она говорит. Нежно-бархатный голос звучал подобно волшебной флейте, от которой становилось спокойно на душе.
Внезапно Тилла вспомнил историю знакомства со своей женой и не удержался, чтобы ею не поделиться. Кабаморсов хотел уйти, но Лунни настояла на том, чтобы он тоже послушал.
В тот памятный вечер молодой Тилла оказался на вечеринке у друзей. Кругом все веселились и наслаждались праздником, но одна неприметная черепашка скромно сидела в кресле в углу комнаты и читала книгу. На неё никто не обращал внимания, словно её и не существовало, но Тиллу словно магнитом тянуло к ней. Поначалу он осторожно бросал случайные взгляды в её сторону, боясь, как бы она этого не заметила. Но чем чаще он поворачивался, тем больше ему не хотелось отрывать от неё глаз. Нужно было подойти и познакомиться, но решиться на это не так-то просто неопытному холостяку. Несколько раз он поднимался со стула, придумав оригинальную шутку, но спустя мгновенье садился обратно, всё это было слишком банальным. К тому же от волнения он мог забыть слова или ляпнуть что-нибудь совершенно неуместное. Не хватало ещё, чтобы она приняла его за идиота.
И вот настал удобный момент. Тилла набрался смелости, шагнул к креслу и чуть слышно произнёс:
— Вы так прекрасны, как… — в этот момент послышался звон стекла на кухне, — …разбитая посуда.
Перепуганная черепаха подняла голову:
— Простите, что вы сказали?
— Болван! Кишка безмозглого верблюда! — Тилла заткнул пальцами рот, сообразив, что произнёс это вслух.
Но Черепаха неожиданно засмеялась. Ей понравилась получившаяся игра слов.
— Вы всегда так оригинально знакомитесь с девушками?
— Наверное, я кажусь полным идиотом, надо же было такое выкинуть… я хотел сказать совсем другое…
— Напротив, очень смешно и складно получилось.
— Я хотел прочитать стихотворение, которое сочинил, глядя на вас…но теперь забыл его.
— Вспомните, пожалуйста, я вас очень прошу!
— Я попробую сочинить новое…
Есть на свете такая простуда,
Что приходит к нам из ниоткуда.
Разбивается в доме посуда,
Пересолено каждое блюдо.
Она рыщет голодным верблюдом,
Забирая последний рассудок.
Хоть на сердце становится худо,
Всё равно мы зовем её чудом!
— А у вашего верблюда не такая уж и безмозглая кишка, — засмеялась Черепаха, — как вас зовут?
— Тилла с двумя буквами «л». А вас?
— Я бы не хотела сейчас называть своего имени, боюсь, оно отпугнёт вас.
— Какие глупости! Не может быть на свете таких имен, которые бы испугали меня.
— Вы сейчас кокетничаете, а я с вами совершенно откровенна, у меня ужасное имя.
— Ну, пожалуйста, назовите его, или я этого не переживу.
— Только пообещайте не смеяться!
— Обещаю! Можете меня оглушить вашей книгой, если я посмею хотя бы раз улыбнуться.
— Меня зовут Тортижаболотозеления. Так меня назвали в честь прабабушки Тортильи Жаболовны, которая любила зелёное болото больше жизни.
Парень стиснул зубы, с трудом сдерживая подступающий смешок.
— В этом что-то есть, только я бы придумал что-нибудь покороче.
— Вот и придумайте, вы же поэт, вам можно!
Тилла закончил свой рассказ и с нежной улыбкой посмотрел на жену.
— Да, ты тогда был на высоте, — улыбнулась Торти, — Но ещё ты обещал мне каждый день писать стихи, а в итоге в лучшем случае раз в год я получаю открытку на день рождения.
— Настоящие стихи льются не по желанию и принуждению, а по зову сердца. Я не виноват, что моя муза просыпается только к твоему дню рождения, — засмеялся Тилла.
— Гм-гм, — откашлялся совёнок, — Замечательная история! Тилла, вы просто потрясающий рассказчик. Я бы с радостью послушал ещё о ваших приключениях, но время не ждёт. Кавал давно слопал торт и теперь безнаказанно разгуливает по лагерю, думая, что ему всё дозволено. Нам нужно ещё раз осмотреть место происшествия, быть может, он потерял перо или оставил другой след. Я тоже люблю поэзию, но сейчас она нам ничем не поможет.
— Если ты так думаешь, ты совсем невнимательно слушал, — обиделась на него Лунни. — Сейчас ещё очень рано, у нас куча свободного времени.
— Ты как хочешь, а я ухожу! Я не могу распивать чай и просиживать зря перья, когда преступник насмехается над нами. Я обязан найти улики против него.
— Торти, налейте, пожалуйста, моему нетерпеливому другу ромашкового чая, он очень благотворно влияет на нервную систему. Мы ещё немножко поболтаем, а как только солнце сядет, отправимся задерживать преступника.
Кабаморсов тяжело вздохнул, но остался сидеть на стуле. По настойчивому тону её голоса он сообразил, что она знает какую-то тайну, что-то очевидное, лежащее на поверхности, до чего он никак не может додуматься.
Для влюблённых время тает, как ложка мёда в горячей чашке чая. Сначала липким комком недоверчиво сползает по стенкам сосуда, но, почувствовав тепло, растворяется в нём без остатка. В такие моменты само понятие времени теряет смысл, ведь есть только одно время, и называется оно «сейчас». Вот и Кабаморсов провалился в такую бездну, отпустив свои мысли и сомнения, и совсем не заметил, как день подошёл к концу. Лучи солнца исполнили последний танец света в перине облаков, и скрылись за горизонтом, размазав по небесному полотну розовые полосы.
— Пора! — торжественно объявила Лунни.
— Ты уверена, что наше присутствие так необходимо? — волновался Тилла. — Я уже стар и не готов к таким полётам.
— Не бойся, мы полетим низко над землёй, к тому же тебя понесёт сам Кабаморсов, а он не допустит, чтобы тебе было страшно.
Две совы плавно поднялись в воздух, держа в крепких лапах по черепахе. На голове у Кабаморсова сидел мышонок Чип. Размахивая копьём, словно флагом, он подбадривал команду радостными песнями, воображая себя капитаном боевого фрегата. Дружная компания приблизилась к лагерю и, проигнорировав требование охраны остановиться, высадилась на центральной площади. Постовые бросились догонять нарушителей порядка, но не успели. Ловкий мышонок в один миг взобрался на высокую сосну и изо всех сил принялся звонить в колокол.
По тревоге сонные совята стали выползать из домов. Зевая и протирая глаза, из дупла высунулся недовольный филин:
— Это что за безобразие! Кто посмел звонить в колокол без моего разрешения! — Савва заметил Кабаморсова и спустился с дерева, намереваясь хорошенько проучить мальчишку за неслыханную дерзость.
— Учитель, простите нас за вторжение, но прежде чем осудить, выслушайте, — начал свою речь Кабаморсов. — Я привёл с собой двух черепах, на одну из которых два дня назад было совершено нападение. И я имею основание утверждать, что преступник стоит рядом с вами.
Гулкий шёпот разделил толпу на две половины. Одни повторяли: «Как он смеет?», а другие им отвечали: «Кабаморсов дело говорит, Кавал — преступник!». Но
