Кили выкрикивала эти фразы на фоне кадров с невероятно длинными эскалаторами, забитыми улыбающимися, жаждущими славы кандидатами. Она вопила в холлах центров досуга, забитых скандирующими толпами будущих звезд. Она выкрикивала их, когда головокружительные вращающиеся камеры показывали сверху огромные толпы на парковках. Она произносила их снова и снова, пока бесконечные очереди мечтающих об успехе рвались вперед, туда, где их пересчитывали, выдавали им бейджики и регистрировали у длинных столов.
После всех этих толп показывали угрюмые и драматические кадры: камера скользила по трем мрачным, неулыбчивым лицам троих судей, одетых в черное, со сложенными на груди руками. Эти лица говорили: «Мы посмотрим на вас, мы будем судить вас справедливо, у вас будет шанс. Но не смейте играть с нами, потому что мы не потерпим никакого дерьма, и только лучшие и самые крутые выживут в беспощадном процессе отбора».
«Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей».
В этом вкратце и заключалась суть шоу. Контраст, ясно и четко показанный самым тупым.
Девяносто пять тысяч алчущих славы кандидатов. Бурные и нудные. Гордые и нелепые. Трагические и одаренные. Красивые и обыкновенные. Хорошие. Плохие. И очень, очень уродливые. И затем – беспощадное политбюро поп-культуры. Кельвин, Берилл и еще один парень, которые после изнурительной череды прослушиваний выберут двенадцать финалистов и представят их нации.
Все очень просто. И все – полнейшая неправда.
– Сэр, – объяснил Кельвин, – большая часть из этих девяноста пяти тысяч желающих славы конкурсантов отсеивается, когда ни меня, ни Берилл, ни Родни нет не то что в одной с ними комнате, но даже в той же стране.
– Правда? Это невероятно! Неужели я был ужасно наивен?
– Вы разве не читаете модных журналов?
– Я иногда нахожу их в туалете, когда мои мальчишки оставляют у себя на ночь подружек.
– Сэр, мне казалось, вы считаете себя близким к народу? Не важно, если бы вы их читали, вам было бы известно, что я полгода провожу в Лос-Анджелесе! Я там суперзвезда. Шоу «Номер один США» – самое крупное шоу в мире.
– Боже мой, вы просто молодец.
– Поэтому откуда же мне взять время, чтобы болтаться по провинции в Британии и оценивать степень звездности девяноста пяти тысяч ничтожеств?
– Ну, возможно, не вы, но…
– Может, вы думаете, это делают остальные двое? Берилл живет в Америке! Всем известно, что она управляет огромной развлекательной корпорацией семейства Бленхейм. Родни, конечно, тут рядом, но даже у него есть какая-то там жизнь. Как вы, как кто-нибудь вообще может думать, что мы трое в состоянии найти время и прослушать девяносто пять тысяч конкурсантов?
– Ну, наверное, я и не думал, что вы действительно прослушиваете всех их.
– Может, вы думаете, что мы вскрываем конверты? Может, вы думаете, что мы читаем девяносто пять тысяч заявок?
Кельвин протянул принцу копию бланка для конкурсанта шоу «Номер один». Это был тщательно продуманный документ, в соответствии с которым участник давал обязательство выполнять правила конкурса независимо от того, как часто они могут изменяться, а также никогда, под страхом уголовного преследования, не обсуждать ни одной стороны своего опыта с прессой.
– Все, кто заполняют эти бланки, – продолжил Кельвин, – делают это потому, что хотят доказать мне, Берилл и Родни, что в них есть то, что нужно для конкурса: полет, вспышка, молния, которые выдернут их из банальной ничтожности их нынешнего существования и приблизят к мифической нирване, называемой «жизнью знаменитости». Они все думают, что у них есть шанс. Что как только они предстанут перед тремя известными судьями, у них появится настоящий шанс, пусть даже самый ничтожный, на то, чтобы их мечты воплотились в жизнь.
– Ну, в этом я не сомневаюсь.
– Но, сэр, им ведь не доведется предстать перед судьями, верно? По крайней мере, девяноста четырем тысячам – точно нет. Возможность того, что они действительно споют передо мной, Берилл и Родни, просто мизерная.
– Господь мой всемогущий, – сказал принц, искренне удивившись, – значит, это все ложь?
– Конечно, это не ложь, сэр! Это шоу-бизнес. Это развлечение. Мы никого не обманываем. Вся информация на виду, и, если люди захотят увидеть ее, им нужно будет просто посчитать. Девяносто пять тысяч конкурсантов. Трое судей. Как мы вообще можем прослушать хоть малую часть такого количества людей? Предположим, мы прослушиваем десять человек в час, это девять тысяч пятьсот часов. Допустим, мы работаем по десять часов в день, получится девятьсот пятьдесят дней! Почти три года нам придется просидеть за столом и говорить бесконечному потоку идиотов: «Я думаю, вам нужно найти себе другую мечту», да и то если будем работать без перерывов.
– Полагаю, если задуматься, это и впрямь выглядит немного нереально, – согласился принц.
– Разумеется. Люди могут догадаться, если захотят. Им нужно просто посчитать. Но они не хотят считать, да и зачем? Это все равно что смотреть фильм, в котором им напоминают, что перед ними всего лишь актеры, читающие свои роли. У меня развлекательное шоу. Мои сотрудники отбирают самых интересных и забавных личностей, которые предстают перед судьями. Я не сомневаюсь, сэр, что вас они выберут, с моей помощью или без нее. И также не сомневаюсь, что вы дойдете до финала. Где будете вы и зрители. Ваши зрители. Ваш народ. Речь идет о душе нации, сэр. На дворе 1940 год, и варвары стоят у ворот. Британии нужен герой. Примете ли вы вызов, сэр? Станете ли вы этим героем?
Шайана
В сотый раз она начинала предложение заново.
Как это сделать? Как вложить в десять слов свои надежды, свои мечты? Свою жажду стать певицей.
«Я так сильно хочу этого», – написала она.
Прочитав эту фразу, она поняла, что получилось неубедительно. Кому какое дело, что она этого хочет? Все этого хотят. И это вполне естественно. Но хотят ли они этого так, как хочет она? Хотят ли они этого так сильно? Именно потому, что она так сильно хочет этого, они должны выбрать ее. Они просто обязаны увидеть ее яростное желание показать миру, что она не ничтожество, не посмешище, не пустое место. Именно это отличает ее от остальных. Именно поэтому она может стать звездой. Потому что ее работа будет наполнена страстью.
«Я так сильно хочу этого». Пять слов.
Оставалось написать еще пять. Возможно, написав их, она сможет все исправить. Придумает какое-то гениальное, зажигательное, соблазнительное короткое предложение, которое скроет ее боль и покажет ее гениальной, зажигательной, соблазнительной молодой женщиной, которой она так хотела быть.
Вместо этого она снова написала: «Я так сильно хочу этого».
Теперь у нее было десять слов. Или скорее пять слов, написанных дважды.
Шайана потянулась за таблетками и проглотила три штуки. Пузырек был почти пуст, но она знала, что сможет достать еще. В ее жизни всегда присутствовали наркотики и алкоголь. Даже будучи маленькой девочкой, она не знала ни дня, когда эта горько-сладкая панацея не была неотъемлемой частью рациона ее семьи.
Таблетки помогли, но Шайане нужен был куда более сильный наркотик. Она была уверена, что если сможет состояться как певица, если станет звездой и спасется от полной унижений жизни, которая создала и определила ее путь, то ей больше не придется искать утешения и спасения в этих таблетках.
Она снова попыталась сосредоточить уставшие глаза на бланке заявки, словно надеясь найти вдохновение в холодных жестких правилах, которые она уже знала наизусть.
«Я так сильно хочу этого. Я так сильно хочу этого».
Шайана вдруг с испугом поняла, что написала эти слова на самом бланке. До этого момента она записывала свои мысли на большой пачке линованных листов формата А4, раньше служивших для домашней работы. Теперь же она связала себя обязательством.
Хотя, конечно, не безвозвратно. Она запросто могла скачать еще один бланк, да хоть сотню. Но не стала. Возможно, это был знак. Возможно, ей было суждено написать именно правду. Шайана взяла бланк заявки, внесла свои данные, поставила подпись, прикрепила фотографию и вложила все в конверт.
Эмма, а также «липучки», «выскочки» и «сморчки»
Ее конверт открыли через две недели в Лондоне, в офисе шоу «Номер один». Открыла его сотрудница по имени Эмма, отборщица. Эмма хорошо справлялась с обязанностями и была кандидатом на продвижение. В последний сезон трое из предложенных ею кандидатов дошли до финала, а это, несомненно, было мечтой любого члена команды. Отзывчивая от природы, Эмма всегда улавливала чужие волнения и мечты, понимая, когда люди несчастливы и нуждаются в поддержке. Это позволяло ей остро чуять жажду, являющуюся столь важным элементом успеха кандидата шоу «Номер один».
Бланк заявки Шайаны поразил Эмму. Конечно, все этого хотели, и фраза «Я так сильно хочу этого» стала своего рода мантрой, но написать ее дважды? Это было интересно; Эмма никогда не видела такого раньше. Это было так неизящно, так по-дилетантски и отдавало настоящим отчаянием, а Эмма знала, что Кельвин обожает настоящее отчаяние. Она взглянула на раздел, где Шайану просили описать себя. Раздел представлял собой маленькую рамку с тремя строчками для заполнения, в общей сложности двенадцать дюймов свободного места. Обычно здесь умещалось много текста; большинство кандидатов умудрялись втиснуть сюда целых двадцать слов, а рекорд составлял сорок четыре.
