и кот Кузьма, и баба Маша с внуком Гришей. А так я вполне самостоятельный домовой. А ты кто?
— Я? Фома. Я тут живу. Хочешь, будем вместе жить? Так даже веселее. Мама-ворона нам игрушки приносить будет, а если повезёт, то пирог, черничный. Ты любишь пироги?
— Угу, — обойдя вокруг загадочного чердачного жителя, согласился Мефодий.
И тут лучик света скользнул по макушке Фомушки, высветив забавный рыжий хохолок.
— Ох, да ты ж домовой! — всплеснул руками Мефодий. — Ёшки зелёные, это ж как так-то? Домовой без хозяина — это беда, одичать можно. А дикий домовой, считай, погибель для всей деревни.
— Вот что, — хлопнул себя по колену Мефодий, — я тебя к себе заберу. Дедушка только рад будет. Мы тебя намоем, причешем, уму-разуму научим и в хороший дом определим.
— А маму с собой возьмём? — Фома вопросительно посмотрел на ворону, что прислушивалась к их разговору.
— Если она вернёт все игрушки хозяевам и больше не будет воровать новорожденных домовых, то у нас во дворе есть большая берёза. На ней очень удобно гнёзда вить.
— А пироги у тебя дома есть? — не сдавался малыш.
— И пироги, и пряники. Но сладкое только после обеда! — авторитетно заявил Мефодий.
— Ура! А что такое обед?
— Вот и узнаешь. А теперь садись в сапожок и поехали. С дедом знакомить буду!
История восьмая
Бить баклуши
— А это что? — присматривался к непонятным железным рожкам на палке Фома.
— Ухват, — дед Пихто ловко подхватил им горшок и вытащил из печки.
— Ух ты, а кого им хватать? — восхитился маленький домовёнок.
— Им из печи достают горшки, сковородки, разную другую посуду, когда готовят. Чтобы не обжечься, — терпеливо объяснял дедушка.
— А кота, кота можно ухватить? — Фомушка уже представил, как он будет катать Кузьму на этой дивной штуке.
— Если набезобразничает, то можно, — усмехнулся дед.
— А чего это сразу меня? — послышался недовольный голос, и из-под стола показалась рыжая лохматая морда. — Я, между прочим, общественно-полезным делом занимаюсь!
— И каким же? — дед пригладил усы, взял вилку и, сунув её в чугунок, ловко достал картофелину.
— Сплю и никому не мешаю. А в перерывах проверяю свежесть продуктов и лояльность соседей, — почесал задней лапой за ухом кот.
— То есть лакаешь сметану, что для блинов приготовлена, и таскаешь у соседа рыбу, что он на крыше подальше от тебя сушит, — рассмеялся Пихто, положил картофелину на тарелку и, быстро очистив от кожуры, полил подсолнечным маслом.
— Что значит таскаю? Я не какой-то вам бездомный бродяга! Я — кот благородных кровей! Подумаешь, взял одну рыбку, так, попробовать. А вдруг она отравленная? Я вот о соседе позаботился, проверил! Жизнь, можно сказать, ему спас.
— И продолжаешь спасать каждый день. Герой наш! А где Мефодий? — пододвинул тарелку к Фомушке.
— Во дворе, баклуши бьёт, — и кот указал хвостом на окно, из которого неслись звуки топора.
Фома, забыв про картошку, быстро соскочил со скамьи и, оседлав веник, вылетел во двор.
— Юх-уу! — сделал круг вокруг деревянных чурбачков домовёнок.
— Веник это для чистоты, а не для баловства! — щёлкнул пальцами дедушка, и веник исчез, а Фома плюхнулся на попу. — И вообще, на вениках только кикиморы летают.
— А домовые на чём летают? — отряхнулся и поправил новенькие красивые носочки юный домовой.
— Ни на чём не летают. Они телепортируются, то есть возникают там, где им нужно, — важно поднял вверх указательный палец Пихто.
— Скучно. Мне на венике понравилось, — протянул Фома.
— Ты ещё на метле не пробовал, — муркнул кот, намывая усы и хитро поглядывая на деда.
— Не учи ребёнка чему не надо! — Пихто вновь щёлкнул пальцами, и неизвестно откуда взявшийся веник шлёпнул Кузьму аккурат под хвост.
— Мяв! — возмущённо отпрыгнул кот и приземлился рядом с Мефодием.
— Ну чего вы расшумелись? — старший домовой (именно так теперь называли Мефодия) был очень серьёзен. — Не видите, я делом занят!
— Мы тут баклуши бьём! — тёрся об спину друга Кузьма.
— А им не больно? — распереживался Фома.
— Им приятно! — расплылся в улыбке Мефодий. — Присоединяйся, я и тебя научу.
Домовой протянул младшему брату деревянную чурочку, слегка закруглённую с одной стороны.
— Вот из неё мы вырежем ложку.
— А почему они, — Фома показал на дедушку и кота, — говорят, что ты их бьёшь?
— Потому, — Мефодий нахмурил лоб и нацепил на нос неизвестно откуда взявшиеся очки, — необходимо сначала расколоть бревно на несколько плоских чурок, ну, то есть, разбить его. А после очистить от коры, горбылей и всяких наростов, сучков и задоринок и закруглить с одной стороны. Хорошо для этого использовать осину или липу, они мягкие, из них легче всего вырезать ложки.
А после чурочку нужно долбить специальным теслом, чтобы сделать углубление для ложки. Все это вместе и называется «бить баклуши». С этим даже дитё справится.
— Я тоже, тоже хочу бить баклуши! — Фома радостно присоединился к Мефодию и азартно принялся долбить мягкое дерево.
— Обязательно побьёте, — улыбнулся Пихто, — но только после обеда. Я для кого картошку варил? — дед сгрёб домовых в охапку и растаял, как облачко.
— Вот так всегда, — развёл лапами Кузьма, — кого-то обедать тащат, а про котика забывают! А я им ещё и песни пою… Эх… — не успел повздыхать Кузьма, как из вновь образовавшейся дымки высунулась дедова рука и, схватив кота за шкирку, втащила в сизое облако.
История девятая
У страха глаза велики
— Аааа! — разнеслось по дому, и нечто, словно ракета, пролетев над головой спящей хозяйки, вцепилось в ковёр, быстро по нему перебралось под потолок, пробежалось по нему, осыпая побелкой спящих Мефодия с Фомой, и шлёпнулось на грудь деду.
Пихто спросонья откинул нечто подальше и подслеповато следил, как неопознанный объект врезался в шкаф и со скрежетом вцепившихся в дверцу когтей сполз вниз.
— Кузьма, ты что ли? — нацепил на нос очки дед. — Чего не спится-то, шайтан лохматый.
Кот, выгнув спину, шипел, перебирал лапами и пятился боком. Поднятый кверху хвост распушился так, что любая белка умерла бы от зависти, завидев такое богатство. Впрочем, встретившись с безумным взглядом Кузьмы, она тоже навряд ли бы выжила.
— Приснилось чего? — спустив босые ноги с печи, прошептал Пихто, пытаясь нащупать валенки.
— Ты того, деда, сиди там. А то вдруг чего этого, того самого. Бац, и крышка! — кот вглядывался под лавку, прищурив жёлтые глаза и выгнув дугой спину.
— Чего того? — наконец обувшись, Пихто спустился с печи на лавку. Не слезая с неё, поджал под
