— Мне нужно знать его характер, — сказал Никос, для которого Джосан был всего лишь одним из многих новичков, которого часто хвалили учителя. Обязанности наставника отнимали слишком много времени, чтобы лично обращать внимание на ученика. Они редко встречались, да и то только тогда, когда монах возвращался из странствий и привозил новые знания в сокровищницу ордена. Никос не знал брата настолько хорошо, чтобы предсказывать его поступки, именно поэтому пришлось довериться Танатосу.
Теперь перед Никосом стояла новая дилемма. Доводы, приводимые в защиту теории, почему Джосан должен остаться на острове, теперь казались невразумительными, но он не мог позволить, чтобы истинные причины оказались изложенными на пергаменте. Слишком велик риск.
— Если я напишу смотрителю, что тот должен остаться на маяке, он подчинится? И если решит уйти, то предупредит ли нас или просто сбежит?
— Он хороший парень, — сказал Танатос так, будто бы они говорили о юноше, а не о мужчине, приблизившемся к своему тридцатилетию. — Ему не понравится, однако он поступит так, как сказано.
— Надеюсь, ты прав. Так безопаснее как для него самого, так и для нас.
Брат Танатос мог позволить себе роскошь быть сентиментальным из-за судьбы одного монаха, однако Никос не имел права на подобную снисходительность. На его плечах ответственность за Братство и коллегию. Пять лет назад Джосан оказался сломанным орудием в руках настоятеля, орудием, негодным ни для единой цели, орудием, небезопасным ни для себя, ни для людей, укрывавших его. Разумнее было позволить ему умереть, однако Никос предпочел отправить брата в ссылку, питая слабую надежду, что однажды тот вернется. Однако пока этот день еще не наступил, и нельзя позволить одному монаху подвергнуть опасности всю проделанную работу. Остается только молиться, что он подчинится приказу. Второго шанса не будет.
Через три недели после страшного шторма Джосан стоял на платформе маяка, едва сдерживая дрожь. Одеяло, накинутое на плечи, не могло полностью согреть в длинную зимнюю ночь. Полная луна взошла на небо, принимая последний караул года. Когда наступил рассвет, смотритель затушил лампы и по длинной лестнице спустился к фундаменту башни. Запасов практически не осталось, однако специально для этого дня он оставил щепотку чайных листьев и теперь понемногу отпивал горький напиток из чаши, наслаждаясь теплотой и ясностью, которую живительная жидкость привносила в уставший мозг.
К тому времени как Джосан завершил завтрак и вскарабкался на верх башни, лампы уже остыли и их можно было трогать. Осторожно монах снял каждую стеклянную сферу, протер и отполировал ее, прежде чем завернуть в льняную тряпицу и отнести в кладовую. Масло из резервуаров он слил в бочонок, а посеребренные зеркала и металлические рамы поставил в кожаные чехлы, чтобы защитить от влажных зимних ветров.
Руки двигались легко, хотя так бывало не всегда. Когда брат впервые приехал на остров, он с трудом передвигался и едва мог выполнять простейшие дела по хозяйству. Стоило попытаться двигаться быстрее, как ноги заплетались, и все валилось из рук. Прошли недели, прежде чем Рензо доверил новому смотрителю маяка заботу о хрупких вещах.
Постепенно монах обрел контроль над телом и перестал чувствовать себя чужаком в собственной шкуре. Однако привести в порядок фрагменты мыслей оказалось труднее, и ключом к успеху стали терпение и дисциплина.
Вспоминая чувство неудовлетворенности, которое охватывало его в те дни, теперь Джосан наслаждался умелыми движениями рук, аккуратно упаковывавших каждый предмет. Стало заметно, что сферы служат уже много десятилетий, и, несмотря на заботу монахов, присматривавших за ними, на каждой просматривалась сеть мелких царапин. Если их не заменят, то со временем повреждения станут необратимыми, и поверхность потемнеет и перестанет пропускать свет, ослабляя силу маяка и затемняя все вокруг.
К счастью, посеребренные отражающие зеркала сохранились получше, без царапинок. Королевская казна могла заменить хрупкие стеклянные сферы, но изготовленные вручную зеркала — совсем другое дело. Без них маяк просто бесполезен. Если корабль направит курс на луч обычного зеркала, то окажется на мелководье. Только особые стекла могут передавать свет на большие дистанции и служить предупреждением. И Джосан сомневался, что в Икарии остались такие мастера, которые сумели бы сделать новый набор.
Пока смотритель проверял, все ли в порядке, наступил день. В конце концов брат умудрился закрыть деревянные створки, прибив самодельные доски в нужные места. Он сделал все возможное, чтобы уменьшить урон, причиненный сильным штормом. Но инструментов, необходимых для работы по дереву, которыми можно вырезать нужную форму и вставить в тяжелые петли, у Джосана не имелось. Тогда он решил использовать кусочки дерева, оставшиеся от разбитых ставней, и укрепил их планками от пустых бочонков с маслом. Вариант, конечно, черновой, однако прослужит некоторое время и защитит башню от птиц и зимней погоды, пока хозяин не вернется сюда весной.
Спустившись к фундаменту маяка, Джосан взял водонепроницаемый мешок, в котором лежали его одежда, перо, неполная бутылочка с чернилами и две книги, в которых в хронологическом порядке описаны все события, происходившие с ним на острове. Остальные вахтенные журналы были слишком тяжелы, чтобы перетаскивать с места на место, поэтому смотритель их аккуратно завернул и оставил на нижнем пролете лестницы вместе с остальными инструментами. Когда монах покинул башню, то запер дверь на засов, чтобы животные не разорили маяк.
Солнце уже садилось, и к тому времени как он добрался до укрытия на северо-западной стороне острова, у кромки моря показалась лодка. Рыбаки вернулись на материк две недели назад, однако по традиции в первый день зимы они обязательно присылали кого-нибудь за смотрителем.
Когда Джосан подошел поближе, то заметил молодого Пьеро. Тот с облегчением заулыбался, завидев смотрителя.
— Я испугался, что ты сегодня не придешь, — начал он вместо приветствия.
— В этом году больше времени ушло на то, чтобы подготовить маяк к зимовке, — ответил брат. — Придет весна, и мне потребуется помощь твоего отца. Нужны плотничьи инструменты, чтобы сделать новые ставни.
— Я ему передам. А новый залив, как он? Стал еще шире? Хочу сам на него посмотреть, когда будет время, но день слишком быстро угасает.
— Нет, не стал, остался таким же, как во второй день, может, футов пятьдесят в ширину, и вода в нем спокойная. Больше похоже на пролив, чем на море. Но перейти вброд нельзя, слишком глубоко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
