— Вот, полюбуйся, — показала она на Вовку, сидящего за столом и управляющегося с холодной куриной ногой.
— Что смотреть? — Я действительно пристально поглядел на него. — Аппетит вполне удовлетворительный.
— Да не о том я! — досадливо махнула рукой Рина, и только сейчас я заметил, какое у нее огорченное лицо. — Ты представляешь? Он сейчас признался в любви!
— Тебе? Новость не такая сенсационная, — не удержался я от шутки. — Ты — мать, тебе положено принимать сыновние изъяснения.
— Он признался в любви к этой самой Фаине! Всерьез жениться собирается! У них роман!
— Ну что ж, — не пошатнулся я и при этом сообщении. — Раз парень уже пытается бриться, пусть начинает романы.
— И это ты говоришь при нем? — ужаснулась Рина. — Он же еще ребенок! Несовершеннолетний!
— А что особенного, мама? — подал голос Володька, одолев к тому времени куриную ногу. — На вещи надо смотреть ясно и просто. Если два взрослых человека полюбили друг друга…
— Вот что, взрослый человек, — прервал я его, — не слишком ли ты просто смотришь на вещи? Пойдем-ка, потолкуем вдвоем.
— Я еще не выпил чай! — сделал Вовка слабую попытку оттянуть разговор. Видимо, он догадывался, что я могу задать ему вопрос о том, о чем мать напрямую вряд ли решится спросить.
— Налей-ка нам по стакану горячего, — попросил я Рину. — Мы с Вовкой пойдем ко мне и выясним, что же стряслось и стряслось ли что?
Когда мы, запасшись чаем, пришли ко мне в кабинет и уселись, поставив стаканы на письменный стол, я, видя, что Вовка порядком встревожен, дал ему немножко успокоиться, а затем решительно предложил:
— Ну, а теперь поговорим как мужчина с мужчиной.
— Поговорим, — не очень охотно согласился он.
— Итак, ты сообщил матери, что испытываешь к Фае самые серьезные чувства?
— Да… Мы поженимся.
— Ну что ж, — слегка ошеломленный этим заявлением, призадумался я. — Но достаточно ли хорошо вы знаете друг друга? И уверен ли ты, что твой выбор — окончательный? Сегодня тебе нравится Фая, а потом может понравиться еще кто-нибудь…
— Нет! — даже как-то вздернулся Вовка. — Больше я никогда никого не полюблю.
— Ого! Не рановато ли делать такие заявления?
— Я совершеннолетний.
— Еще не вполне.
— Не имеет значения. Я уже могу отвечать за свои поступки, папа. И я имею право на серьезные чувства.
— В том числе и на чувство ответственности.
— Перед кем?
— Ну, если не перед самим собой, то хотя бы перед своей избранницей. Ты в самом деле жениться собрался? Сейчас, немедленно?
— Не то чтобы сейчас, сразу, но мы решили…
— И никак нельзя отложить решение?
— Нет…
— Это почему же? — Я пристально глянул Володьке в глаза. — Вы…
— Нет, что ты, папа! — Щеки Володьки вспыхнули румянцем смущения, он, вероятно, догадался, о чем я хотел его спросить. — Поверь, папа, что…
— Ладно, верю! — поспешил я погасить испуг в его глазах. И не только испуг — гнев, искорки которого замерцали в его карих с крапинками глазах, таких, как у Рины, хотя он их и не мог у нее унаследовать. Но такие же искорки бывают и у нее, когда она сердится.
— И когда же вы нас с матерью позовете на свадьбу?
— После того, как Фая кончит десятый класс.
— А восемнадцать лет когда ей исполнится?
— В июле. Она немножко моложе меня.
— Ишь ты, старик… Ну, и как, где вы намерены жить потом? Если ты все-таки поступишь в высшее военное училище…
— Я буду поступать в университет.
— Ну что ж… Тебе виднее, кем быть. Однако серьезно ли твое решение? Ты еще с седьмого класса собирался стать офицером.
— Я передумал, пана.
— Почему?
Володька помялся. Видно, ему все же не хотелось огорчать меня.
— Я не потому, что против службы в армии… Надо, так срочную отслужу. Я долго думал. Но быть на всю жизнь военным — не очень перспективно. В любой момент можно оказаться ненужным.
— Откуда ты успел набраться таких взглядов? Не знаешь, какова обстановка на свете? Надеюсь, в газетах читаешь не только спортивные новости?
— Но это временные осложнения. А потом все успокоится.
— Когда потом? После всеобщего разоружения? Или после всеобщей войны?
— Я думаю, папа, такая война теперь — анахронизм. Ведь известно, в ядерной войне победителя быть не может. И это понимают все.
— Но это еще не значит, что не может возникнуть самой войны.
Володька только улыбнулся в ответ, и в его улыбке я почувствовал нечто снисходительное. Я не узнавал своею сына. Еще недавно он был доверчивым парнишкой, каждое мое слово принимал без всякого сомнения. А теперь передо мной сидел какой-то доныне не известный мне юноша, совершенно уверенный, что все им решается абсолютно правильно и пересмотру не подлежит. Когда он успел стать таким? И кто его таким сделал? Как незаметно, прямо-таки на глазах, меняются сыновья! Неужели я, занятый своею службой, воспитанием тысяч таких, как Володька, что-то просмотрел в нем?
— Очень уж ты благодушно настроен, — сказал я Володьке. — «Если надо — срочную отслужу, война не может возникнуть…» Кто-то вместо тебя будет принят в училище. А ты, мой друг, даже срочную служить не очень охоч, вроде одолжение государству делаешь? Знаешь, мне, пожалуй, стыдно за тебя, сын.
В глазах Володьки что-то дрогнуло:
— Тебе не придется стыдиться за меня, папа. Если призовут — прослужу как надо. Но только лучше потерять два-три года, чем всю жизнь.
— Потерять? Разве военная служба — это потерянные годы? Да нельзя стать настоящим мужчиной, не пройдя ее! «Потерять…» По-твоему, я понапрасну теряю жизнь? И другие офицеры — тоже?
— Кому что правится, папа…
— Очень неожиданно ты разлюбил то, что выбрал. А впрочем, — спохватываюсь я, — если это действительно так, то уже хорошо, что это случилось сейчас, а не позже. Позже пришлось бы ломать жизнь. Ты прав, без призвания любое дело не дело, а тем более профессия офицера. Ее сменить труднее, чем любую другую. Ты помозгуй-ка все-таки обстоятельнее — правильный ли выбор делаешь? Кем думаешь стать, окончив университет?
— Там видно будет.
— Видно должно быть с самого начала… Выходит, тобой руководит не призвание? Скажи откровенно, почему ты вдруг решил поступить именно в университет?
— Фая туда собирается…
— Значит, ты — за компанию?
Вовка вспыхнул:
— Я могу решать и самостоятельно!
— А она что, против того, чтобы ты стал военным, как хотел раньше?
— Нет, она меня не отговаривала, нисколько. Наоборот… Знаешь, как она тебя уважает!
— Очень рад… Ну, ладно. На какой же факультет вы намерены поступить?
— На физико-математический.
— Значит, когда закончишь, сможешь быть или преподавателем, или научным работником. Мечтаешь о кафедре, о лаборатории? Какие-нибудь проблемы уже имеешь в виду разрабатывать?
— Не знаю…
— Ну а я и тем более… Кем ты практически хочешь быть — ну, всю жизнь? Ты всерьез задумывался об этом?
— Меня интересует электроника. А для того чтобы ею заниматься, лучше быть штатским.
— Как сказать… Дело идет к тому, что в армии, даже в пехоте, командиру придется иметь с нею дело. И вообще ты не прав, сын, считая, что между офицером и штатским специалистом — огромная дистанция. Она, брат, сокращается довольно быстро. Это когда-то офицер ходил на службу с саблей, а инженер или педагог — с портфелем. Теперь с саблей офицера не увидишь, а с портфелем — частенько. Все в соответствии с развитием техники. В прежние времена военная техника была от обычной начисто отлична. А теперь — и машины, и рации, и многое другое в принципе одни и те же и в армии и не в армии, только назначение разное. Поэтому и офицер теперь — не в замкнутом сословии, как некогда. Одной ногой он в армии, а другой — на гражданке. И это естественно. А ты стараешься противопоставить одно другому.
— Да я не противопоставляю, — смущенно улыбнулся Вовка. — И быть военным мне интересно бы, знаешь. Но только вот разные соображения…
— Ну что же, соображай, соображай, — улыбнулся я. — Время еще есть, прикинь, что и как. Помозгуй как следует, где твоей душе место. И не думай, пожалуйста, что армия твои таланты зароет. Это, брат, взгляд давно устаревший, что в офицеры идет тот, кто ни на что большее не способен.
— Да я так и не считал… Хорошо, я еще подумаю, папа! Но пока что мы с Фаей все-таки имеем в виду университет.
— Допустим, оба выдерживаете экзамены и поступаете. Ну а если один из вас выдержит, а другой нет? Тогда как?
— Другой устроится на работу. Снимем комнату…
— А ты знаешь, сколько стоит снять комнату в городе?
— Как-нибудь проживем.
— Прежде чем жениться, надо создать базу… — начал я поучать Вовку, но сразу же скомкал свои поучения, вспомнив, что мы с Риной поженились, имея базой только горячее желание быть вместе и две студенческие стипендии.
