– Господь мой всемогущий. Почему вы этого хотите?
– Потому что я монархист, сэр, – ответил Кельвин.
– Не может быть! Вы не шутите?
– Нет, сэр. Я испытываю глубокую и прочную преданность и любовь к великим устоям этой страны и прихожу в отчаяние при виде того, как они обесценились в глазах общества.
– Да уж, мы все в отчаянии!
– Более того, я нахожусь в уникальном положении и могу немного исправить ситуацию. Мое шоу обращено непосредственно к публике. В нем нет никакой предвзятости. Я зажигаю звезды. Настоящие звезды. Звезды в истинном понимании этого слова: любимцы публики. Я хочу сделать вас такой звездой.
– Вы хотите, чтобы я участвовал в прослушивании как певец?
– Именно.
– Но мне предстоит стать главой государства, мистер Симмс. Это высокая и серьезная должность.
– Сэр, ничего серьезного больше нет. Джордж Гэллоуэй, самый крупный миротворец, участвовал в шоу «Большой брат»! Лидера Консервативной партии приглашали принять участие в ток-шоу на тему, дрочил ли он в молодости на фотографии миссис Тэтчер! Политика потеряла всякую серьезность, повсюду сплошной шоу-бизнес. Цитаты из речей и броская реклама. Вы человек убеждений, и вы разочарованы, что вас никто не слушает…
– Не слушают, меня это с ума сводит…
– Знаете, сэр, мне тяжело говорить это вам, но людям не нужны убеждения, им нужны личности. Именно поэтому премьер-министр участвует в шоу «Парки».
– Вы видели его выступление? Мне показалось, у него хорошо получилось.
Кельвин не хотел обсуждать шоу «Паркинсон». Он был проницательным судьей человеческой природы и уже приближался к тому моменту, когда принц просто не сможет устоять.
– Сэр, ваша проблема заключается в том, что никто не знает, какой вы на самом деле.
На лице принца отразились удивление и радость.
– Господь мой всемогущий, – воскликнул он, – я только вчера говорил именно это моей любимой аспидистре. До чего же вы проницательны, мистер Симмс.
Кельвин улыбнулся. Он знал, что дело не в его проницательности. Он ни разу не встречал знаменитости, которая не жаловалась бы на то, что люди не знают, какая она на самом деле. Все, от ведущих прогноза погоды до рок-суперзвезд, начинали испытывать это ощущение в тот самый момент, когда о нем впервые сообщали или просто упоминали в СМИ. Они тут же чувствовали, что их образ недостаточно полный, и чем больше СМИ о них сообщали, тем больше они это чувствовали, и в результате вся их жизнь сводилась к страстному желанию, чтобы люди узнали, какие они на самом деле.
– Сэр, я предлагаю вам новую возможность, шанс обратиться к постоянной аудитории числом восемь с половиной миллионов человек. Подумайте об этом, восемь с половиной миллионов человек каждую неделю. Преимущественно молодежь, сэр, не забывайте об этом. Наша демография – это мечта любого принца или политика.
Кельвин знал, что если и есть слово, которое наверняка отзовется в глубине души принца, то это слово «молодежь», огромная группа предположительно лишенных избирательного права, разочарованных, не имеющих жилья граждан, которых от остатков уважения к великим учреждениям государства отделяют уже два поколения.
– Но для этого мне придется петь, – ответил принц.
– А что тут плохого? Людям нравится петь. Кстати, вы хорошо поете?
Принц заколебался. Его поколение учили не хвастаться.
– Сэр, вы хорошо поете? – надавил Кельвин, почуяв слабость.
– Ну, признаюсь, мне говорили, что у меня приятный мягкий баритон. Но вы сами понимаете, хвастаться тут нечем.
– Ну, вот и отлично. Приходите и спойте на шоу «Номер один». У вас будет масса возможностей озвучить свои идеи, уж точно не меньше, чем в выпуске новостей. Все остальные кандидаты будут говорить, что они поют для своих матерей и детей, а вы скажете, что поете ради своих благотворительных проектов, или для жизнеспособных городов, или чтобы усилить ответственность в вопросах почвы.
Кельвин чуть было не зашел слишком далеко.
– Вы ведь это говорите не серьезно, мистер Симмс, – запротестовал ЕКВ.
– Нет, серьезно. Вы один из немногих влиятельных людей, у кого по-прежнему есть совесть, выделяющая вас из толпы. Она поднимает вас над истеричной традиционной помешанностью на знаменитостях СМИ и позволяет говорить о важных вещах. Таких, как архитектура, почва, баранина, здоровые овощи, потерянное поколение, которое все больше отходит от общества и обращается к крэку и поножовщине. Вы – редкость, общественная фигура, имеющая настоящие убеждения!
– Боже, вы действительно так думаете? Это так мило.
– Конечно, это понятно всякому, если задуматься. Но никто и никогда не думает об этом. А почему?
– Потому что я надоедливый старый чудак?
– Нет!
– Нет?
– Нет! Дело в том, что назойливые СМИ и культ знаменитостей заглушили ваш голос.
– Знаете, я думаю, вы абсолютно правы.
– И я хочу вам сказать, что, если шоу-бизнес победил убеждения, разве не настало время убеждениям победить шоу-бизнес?
– Боже мой!
– Монархия в опасности, сэр! – Кельвин поднялся со стула, и чайная чашка задрожала на блюдце в его руке. – Она уничтожена теми же людьми, которых представляет! Пора обратиться к этим людям, сэр! Обратиться к ним и спасти драгоценные национальные учреждения от насмешек, до которых они позволили им скатиться!
– Появившись на национальном шоу поиска талантов?
– Да! Появившись на самом влиятельном, повсеместном и могущественном культурном мероприятии в стране. Да, сэр, с помощью вашей страстной приверженности к органическому фермерству, богатой клетчаткой диете и проблемам полной занятости молодежи, а также с вашим приятным мягким баритоном вы спасете монархию точно так же, как королева Бесс спасла ее в Тильбери. Сэр, это ваш долг!
– Мой долг?
– Да! Ваш долг!
– Выступить на шоу «Номер один»?
– Да, сэр! Вы нужны своей стране.
Его королевское высочество не ответил. Какое-то время он в молчании отхлебывал чай, пытаясь осознать масштаб предложения собеседника.
– Сэр, – сказал Кельвин с мрачной значительностью, – мы живем в мире постмодернизма. – Эту фразу Кельвин использовал постоянно и добивался невероятного эффекта, хоть и совершенно не понимал, что она значит.
Принц по-прежнему молчал.
– К тому же, – давил Кельвин, выкладывая на стол главный козырь, – люди снова вас полюбят.
Его королевское высочество взглянул на него:
– Вы… вы правда так думаете?
Кельвин изобразил усталый, но требовательный взгляд.
– Конечно, – ответил он тихо. – Все любят победителя шоу «Номер один».
– Победителя?
Кельвин чуть было не выложил слишком много правды.
– Ну, возможно, не победителя, сэр, это, конечно, предстоит решать зрителям, но, как самый главный судья талантов и личностей в стране, я убежден, что вы сможете продержаться очень долго. По крайней мере, достаточно долго, чтобы люди смогли увидеть, какой вы на самом деле.
Принц снова погрузился в молчание и начал жевать печенье. Когда он снова заговорил, Кельвин понял, что он согласен.
– Я никогда не видел шоу «Номер один», – сказал он, – но я помню, что мои мальчишки смотрели «Х-фактор».
– Ну и?
– Кажется, там было целых семьдесят пять тысяч конкурсантов.
– У нас в прошлом сезоне было девяносто пять тысяч.
– В таком случае, мистер Симмс, простите мою глупость, но как вы собираетесь убедить людей в том, что, прослушав девяносто пять тысяч потенциальных звезд поп-музыки, вы выбрали вашего покорного слугу?
Кельвин искренне удивился. Он считал, что, раз уж принц Уэльский всю свою жизнь вращается во властных кругах, он мог бы быть немного проницательнее обычного дилетанта. У него могло быть капельку больше смекалки. Да хотя бы просто здравого смысла. Но, оказалось, он ошибался. Наследник престола по-прежнему верил в фею молочных зубов.
– Девяносто пять тысяч человек? – сказал Кельвин.
– Да.
– И вы думаете, мы всех прослушиваем?
– У меня было впечатление, что в этом-то и заключается смысл. Разве нет?
– Нет.
– Вы их не прослушиваете?
– Нет.
– О… кажется, я не вполне понимаю.
– Сэр. Пожалуйста. Просто посчитайте.
Подсчет
«Девяносто пять тысяч человек. Трое судей. Двенадцать финалистов. И единственный «Номер один»!!»
Именно этим восторженным сообщением (сопровождающимся навязчивой, шумной музыкальной заставкой) предваряла каждый эпизод очаровательная Кили. Она снова и снова напоминала публике об огромном количестве желающих принять участие в шоу и трех безжалостных, несгибаемых арбитрах непревзойденного поп-масштаба, чьи задницы собирался надрать каждый кандидат в попытках дойти до финала.
