Тилак четко проследил и суть мифов о боге Индре, пояснив, что западные ученые неверно связывали его действия только с дождями или грозами. Этому богу в Ригведе приписываются гораздо более существенные функции — он убивает змеедемона мрака и холода, освобождая из плена долгих («вечных») ночей похищенное им солнце, и вместе с тем дает возможность водам сбросить оковы льда и снова вольно течь по земле. Эти образы показывают суть процессов, протекающих в природе севера и особенно важны в этом аспекте те гимны, в которых описываются жертвоприношения Индре как победителю мрака — подробнейшее описание всех ритуальных действий, посвященных возврату солнца на небо после «вечной ночи», содержат многие строфы гимнов. Чрезвычайно ценным является, например, описание той службы («саттры»), которую проводили жрецы ради одоления силы «вечной» ночи («ратра»), длящейся сто («шата») суток. Эта служба именуется в Ригведе «шата-ратри», и именно расшифровка Тилака дает возможность определить место ее проведения. Почему жертвоприношения богу Индре должны были длиться сто суток, т. е. три с лишним месяца, в течение которых его умоляли победить силы мрака и освободить солнце? Тилак ссылается на пояснения, содержащиеся в «Брахманах» (в частности, в «Айтарея-Брахмане»), открывающие суть гимнов «шата-ратри» и содержащие указания на Ригведу, что более длительных ночных служб быть не могло [155, с. 227–234], а Индра называется «хозяином ста возлияний», т. е. стократного принесения ему в жертву пьянящего напитка сомы, подкрепляющего его силы.
Здесь можно попытаться локализовать место проведения этих «саттр ста ночей». Обратимся к точному документу, к «Таблицам солнца для города Мурманска» [153], где обнаружим, что на его широте, т. е. на 69°, «вечная» ночь длится 40 суток. Вспомним, что на Северном полюсе она измеряется 178 сутками, а значит, разница с Мурманском составляет 136 суток. От полюса до Мурманска залегает пространство в 21°, на которое приходится указанная разница в долготе ночи. Разделив 136 на 21, увидим, что на 1° приходится 6,5 суток сокращения ночного мрака. Поскольку саттры длились по 100 ночей, т. е. на 60 суток дольше, чем в Мурманске, то, разделив 60 на 6,5, мы определим, что отдаленность этих саттр от Мурманска равна 9,2° — а значит, они могли иметь место на 78,2°, т. е. в очень высоких северных широтах.
Этот простой подсчет указывает на правильность соотнесения данных Ригведы с Арктикой, что подтверждается и древними данными, приведенными Тилаком.
Описание в мифах «вечных» ночей и дней привлекает не меньшее внимание, чем указания и на ряд других поражающих читателя явлений.
Тилак в своей книге уделяет главное внимание доказательствам того, что древние арьи знали все явления и признаки, характеризующие точное их знакомство с особенностями арктической природы. Не повторяя того, что уже сказано выше (и будет уточнено ниже), обратим наше внимание на поразительное совпадение ряда мифов, преданий и сказочных описаний, встречающихся во многих разделах ведической литературы и великой эпико-исторической поэмы «Махабхараты». Сюжеты и красочные описания, включаемые в такие разделы священно-ритуального писания и мирские сказания ориентируют читателя на согласие с тем, что во время создания Ригведы индийские авторы обладали вполне приемлемым уровнем знаний о метеорологических и астрономических характеристиках Северного полюса и более того: «Указания на сверкание горы (горы Меру, принимаемой за Северный полюс. — Н. Г.) особо интересны, поскольку это, видимо, может быть описанием северного сияния» [155, с. 101].
С утверждением Тилака, что зрелище северного сияния доступно только людям области Полярного круга, соглашаются все исследователи Арктики и жители приполярных земель, а дальше на юг, вплоть до южной границы Русского Севера, свет этих арктических сияний превращается в так называемые белые ночи, о свете которых Пушкин писал: «Когда я в комнате моей пишу, читаю без лампады».
Остановимся на нескольких описаниях небесных явлений, встречающихся в индийской литературе. Одни из них явно рисуют игру красок на полярном небе в месяцы северной ночи, длящейся вокруг полюса по 6 месяцев, а в других мы видим как бы передачу тех образов, которые возникали в фантастическом восприятии человека, потрясенного непонятной грандиозной «битвой красок» на черном ночном небе.
Границы плейстоценовых покровных оледенений Европейской части СССР (по А.А. Величко): 1) Окское оледенение; 2) Днепровское; 3) Московское; 4) Валдайское
Примером первого положения может послужить содержащееся в «Махабхарате» (в книге «Лесная») описание горы Меру, т. е. точки, единогласно признаваемой местом Северного полюса. На эту гору пришел Арджуна, один из главных героев эпоса, и говорит, что «на Меру Солнце и Луна ходят кругами слева направо, и это же совершают все звезды… Гора своим сверканием настолько превосходит мрак ночи, что ночь бывает трудно отличить ото дня». Если тот, кто знакомится с Махабхаратой, вспомнит, что речь в ней идет о полугодовой непрерывной ночи на Меру, то ему станет ясно, что это загадочное сверкание горы может означать только блеск северного сияния, которого, естественно, в течение шестимесячного дня в точке полюса не бывает, а значит, Арджуна в своем рассказе передает то знакомство с этим небесным явлением, которое было близко известно его отдаленнейшим предкам и жило в их памяти в точных и ярких описаниях. А, поскольку династический род Арджуны выходил по генеалогическим подсчетам специалистов по гороскопам к древнейшим корням арьев-воинов и завоевателей, то, по всей очевидности, в его роду, относящемся к наиболее старинной династии Бхаратов, сохранялась живейшая память о природных условиях, знакомых им по реальным событиям жизни в глубочайшей древности. И эти условия, и эти события нашли себе прочное место в народной памяти всех арьев, закрепляясь в ней постепенно от поколения к поколению, начиная с периода их жизни в приарктических условиях и принимая постепенно форму мифических сказаний, которыми так богата Ригведа. Следует особо подчеркнуть, что мифы Ригведы сберегали брахманы — богослужители и учителя, а мифические и мифообразные сказания сберегал в своей коллективной памяти народ, и в этих богатых разветвленных образах мифы и вошли в неизмеримо обширный объем «Махабхараты». Этим и объясняется почти дословно точное описание сияния горы Меру, содержащееся в Ригведе, с волшебным ее сверканием в ночном мраке, которое так поразило Арджуну, героя-царевича «Махабхараты». Такая ночная игра световых вспышек в глубине черного неба (повторим — неба полугодовой непрерывной ночи) могла представлять собой только картину северного сияния, которое нигде на земле не может быть наблюдаемо и так точно описываемо, как в приводимых отрывках из памятников индийской литературы, а также для сравнения с ними и из описаний европейцев, видевших это явление (о чем ниже).
Остановимся на передаче впечатлений, производимых ярким напряжением в смене красок северного сияния, что могло породить — и порождало — в восприятии зрителя возможные аналогии со знакомыми ему картинами и делами земной жизни. Так, в книге 1 й «Махабхараты» (с. 81) мы встречаем такой рассказ: «Затем вблизи Солнечного океана разыгралась великая битва, ужаснейшая из всех, между богами и асурами. Большие острые дротики, пики с хорошо отточенными концами и другие различные орудия посыпались тысячами. Разрубленные диском, покалеченные мечами, копьями и дубинами асуры тогда, обильно истекая кровью, падали на землю. Срезанные острыми копьями в страшной битве непрерывно падали головы, украшенные сетками из горящего золота. Словно ярко-красные вершины гор, лежали убитые асуры с телами, обагренными кровью… И тогда… явился с небес сверкающий великим блеском диск Сударшана… он был подобен огню, ужасен и неотразим… Блистая подобно разрушительному огню… то пылая, как огонь, он слизывал толпы асуров… А могучие асуры, с твердыми сердцами, забравшись на небеса, постоянно беспокоили оттуда толпу богов тысячами скал, напоминая собою тучи, разливающиеся дождем… Терзаемые богами могучие асуры… ушли в землю и океан солнечных вод».
В другом месте поэмы мы встречаем не менее яркое описание разгоревшегося в небе сияния («Мах.» кн. 1, с. 96. Сев. сияние).
«(Боги) решительные, они облачились в различные дорогие панцыри, сделанные из золота… они держали множество разнообразных мечей… и все это испускало искры огня и дым… И украшенные дивными украшениями, блистая сверкающим оружием, те сонмы богов стояли там… и то поле брани казалось расплавившимся в небесном своде».
В этом же великом эпосе мы встречаем и описание полярного сияния как форму воплощения бога арьев, чаще всего встречающегося под своим главным именем Вишну. Этот рассказ выглядит как повествование человека, восхищенного таким зрелищем, но не простого человека, а великого мудреца, «владычного риши», который отправился на Шветадвипу (на «Белую землю»), чтобы почтить великого бога лучшими словами в том месте, где «весь мир пребывает». И вот Вишну-Нараяна явился на его призыв «зримый во вселенском образе»: «Как бы подобно месяцу духовно чистый и вместе с тем как бы вполне от месяца отличный, и как бы огнецветный, и как бы мысленно мелькнувшее звезды сиянье; как бы (радуга) крыла попугая и как бы хрусталя искристость, как бы иссиня-черный мазок и как бы золота груды, то цвета ветки коралла, то как бы белый отблеск, здесь злато-цветный, там подобный бериллу, как бы синева сапфира, местами — подобный смарагду…»
