Юноша с усилием поднял голову - она была тяжела и нестерпимо болела, как после сильного угара, в висках жгло, в глазах ходили зелёные круги, всё тело было как будто свинцом налито…
- Что со мной? Где я? - прошептал Вадим и огляделся вокруг.
Невдалеке от него стоял, опершись о клюку, кудесник Мал.
- О! - простонал старейшинский сын.- Зачем, зачем ты, кудесник, показал мне всё это? К чему лишние муки, лишние страдания?
- Ты сам пожелал, сам и вини себя, - коротко ответил Мал, - я не мог изменить ничего.
- Неужели же я кончу так, как видел это в дыму?
- Такова воля богов!
- Нет, нет, не хочу… Я не за тем к тебе пришёл, чтобы смущать себя разными твоими колдовствами, слышишь, не затем… Ты должен был заговорить мне нож на моего врага! Исполнил ли ты это?
- Увы, нет…
- Как, старик! - вскричал в неистовстве Вадим. - Презренный обманщик… Как ты смел ослушаться меня?..
- Я повинуюсь только высшей воле, человеческая же для меня ничто, совершенно спокойно сказал Мал, - ты мне приказывать не можешь!..
- Так я заставлю тебя, иначе ты не доживёшь до того времени, когда тень этой сосны прямо падёт на землю…
- Попробуй!
Вадим, забыв себя от бешенства, кинулся было на старика, но вдруг точно какая-то неведомая сила оттолкнула его назад. Мал стоял покойный и недвижимый, только взгляд его живых проницательных глаз пристально был устремлён на старейшинского сына. В этом взгляде было что-то такое, что невольно заставило Вадима опомниться и в бессилии опустить руки.
Так прошло какое-то время.
- Что же ты, гордый старейшинский сын, не заставляешь старого Мала выполнять твои приказания? - заговорил, наконец, кудесник. - Чего ты испугался? Начинай… Видишь, здесь никого нет, кроме нас двоих… Ты можешь быть уверен, что за смерть старого Мала отомстить будет некому.
- Прости! - чуть не с рыданием вымолвил Вадим.
- Теперь ты чувствуешь, что не всё в воле человека и не везде поможет сила… Знай же, есть и нечто другое, более могущественное, чем сила богатырей… Это таинственная сила, немногие владеют ею, и я в числе этих немногих.
- Отец, отец, молю тебя, исполни, что я прошу, - упал Вадим на колена пред Малом, - заговори мне нож, я увидел своё будущее и уверен, что если я уничтожу врага, то не погибну так, как я видел это там…
Мал отрицательно покачал головой.
- Я уже сказал тебе, юноша, что есть иная, таинственная сила, против которой не человеку бороться… Избранники её, силой судьбы, всегда останутся целы и невредимы… Ничто не может повредить им. Твой враг принадлежит к числу их… Напрасно я пытался исполнить твою просьбу, - нет, мои чары бессильны… Я не могу заговорить твой нож на Избора, его бережёт сама судьба!
- Так нет же! - вскочил на ноги Вадим. - Я и без заговоров сумею обойтись! Напрасно я послушался лживых советов и обратился к тебе, жалкий старик, ничему из твоих волхвований не верю я, слышишь, не верю, и ты, может быть, скоро услышишь, что твой избранник судьбы будет лежать бездыханным у моих ног.
Он быстро вскочил на отдохнувшего коня и, кинув злобный взгляд на Мала, быстро умчался с лесной прогалины.
Старый кудесник, глядя ему вслед, качал головой.
VII. НА ВАРЯЖКЕ
Лихой конь быстро вынес Вадима из чащи и, чувствуя, что его всадник бросил повод, помчался вперёд по едва заметной тропинке.
Вадим совсем не замечал, куда несёт его конь. В сердце его кипела злоба, отчаянье, ужас за будущее-То, что он видел в избушке чаровника Мала, казалось ему невероятным. Ему в первую минуту пришла мысль, что всё это ужасный, тяжёлый сон, но и эта мысль нисколько не успокоила юношу: совсем независимо от самого себя, от своего сознания, Вадим в глубине души всё-таки верил этому сну…
А лихой конь мчался во весь опор. Среди деревьев показался просвет. Ещё несколько мгновений, и чаща осталась позади. Тут только Вадим пришёл в себя.
Юноша огляделся вокруг. Позади шумел и покачивал своими зелёными макушками дремучий лес, а впереди, совсем близко, расстилалась гладь великого озера славянского - Ильменя.
Почувствовав свободу, конь понёс старейшинского сына в сторону, совсем противоположную той, с которой въехал в лес Вадим, отыскивая логовище болгарского кудесника.
Ильмень был довольно спокоен. Изредка всплёскивались на его всё-таки покрытой рябью поверхности зелёные гребешки, но он показался Вадиму таким необъятно великим, что юноша невольно пришёл в отчаяние.
Действительно, положение его стало тяжёлым. Нечего было и думать вернуться обратно в лес, потеряна была тропа, да и сторона эта совсем незнакома старейшинскому сыну.
Он рисковал заблудиться, если бы решил отыскивать дорогу обратно через лес. Ехать вдоль озера со стороны Новгорода было неудобно - мешали деревья, подступавшие к самой воде. Оставалось одно: объезжать Ильмень с противоположной стороны, то есть воспользоваться путём долгим, но достаточно лёгким.
А между тем Вадим чувствовал, что силы его были на исходе. Голова страшно кружилась, в висках стучало, он едва держался на ногах.
"Что же, погибать, что ли?" - промелькнула страшная мысль, и Вадим тут же почувствовал, что его всего как бы холодом обдало.
Мысли путались в голове юноши, как будто какой-то туман окутывал его. Вдруг что-то как бы ударило его в темя; Вадим почувствовал, что ему не хватает дыхания, он покачнулся и тяжело рухнул с коня на расстилавшийся у его ног зелёный ковёр травы.
Солнце яркими живительными лучами светило с безоблачного неба…
Когда Вадим несколько пришёл в себя, он смутно расслышал совсем близко шум голосов. Много людей говорило разом. Слышались смех, брань, бряцанье железа, лай псов. Порой среди этого хаоса звуков вдруг прорывалась звонкая весёлая песня.
"Где я? Что со мной?" - подумал Вадим и попробовал открыть глаза. Но веки его были необыкновенно тяжелы, а во всем теле чувствовалась гнетущая вялость.
- Лежи, лежи уж, - послышался над ним грубый мужской голос, отлежишься, сам встанешь.
- Да не голоден ли он? - раздался другой голос.
- А вот встанет, тогда и накормим.
Вадим сделал над собой усилие и открыл глаза;
- Пить, - простонал он чуть слышно. Несколько рук тотчас потянулись к нему с ковшами, полными холодной чистой воды.
- Где я? - прошептал Вадим, утолив жажду и приподнимаясь на локтях.
С удивлением огляделся он вокруг. Впереди, как и перед тем, когда он потерял сознание, расстилалась неоглядная ширь Ильменя. Только вокруг него теперь суетились и копошились люди. Все они были молоды, крепки, сильны. Одежды их были в лохмотьях, лица загорелые, зато каждый имел оружие, какое и в Новгороде являлось редкостью: тяжёлые секиры, мечи, луки с полными стрел колчанами виднелись у всех. Очевидно, это оружие было не новгородское, а выменянное у заезжих норманнов.
Вадим заметил, что находится он на отлогом берегу неширокой, но быстрой речки. На песке разложены были рыболовные снасти, далее у шалашей дымились костры, на которых что-то варилось в огромных, самодельной работы посудинах.
"Да где же это я? Неужели на Варяжке?" - уже про себя подумал Вадим и тут же убедился, что он находится именно среди тех, кого глубоко ненавидел и презирал, - среди славянских варягов.
Он вспомнил, что упал с коня где-то там, у дубравы, и понял, что истома, волнение, усталость, перенесённый в избушке Мала ужас так повлияли на него, что он вторично за это утро потерял сознание.
Теперь снова непонятный страх овладел Вадимом.
Он действительно находился на Варяжке.
Юноше было известно, что здесь очень и очень недолюбливали его род.
- А мы думали было, что ты и не отдышишься, - громко смеясь неизвестно чему, проговорил рослый варяг, принимая из рук Вадима ковш. Пласт пластом лежал ты…
- Кабы остался там, так на самом деле бы не отдышался, - подтвердил другой, - благодари Перуна, что мы отдохнуть задумали вон там, на бережку.
Говоривший указал в ту сторону, где чернел дремучий лес, в глубине которого жил болгарский кудесник.
- Ты как попал-то туда? Не из здешних ведь сам! Поди, к нашему Малу колдовать ездил? - посыпались со всех сторон вопросы.
- Нет, так просто, в лесу заблудился, - неизвестно для чего скрыл истинную причину своего появления здесь Вадим.
- А то много новгородских к Малу ездят! А ты также из Нова-города?
- Нет! Не новгородский я!
- Так из какого же рода?
Эти расспросы были Вадиму очень неприятны, но на этот раз он не счёл нужным скрывать и ответил прямо:
- Из Володиславова!
И тотчас же раскаялся в своей откровенности. Лишь только он назвал свой род, как среди окружавших его молодцов послышались далеко не дружелюбные выкрики.
