Дроиды сидели на крыше здания. Визуальные рецепторы изношенного были прикованы к игровой доске, но его вычурно раскрашенный партнер постоянно поднимал взгляд и смотрел на каньон, разделявший здания, на заполненные прохожими тротуары, на непрерывный поток пролетающих мимо флаеров и — вдали за всем этим — на широкий вход в высокую башню Храма джедаев.
Конечно, с этой маленькой террасы было бы очень сложно увидеть что-нибудь внутри самого Храма. На таком расстоянии, да еще сквозь завесу дождя, только глаза хоранси [8] смогли бы разглядеть запачканную фигуру, шлепающую по лужам к парадным дверям Храма. Чтобы узнать в этой фигуре сердитого троксанского дипломата с любопытным дипломатическим конвертом в руке, потребовалось бы нечто превосходящее по возможностям биологические органы зрения: нечто на уровне легендарных телескопических снайперских прицелов от «Тау/Цейс», транспаристальных или нейроимплантных, изготовляемых на заказ — их способность сохранять нулевое искривление во всем диапазоне усиления от 1 до 100 оставалась непревзойденной даже спустя четыреста лет после того, как остановилась последняя производственная линия «Т/Ц».
Кремово-малиновый дроид остановился, его пальцы неподвижно зависли над круглой доской. В нескольких километрах от крыши, за колышущейся завесой дождя, троксанский дипломат о чем-то спорил с юным джедаем, стоявшим на страже у дверей Храма. Пакет перешел из рук в руки.
— Что ты делаешь? — спросил грязный, серый партнер дроида.
Дипломат зашлепал обратно сквозь дождь к поджидавшему его флаеру. Юноша исчез в здании.
Ливрейный дроид опустил пальцы сквозь голографических воинов, чтобы передвинуть фигуру.
— Жду, — ответил он.
* * *
Корускантские ксенобиологи оценивали количество разумных рас во вселенной примерно в двадцать миллионов плюс-минус допустимое отклонение — в зависимости от того, что в данное конкретное время означало понятие «разумная». Например, можно спорить, способен ли Bivalva Contemplativa, [9] иначе «мыслящий моллюск с Периликса», действительно «мыслить» в привычном смысле, или же его мультигенерационные переговорные семафоры служат скорее не для бесед, а для строительства колоний. В любом случае, двадцать миллионов — это стандартное число.
Если бы поздним вечером спустя тридцать месяцев после битвы на Геонозисе сторонний наблюдатель увидел, как мастер Макс Лим, приподняв подол робы, спешит куда-то по коридорам Храма джедаев, он мог бы прийти к выводу, что из всех этих рас лица трехглазых гранов с козьими головами особенно приспособлены, чтобы выражать беспокойство. Три густых брови над встревоженными глазами мастера Лим были сведены вместе. Ее подбородок был длинным и узким даже по гранским стандартам, и, когда мастер-джедай волновалась, она имела привычку скрежетать зубами — пережиток прошлого, оставшийся от жвачных животных, от которых произошли граны.
Обычно мастер Лим не нервничала. По-матерински добрая, спокойная и умелая, она была любимицей младших учеников, и ее было очень трудно выбить из колеи. Мейс Винду или Энакин Скайуокер могли выражать недовольство оборонительной позицией джедаев, но только не Макс Лим. Граны были глубоко социальным, общинным народом, и Макс охотно посвятила свою жизнь служению идеалу миротворца. И вот теперь джедаи, к ее прискорбию, медленно, но неумолимо превращались в солдат.
Макс Лим думала, что гражданская война — самое ужасное, что может произойти с Республикой. Потом была бойня на Геонозисе, в один день унесшая цвет целого поколения джедаев. Вспышки плазменных разрядов, вкус песка на зубах, вой и грохот боевых дроидов — сейчас это все казалось кошмаром, размытым пятном боли и горя. Она потеряла более десятка товарищей, которые были ей ближе, чем сестры. Война пришла в ее дом, и отнюдь не на экране головизора.
По дороге на Корускант мастер Йода говорил об исцелении и восстановлении равновесия, но для Макс Лим последние тридцать месяцев выдались очень, очень тяжелыми. Для нее было легче переживать воспоминания о битве, чем выносить жуткую пустоту Храма. Сорок мест за обеденными столами в зале, рассчитанном на сто. Западный участок огорода, оставленный незасеянным. Ритм жизни в Храме, разорванный из-за нехватки времени; больше некогда было выращивать овощи, штопать одеяния или играть. Теперь все это заменяли рукопашный бой, тактика мелких подразделений и упражнения по проникновению в тыл противника. Пищу готовили в спешке из продуктов, покупаемых в городе, и посерьезневшие ребятишки двенадцати-четырнадцати лет отслеживали каналы связи, выполняли курьерские поручения и изучали планы сражений.
О детях Лим тревожилась больше всего. Храм, в котором почти не осталось взрослых, был похож на школу, покинутую учителями. Внезапно осиротевшие падаваны, ученики, у которых так мало наставников и так много обязанностей — Макс Лим боялась за них. Как ни старались Йода и другие учителя привить им древние добродетели джедаев, это поколение будет носить отметку насилия. Как будто их вскормили отравленным молоком, думала Макс. Впервые после Ситской войны [10] появилось поколение рыцарей-джедаев, выросшее в эпоху, когда Сила затуманена темной стороной. Слишком рано они повзрослели, слишком ожесточились их сердца.
Один из этих детей — спокойный, симпатичный мальчик по имени Уи, которого она взяла в падаваны — и вызвал ее ко входу в Храм. Добравшись до входа, Макс обнаружила, что ученик с удивительным (как всегда) хладнокровием выслушивает потоки негодующего рева напыщенного, высокомерного и очень обозленного троксанского дипломата, который никак не мог поверить, что его может остановить простой мальчишка. Существо с лиловым лицом и сердито колышущимися жабрами заявляло, что несет посылку, которую необходимо доставить лично в руки мастеру Йоде.
Макс незамедлительно пришла на помощь Уи, использовав Силу наиболее естественным для себя способом — успокоила троксанца, пока его влажные розовые жабры не улеглись, и отослала его восвояси, пообещав, что сама передаст конверт мастеру Йоде. Подобным образом мог бы поступить с троксанцем и Уи — Сила в нем была велика — но повсеместное использование падаванами своих возможностей не поощрялось. Мальчик был очень одаренным; возможно, поэтому он всегда проявлял осторожность и старался не злоупотреблять своим даром.
Уи передал ей пакет. Это был конверт дипломатической почты с высоким уровнем защиты, подобные конверты были в ходу на многих мирах Торговой Федерации. Изготовленный из переплетенных метакерамических и калькулирующих моноволокон, конверт являлся одновременно контейнером и компьютером, дисплеем которого была вся поверхность. Большую часть этой поверхности в данный момент плотно покрывали буквы. На троксанском и общегалактическом языках было написано следующее:
БЛАГОДЕТЕЛЬНЫЙ ТРОКСАР
БЮРО ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ
Самовоспламеняющийся Пакет
В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ ПОСЛАНИЕ ДЛЯ:
ЙОДЫ,
«Великого мастера Ордена джедаев»
и
Военного атташе при Верховном канцлере
Галактического Сената
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
Только для указанного получателя!
Этот Дипломатический Конверт Активирован:
При Отсутствии Положительной Идентификации
При Надрыве Пакета
Содержимое Превратится в Плазму!
Контейнер удобно улегся в ладони — от прикосновения Макс адаптивные моноволокна начали смещаться и изменять свой размер, пока конверт не принял нужную форму. Это было словно стоять на берегу моря и чувствовать, как волны постепенно вымывают песок из-под ног. На поверхности пакета появилась схематичная карта отпечатков пальцев Макс Лим. На другой его части возникло маленькое зеркальце, над которым стояла аккуратная идеограмма «глаз». Мастер Лим моргнула, увидав свое отражение, потом моргнула еще раз, когда пакет на мгновение осветился и погас.
Рисунок жабр: Не применим
Идентификация по отпечаткам пальцев: Отрицательная
Скан сетчатки: Отрицательный
Данный Носитель не может быть идентифицирован как получатель этого Самовоспламеняющегося Пакета Бюро Дипломатических Связей.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
ПРИ НАДРЫВЕ ПАКЕТА СОДЕРЖИМОЕ ПРЕВРАТИТСЯ В ПЛАЗМУ!
Макс и ее падаван переглянулись.
— Постарайтесь не уронить, — невозмутимо сказал мальчик.
Макс закатила глаза — еще одно весьма эмоциональное выражение лица, характерное для трехглазых гранов — и зашагала обратно в Храм искать мастера Йоду.
Она нашла его в Зале Тысячи Фонтанов. Йода сидел на куске черного ракушечника, выступавшего над поверхностью маленького пруда. Приблизившись к нему сзади, Макс была поражена тем, каким крошечным показался ей старый учитель, какой он мелкий и неуклюжий в своем бесформенном одеянии. «Как грустная болотная жаба», подумала Макс. Будь она моложе, она тут же подавила бы в себе эту мысль, шокированная собственной бестактностью. Но с возрастом она научилась наблюдать за течением своих мыслей без пристрастия, даже с некоторым юмором. Ведь, по сути, какая странная, капризная и непослушная штука — мозг! Даже мозг джедая. И ведь правда: эта большая круглая зеленая голова, эти опущенные уши — ну чем не грустная болотная жаба?
