— Когда вы ее обнаружили, она была разута, да?
— Да, — ответил я. — Она была только в чулках.
— Думаю, она сняла их, чтобы взобраться на подоконник, — заметил Крэм. — Ну что же, до встречи.
— Когда это будет? — спросил я.
— Завтра, если смогу расшевелить пару клоунов в городе. А почему вы спрашиваете?
— Я жду отправки на Большую землю. Это может случиться завтра. Не придется ли мне подписать заявление, если завтра не решим все вопросы?
— Не можете ждать, да? Откуда мне знать, черт возьми? Каждый помыкает мной. Самую большую глупость в своей жизни я совершил тогда, когда снял военную форму.
— Значит, вы служили в армии? — воскликнул я. — Поэтому-то вы и не любите военных моряков?
— Мне не нравится и армия. Я был на последней войне. Вы знаете, легкой войне.
— Инспектор, вам нужно отоспаться. Почему бы вам не поехать домой и не отдохнуть?
— Не могу заснуть. Вы — врач, — обратился он к Саво. — Что надо делать, чтобы заснуть?
— Пейте виски, — ответил Саво. — Вы не будете так нервничать, если возьмете за правило выпивать раз в несколько дней.
— Мне и напиться нельзя. Меня могут в любой момент вызвать. Да и вообще, когда бутылка стоит двадцать пять долларов, с моей зарплатой не до виски.
— Не могли бы вы оказать любезность и достать нам пару пропусков в связи с комендантским часом? — спросил я. — А может быть, у вас есть готовые?
— Нет! А у вас есть, сержант? — спросил Крэм.
— У меня нет, сэр.
— Ничего. Я могу подвезти вас к военно-морскому причалу. А там уже дело ваше.
— А как будет с мисс Томпсон?
— Вы живете в городе?
— Да, — ответила Мэри. — Недалеко отсюда.
— Мы подбросим и вас. — Обращаясь к сержанту, он сказал: — А вы оставайтесь здесь. Вероятно, они скоро приедут за ней.
Когда мы спустились вниз, то о недавней вечеринке ничто не напоминало, кроме переполненных пепельниц, пустых и полупустых стаканов, от которых воздух наполнился кисловатым запахом, стульев, в разных местах сдвинутых группами, чтобы создать атмосферу интимности, пустоты и тишины там, где совсем недавно шумела толпа, звучали музыка и смех. Все разошлись по домам, кроме Джина Хэлфорда, который стоял в зале и разговаривал с управляющим.
— Сожалею о случившемся, — сказал мне Хэлфорд.
— Мы все об этом сожалеем. Где вы проводите ночь?
— Меня назначили в караул на пристани, но я еще не придумал, как туда доберусь. Я не поехал на автобусе, потому что решил подождать вас. — Любопытство, возбуждение и жалость нелепо перемешались в его мутных карих глазах.
— Какого черта, поедем с нами, — норовисто заявил Крэм. — В машину помещается семь человек, и я буду прав, если утром вступлю в ассоциацию водителей. Моя фамилия — Крэм. Сыщик Крэм.
— А моя — Хэлфорд. Вы ведете расследование этого убийства?
— Пока не знаю.
— Вы счастливый человек, мистер Крэм, что так легко относитесь к событиям.
— Я хотел сказать, что пока не знаю, убийство ли это, — отпарировал Крэм. — А вы знаете?
— Когда женщины совершают самоубийство, то они обычно не вешаются, — произнес Хэлфорд авторитетным голосом. — Если, конечно, у них нет причины желать, чтобы после смерти они выглядели мерзко. — Он быстро бросил на Эрика злобный взгляд и отвел глаза. — Любовь не сильнее смерти, но этого не скажешь про тщеславие.
Эрик слишком глубоко ушел в себя, чтобы его это затронуло, он даже не услышал сказанного. Его светлые глаза напоминали камешки, застыв, когда увидели тело Сью. С тех пор он будто ослеп и не ощущал ничего, кроме горя и стыда.
— Попридержи язык, — сказал я Хэлфорду, — или я надену на него кольцо.
Он закатился отвратительным смехом.
Глава 3
Я проснулся и посмотрел на ручные часы. Они показывали пять часов. Какое-то время я лежал опустошенный и в напряжении, ожидая звона колокола с командного пункта. Потом сообразил, хотя это меня не успокоило, что я нахожусь на верхней полке отдельной каюты Эрика на корабле в Перл-Харборе, где враг не нанесет больше удара в течение длительного времени. Но я не расслабился. В воображении существуют более страшные вещи, чем самолеты камикадзе, и мое воображение всю ночь было заполнено такими вещами.
Я обратил внимание, что в каюте горел свет, перевернулся на край полки и посмотрел вниз. Эрик сидел на металлическом стуле перед металлическим же письменным столом, положив широко расставленные ноги на этот стол. Он не разделся, и его согбенная неподвижная фигура казалась бесконечно усталой, как будто он просидел в таком положении всю ночь.
Но его голос прозвучал вполне нормально, когда он повернулся, услышав мое движение.
— Сэм, спи спокойно, сейчас еще рано. Может быть, тебя свет беспокоит?
— Нет. Но меня беспокоит то, что ты все еще сидишь там. Почему бы тебе не плюхнуться на койку?
— Я пытался, но не смог заснуть.
Он встал, закурил сигарету и глубоко затянулся. В его движениях проглядывала лихорадочная издерганность уже устоявшейся и привычной бессонницы. Наблюдая за ним, я подумал, что сон является ежедневным чудом, воплощением веры для идиотов, детей и блаженных алкашей. И понял, что я тоже больше не смогу заснуть.
— Кучулейн по кличке Гончая из Ольстера, — сказал я, — когда изнывал от ран, полученных в бою, не уходил куда-то и не отдыхал, как рядовые люди. Он отправлялся в определенные места и практиковался в том, чтобы разгромить какую-нибудь банду.
— Шло ли это ему на пользу? — спросил Эрик. На его бледном лице играла странная улыбка.
— В конце концов он свихнулся. — Я перекинул ноги через край полки и спрыгнул вниз. Эрик пинком подтолкнул стул в мою сторону и протянул сигарету.
— Если ты обо мне беспокоишься, то зря, — сказал он. — Я слишком большой эгоист и слишком практичен, чтобы свихнуться или даже надломиться.
— Но меня удивляет, что ты допустил неблагоразумный поступок. Если ты думаешь, что я вырвался из объятий Морфея, бога сна, чтобы обсудить твои личные дела, то ошибаешься. Я лучше расскажу тебе о знаменитом священнике Кучулейне. Стиви Смит написал о нем хорошие стихи...
— Ах, оставь! Я размышлял над тем, что же произошло со Сью.
— Хорошо, — согласился я. — Давай поговорим о Сьюзен. А потом, может быть, через пару дней или через пару недель мы сможем дойти и до разговора о твоей жене.
— Моя жена не имеет к этому никакого отношения, — произнес он монотонным голосом, как человек, читающий заклинание. — Надеюсь, что она никогда об этом не услышит.
— Думаю, услышит. Ты сам ей об этом расскажешь, Эрик. Ты такой парень, который захочет получить от нее утешение, а она из тех женщин, которые согласны утешить. Поэтому ты и женился на ней. И никогда не бросишь.
— Ты так думаешь? — В его улыбке не было веселья. — Если бы я знал, что Сью решится на то, что произошло...
— Значит, ты так все это понял. Она покончила с собой, потому что не могла заполучить тебя. Знаешь, в твоей теории слишком много тщеславия. У тебя сильное чувство вины в отношении этого дела, и осознание вины подводит тебя к выводу, что Сью повесилась из-за тебя. Ты виновен только потому, что сам так думаешь.
— Я признателен тебе за твои добрые намерения. Они настолько хороши, что ими можно, как говорится, вымостить дорогу в ад. Но факты нельзя изменить словами.
— Какие факты? Ты же не знаешь, совершила ли она самоубийство. Может, ее убили? Хэлфорд думает, что так оно и было.
— Убили? Кто стал бы ее убивать?
— Не знаю. Не знает этого и сыщик Крэм. Может быть, ты знаешь?
— Это нелепая мысль. — Он смирился с мыслью о самоубийстве, и предположение о том, что могло произойти убийство, свалилось на него совершенно неожиданно и ударило по новому, а потому уязвимому месту.
— Убийство всегда выглядит нелепо, — продолжал я. — Вот почему оно является преступлением и наказывается смертной казнью. Но это случается. Может быть, так произошло и прошлой ночью.
— Ты не клюнул на эту байку о Гекторе Лэнде? Или клюнул? Это дьявольская глупость. Лэнд — тот еще гусь, он очень странный, но сексуальное преступление совершенно не в его духе.
— Преступление не носило сексуального характера, Саво подтвердил это. А в каком смысле Лэнд странный?
— В общем-то я мало что знаю о нем, собираюсь навести справки. Но раз или два он проявлял непослушание, его ставили к мачте, посылали в дополнительные наряды и так далее. Из того, что он говорил, я заключаю, что у него твердые убеждения по поводу расовых отношений. Не думаю, что там есть что-то революционное или подрывное, но он оказывает нездоровое влияние на других стюардов. Мне представляется также, что он один из организаторов азартных игр, которые устраивают чернокожие...
— Не только чернокожие. Я еще не встречал на флоте людей, которые не играют в азартные игры. То же происходит и в армии.
