И он, презрительно хмыкнув, жестом велел разойтись не только разведчикам, но и всем, кто толпился у шатра. Перед тем как уйти внутрь, он встретился взглядом с Флавием и слегка мотнул головой. Флавий понял, что его зовут в шатер, но попозже, частным образом. Когда стало темно и беспокойный лагерь почти затих, он пришел к Марку.
— Мне нужно знать, что они видели. Не мог бы ты сходить туда перед рассветом, вернуться ко мне и доложить? Если кто-то и может прочитать следы и сообщить мне, что там такое, то это ты. Мне надо переправить войска через реку, Флавий. Я хотел бы перейти ее здесь, па рассвете. Но если там есть гиппопотамы и крокодилы, мне следует узнать об этом прежде, чем мы войдем в воду, а не на середине переправы.
— А как насчет гигантских змей? — спросил Флавий.
Марк только фыркнул.
— Они молоды и плохо вооружены. Я не виню их за то, что они прибежали назад, но пусть знают, что мне нужны точные сведения, а не слухи. Я велю им явиться сюда утром, чтобы они слышали твой доклад. А потом они, разумеется, будут наказаны.
Флавий кивнул и отправился спать, пока была возможность.
Римский лагерь просыпается рано, но в то утро он пробудился первым. С собой он взял не доспехи воина, но оружие охотника. Чтобы сделать из копья древковую пращу, много времени не потребовалось. А дальнобойность у нее была больше, и с ее помощью можно было метать более тяжелые снаряды, чем из его охотничьей пращи. Если на берегу обнаружится раздражительный гиппопотам или крокодилы, лучше отогнать их прежде, чем они приблизятся к нему. На случай более близкой встречи на боку у него висел меч-гладиус. Коротким клинком удобно было и колоть и рубить. Впрочем, Флавий надеялся, что до этого не дойдет.
Берега реки Баград кишели живностью. Вдоль берегов рос кустарник, у воды шумели густые заросли тростника. Флавий шел той же самой нахоженной звериной тропой, что и разведчики, которые пробирались к реке накануне. Звери знают все лучшие места для водопоя и самые безопасные переправы. Судя по тому, как утоптана была тропа, здесь действительно можно было надеяться отыскать хороший брод. Ближе к реке кустарник по обе стороны сделался гуще, впереди стеной встали тростники и камыш. Звонкое пение птиц и пернатые создания, деловито порхавшие в кустах, убеждали Флавия в том, что все спокойно. С одной стороны какое-то животное покрупнее сорвалось с лежки и с треском скрылось в кустах. Это животное наверняка было четвероногим. Это насторожило Флавия, он замедлил шаг. Под ногами начинало чавкать. Тростники расступились, и Флавий увидел перед собой открытую воду, почти тоннель, который вел вперед, где виднелась свободная речная гладь. Вдалеке, на противоположном берегу, вела наверх такая же скользкая, нахоженная тропа. Так. Значит, это и есть брод. Флавий решил зайти в реку и проверить, сильное ли тут течение и надежное ли дно. Он успел войти в воду по колено, когда птичий гомон внезапно умолк.
Флавий остановился и застыл, прислушиваясь. Его глаза высматривали не цвет и не форму, а движение. Но он ничего не слышал, кроме плеска воды, и ничего не видел, кроме тростников, качающихся в такт движению потока.
И тут внезапно, на расстоянии выстрела из пращи, верхушки камышей закачались против течения. Флавий застыл на месте, медленно, равномерно дыша. Вот целая купа камышей качнулась одновременно, а затем, на достаточно большом расстоянии оттуда, полоса тростников качнулась в противоположном направлении. В следующий раз тростники качнулись уже ближе к нему, и внезапно Флавий осознал, что слышит звук. Поначалу он сливался с шумом воды, но теперь приблизился. Что-то шуршало в камышах. Высокие стебли терлись о шкуру существа, издавая слаженный, долгий звук. Флавий разжал губы, беззвучно дыша ртом. Надо выяснить, что это, сейчас, пока оно не приблизилось вплотную. Его праща была заряжена. Уверенным, наработанным движением, не требовавшим ни усилий, ни размышлений, Флавий замахнулся и отпустил пращу.
Снаряд он придумал сам — он был куда тяжелее, чем можно выпустить из обычной пращи, и один конец у него был заостренный. Временами он переворачивался и попадал тупым концом. Но иногда острый конец вонзался в цель. Сейчас Флавию было все равно, что получится — он хотел просто вспугнуть существо, прячущееся в тростниках, заставить его выдать себя. Снаряд вылетел беззвучно, но, когда он попал в цель, тишина оборвалась.
Свист твари был похож на порыв ветра. Из тростников, куда ближе, чем ожидал Флавий, вынырнула голова. Голова сперва гневно уставилась на собственное тело, потом на того, кто осмелился ее атаковать. К тому времени, как квадратная башка повернулась и уставилась на него, Флавий уже отступал. Глаза у нее даже в ясном утреннем свете горели оранжевым. Змея втянула воздух с таким звуком, словно холодной водой плеснули на раскаленные камни, раздувая щелочки-ноздри. Потом змея распахнула пасть, и Флавий увидел, как и рассказывал разведчик, пасть размером с повозку, усаженную рядами загнутых внутрь зубов. Массивная голова обрушилась на землю на расстоянии длины копья от него. Болотистая почва содрогнулась от удара. Флавий ощутил подошвами ног тяжесть головы чудовища и внезапно бросился бежать так, как никогда прежде не бегал. Выбравшись на берег, он оглянулся через плечо. Но ничего не увидел.
Но тут, как только он осмелился перевести дух, из тростников и камышей снова поднялась огромная голова на толстой шее. Она уставилась на него, и из тупой морды высунулся длинный раздвоенный язык, мелькающий, пробующий воздух на вкус. Тварь смотрела на Флавия без страха, в оранжевых глазах, лишенных век, виднелась только злоба. Она раскрыла пасть, и снова свистящий вопль сотряс воздух. А потом ринулась вперед, передвигаясь куда быстрее, чем имеет право передвигаться безногая тварь. Флавий повернулся и бросился бежать. Он бежал, слыша за спиной жуткий шелест громадной безногой твари, преследующей его по пятам. Ужас придал ногам мужчины мальчишескую пружинистость, стук сердца отдавался в ушах. Когда он наконец набрался мужества оглянуться, змея исчезла, однако он бежал, не в силах остановиться, почти до самого лагеря.
Он торопливо прошел через просыпающийся лагерь, не останавливаясь поговорить ни с кем. Ему не хотелось, чтобы слухи разошлись до того, как Марк выслушает новости и решит, что с этим делать. Во рту у Флавия пересохло, сердце все еще колотилось, когда он предстал перед Регулом с докладом. Обращаясь не к старому другу, но к командиру, он сказал:
— Тебе говорили правду, легат. Эта змея огромна, подобной ей никто и никогда не видел. Я бы сказал, что в ней около ста футов длины. И она агрессивна. Я выстрелил в нее из пращи, и она бросилась на меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
