цветы сажать. И предложила им целую коробку с «клинексами» для великанов.
Теперь обе китаянки сидели сзади в машине Пенелопы, пока та сворачивала на Климент-лейн и к себе, на короткую подъездную дорожку. В поездке девушки несколько приободрились и иногда восклицали что-то вроде: «Ой, смотри, вон там, видишь, красный почтовый ящик! Совсем как в учебнике. Вот здорово!»
Пенелопа провела их в гостиную и усадила перед электрокамином. Ей пришлось напоминать себе, что они не дети: откуда знать, что принесет завтрашний день.
– О-о, вы так добры! – сказали девушки хором. И напоследок хлюпнули носами.
Пенелопа вынула из холодильника бутылку вина «Папская охота». Когда Пенелопа уже откупорила вино, Хетти сказала:
– Миссис Хопкинс, мы вообще не пьем. Извините нас за это.
Но Пенелопа была женщина решительная.
– Это только на пользу, особенно после сегодняшних неприятностей.
Она налила три бокала белого вина и два держала в руках, пока Хетти их не забрала, сказав «спасибо». Пенелопа закурила и отпила из своего бокала.
– Вы, видимо, и не курите?
Девушки твердо заявили, что считают курение отвратительной привычкой.
– А я вот курю, когда у меня стресс, – не без ехидства заметила Пенелопа. – Сейчас сварю на ужин макароны. У меня в доме, пожалуй, больше и нет ничего. А потом вы обе можете переночевать у меня в спальне. Наутро увидите, что все не так плохо. Солнышко будет. Поедем назад через деревню… если хотите, сначала можем прогуляться, а там снова поедем в Брукс-колледж, где я вас зарегистрирую. У нас все очень дружелюбные и совершенно очаровательные. Ну, кроме, конечно, мистера Ваучера: он злюка, да к тому же рыжий.
Девушки посмеялись и опасливо отпили вина. Настроение у них улучшалось. Джуди выпросила у Пенелопы сигаретку.
– У меня ведь тоже стресс, – сказала Джуди.
До того как пойти на кухню готовить ужин, Пенелопа налила себе еще вина и поставила на проигрывателе пластинку «Бич Бойз».
В кухне она взяла трубку и набрала номер своей жилички Беттины Сквайр, которая обитала наверху с дочерью.
– Беттина, выручай, мне срочно нужны макароны. У тебя не найдется взаймы?… Ну слава богу!.. Да, да… Видишь ли, пожалуй, прямо сейчас… У меня критическая ситуация… Спасибо, дорогая.
«Медведь» был довольно уютным небольшим пабом. Здесь, конечно, были два игровых автомата, и над стойкой бара светился телевизор (как раз шел матч между «Арсеналом» и «Чарлтоном»), но не было тут ни оковок на сбруе, ни привезенных бог весть откуда фотографий никому неведомых, давно почивших в бозе людей, не существующих ныне железных дорог или старинных способов ведения сельского хозяйства. На одной стене висела в рамке репродукция картины, изображавшей огромную прямоугольную корову, на другой – свинья-рекордистка, сплошное сало.
Еда здесь без претензий, но достаточно вкусная. Половина восьмого; Джон Грейлинг сидел над тарелкой с двумя сосисками, вареными бобами и картофельным пюре. Справа от тарелки высилась пинта «Старой пеструшки».
За соседним столиком восседал толстый краснолицый мужчина, который заказал себе то же самое блюдо. Вскоре он и пиво пил такое же, как и Грейлинг. Его карие глаза таились за плотными складками кожи; время от времени он вопросительно посматривал на незнакомца.
Потом приветливо заметил Грейлингу, что тут, конечно, никакой экзотики не подадут, это вам не заграница.
Грейлинг, соглашаясь, угрюмо пробубнил что-то, но беседы не поддержал.
Через некоторое время толстяк сделал новый заход: мол, раньше не встречался ему Грейлинг в этом пабе. Грейлинг кивнул.
– А вы тут, в деревне живете? – тут же осведомился толстяк.
Всегда начеку, Грейлинг отвечал, что да, так оно и есть.
