«А что по поводу военных?»
Он устало улыбнулся.
«Это не кино, сэр. Всё происходит на самом деле. Военные не станут атаковать Уолтера или кого-то ещё. Мы все понимаем, что это не приведёт ни к чему хорошему, а вот навредить может точно. И всё же председатель Объединённого Комитета Начальников Штабов[20] будет в курсе и не станет принимать опрометчивых решений, что бы ни случилось».
Я посасывал Колу из соломинки, смутно припоминая дни, когда был курильщиком, и даже более ранние, когда посасывал палец в возрасте двух лет. Как странно, что многие из нас до самой старости не могут отказаться от тепла и комфорта материнской груди.
«Как долго правительство работало над планом действий на случай пришествия Баллоков?»
«С момента, когда флед покинула Землю».
«Откуда вы знали, что пришельцы прилетят раньше срока[21]? Они должны были…»
«Открою вам один секрет. Многие думают, что правительство только реагирует на проблемы. На самом деле у нас есть планы на случай самых непредвиденных обстоятельств, которые могут никогда не произойти: приближение астероида к Земле, начало эпидемии в одной из дальних стран, ядерное оружие, попавшее не в те руки, и так далее. Вторжение любых существ, пусть и с дружескими намерениями, стоит в самом верху этого списка. Особенно вторжение инопланетян, даже если мы знали о нём заранее благодаря флед и проту. Теперь пришельцев трое, а может и больше. Мы пришли к соглашению с правительствами других государств, что нам нужно сотрудничать с Баллоками и выполнять любые требования с их стороны, если это возможно. В противном случае последствия могут быть весьма плачевными. Вы удивлены, что правительство ко всему готовится заранее?»
«Ну… да, есть немного. Но иногда складывается впечатление, что наше правительство вообще не в курсе происходящего».
«Как я уже сказал, то, что в действительности происходит в правительстве, не афишируется. Многое засекречено. Вы будете удивлены, узнав, что эксперты советуют нам не разглашать свои планы. Многие люди не поймут наших намерений и будут в панике. Только избранные представители прессы знают о наших планах, но их не так много».
«Тогда почему вы доверяете мне секретную информацию?»
«Случившееся с вами поставило вас в положение тех, кому необходимо знать реальное положение дел».
«Даже не знаю, гордиться ли мне или бояться».
«Просто так вышло».
«Тогда зачем меня вызывать? Вы уже приняли решение, как поступать дальше. Нам ничего не остаётся, кроме как ждать, пока Баллоки озвучат свои требования, верно?»
«Не совсем так, сэр. Вы упускаете одну переменную в уравнении. Здесь-то вы и вступаете в игру».
«Какую переменную?»
«Вас, доктор Брюэр. Мы должны быть уверены, что вы хорошо подготовлены ко встрече и переговорам с Уолтером или кем он окажется в следующий раз. И к вашему выступлению в ООН».
«О какой подготовке вы говорите?»
«Нам нужно убедиться, что вы поступите в соответствии с общими принципами нашего плана. Что вы не будете бродячим слоном, не желающим сотрудничать с нами или Уолтером. Что у вас нет психологических проблем и проблем со здоровьем, которые могут помешать выступлению перед ООН. Перед миром».
«Понимаю, что вы имеете в виду. Но вы же знаете, как трудно бывает, когда ответственность за судьбы мира ложится на твои плечи».
«Многие знают. Президент и министры точно. Но они всего лишь люди, как и вы. Какое-то время они боролись с этим чувством, но потом решили, что вполне способны справиться. Потому что кто-то должен справиться, какова бы ни была ситуация. Не знаю, как много людей отдаёт своим лидерам должное в этом отношении. Не каждый выдержит такое давление. И мы должны быть уверены, что вы справитесь».
Я определённо был из тех, кто не справится. Мои сомнения были тошнотворно глубоки. В последний раз я попытался найти выход из своей дилеммы, но не смог. Я потянул из соломинки, и последние капли напитка с шумом поднялись по трубочке, издавая звук, похожий на предсмертный хрип.
«Мы идём на посадку» — оповестил меня Джонс — «Вы пристегнули ремень?»
«Я могу сходить в уборную?»
«Да, но постарайтесь сделать это быстрее».
Он показал пальцем в заднюю часть самолёта.
Ванная была сразу за помещением, напичканным столами, телевизорами и телефонами. Я не выдержал и решил рассмотреть всё в деталях, но природа подавила любопытство. Я облегчился в прекрасном, отдраенном до блеска туалете, но когда собрался помыть руки, то увидел в зеркале человека в слезах, стекающих по щекам. Помню, как приказал себе собраться и взять себя в руки. Умывшись, я вернулся в «столовую», чтобы снова встретиться лицом к лицу со своей нежеланной ответственностью. Из окна было видно, что мы совсем скоро сядем на землю.
«Покажете мне президентские покои?» — спросил я с надеждой — «Когда ещё у меня будет шанс полетать на Борту Номер Один?»
Джонс тепло улыбнулся.
«Может, в другой раз. Кстати» — добавил он — «самолёт так называют только когда Президент на борту».
Я едва почувствовал приземление. Не успел я опомнится, как самолёт остановился и заглушил двигатели. Мы спустились по трапу и затем сели в вертолёт, на котором тоже была надпись «СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ». Вертолёт фамильярно называли «Marine One[22]», но только когда на борту был Президент. Через пару минут мы уже направлялись к столице — я уже видел монумент Вашингтону[23] вдалеке. Пока мы неумолимо приближались к нему, Джонс задал пару вопросов о моём прошлом, включая все диагнозы по медицинской части и проблемы по психологической. Я признался, что несколько десятилетий назад был курильщиком, но, как и многие люди, к сорока годам стал больше внимания уделять здоровью, бросил курить и бессистемно занялся физкультурой, пару раз в неделю выхожу на пробежки, а все мои анализы за последние годы в норме. Стрессовая эхокардиограмма и компьютерная томография пару лет назад не показали ничего зловещего. Приятно было осознавать, что были вещи, которых обо мне не знает даже правительство, хотя я мог ошибаться. Мы перешли к обсуждению моего страха перед публичными выступлениями.
«Как думаете, чем он вызван?» — спросил меня Джонс, поднимая брови и держа на весу ручку.
«Я задаю себе тот же вопрос. Возможно, страх вызван собственной неуверенностью, ощущением неполноценности, когда сравниваю себя с отцом. Он был авторитарной фигурой, на всё имел собственное мнение и редко ставил его под сомнение. Отец хотел контролировать меня, управлять моей жизнью, поэтому я чувствовал, что не в состоянии рулить самостоятельно. Моя неприязнь к публичным выступлениям произрастает из страха не справиться с работой, если говорить упрощённо. В основном, это страх выглядеть смешно или нелепо».
Я посмотрел ему прямо в глаза.
«По моему профессиональному мнению» — добавил я — «страх стоит за многими общественными деятелями. Он может быть и мощным мотиватором и мощным препятствием для наших действий».
Джонс немного посмеялся с моих слов.
«Говорите как настоящий психиатр».
«Я и есть психиатр».
Я добавил, что большинство психиатров и сами являются носителями различных неврозов или закидонов, и это часто обуславливает их выбор профессии.
«Понимаю. Как думаете, сможете это выдержать?»
«Что выдержать?»
«Вашу миссию. Выступление перед Советом Безопасности ООН».
Я посмотрел на него.
«Честно, я понятия не имею, как всё пройдёт. Не думаю, что упаду в обморок, но, вероятно, буду дрожать всем телом, как и мой голос».
«Открою вам ещё один секрет. Даже президенты и короли сталкивались с этой проблемой. Особенно в тяжёлой ситуации. Задача в том, чтобы контролировать своё тело достаточно, чтобы никто не заметил волнения. У нас есть специалисты, которые могут с этим помочь. И ещё кое-что: аудитория всегда тянется к оратору, бессознательно ожидая, что он выступит хорошо. Люди мысленно ставят себя на место говорящего. Такова человеческая природа».
