– Думаю, я, наверное, уже мертв, – тихо пробормотал он.
Даглесс в раздумье уставилась на него. Если он хочет покончить с собой, его нельзя оставлять одного.
– Почему бы вам не пойти со мной? – мягко спросила она. – Вам необходима помощь.
Мужчина не тронулся с места.
– Что это за карета, которая едва не сбила меня?
Даглесс шагнула к скамье и села. Если он действительно подумывает о самоубийстве, нужно, чтобы кто-то с ним поговорил.
– Откуда вы? Судя по выговору, англичанин, только такого акцента я никогда не слышала.
– Я англичанин. Что это за колесница?
– Ладно, – вздохнула Даглесс. Придется играть по его правилам. – В Англии это называется междугородный автобус. Правда, он шел слишком быстро, но, по моему мнению, единственное, с чем смирились англичане двадцатого века, – это скорость их машин. – Она смешно наморщила нос и покачала головой: – Итак, о чем еще вы не знаете? Самолеты? Поезда? – Она не против ему помочь, но у нее и своих забот полно. – Послушайте, мне действительно пора. Давайте зайдем в дом священника и попросим вызвать доктора, – предложила она, но, помедлив, передумала. – А может, следует позвонить вашей матери?
Жители деревни, разумеется, должны знать о безумце, который повсюду бегает в панцире и притворяется, будто никогда не видел наручных часов или автобуса.
– Моя мать? – едва заметно улыбнулся мужчина. – Боюсь, моя мать уже в могиле.
Может, он потерял память из-за тоски по матери?
– Простите, – пробормотала Даглесс, смягчившись. – Она умерла недавно?
Перед тем как ответить, мужчина задумчиво устремил взгляд в небеса.
– Примерно четыреста лет назад.
Услышав это, Даглесс стала подниматься.
– Я сейчас позову кого-нибудь…
Но он поймал ее за руку и не дал уйти.
– Я сидел в комнате и писал матери письмо, когда услышал женский плач. В комнате стало темно, голова закружилась, и я очутился рядом с незнакомой женщиной. Этой женщиной оказалась ты.
Он уставился на нее умоляющими глазами.
Даглесс подумала, что лучше всего будет оставить этого мужчину одного и уйти. И она бы так и сделала… если бы он не выглядел так божественно.
– Может, на вас нашло затмение и вы не помните, как оделись и отправились в церковь. Пожалуйста, объясните, где вы живете, чтобы я смогла проводить вас домой.
– Когда я находился в своей комнате, был год тысяча пятьсот шестьдесят четвертый от Рождества Господа нашего.
Совершенно спятил! Бредит. Такой красавец – и сумасшедший. Ей, как всегда, везет!
– Идемте со мной, – тихо попросила она, словно говорила с ребенком, готовым вот-вот ступить с обрыва. – Мы найдем кого-нибудь. Вам обязательно помогут.
Мужчина мгновенно сорвался со скамьи. Голубые глаза гневно сверкали. Его внушительные размеры, неприкрытый гнев, не говоря уже о стальном панцире и острой как бритва шпаге, заставили Даглесс осторожно отступить.
– Я не сумасшедший, мистрис. Понятия не имею, почему я здесь и как очутился в этой церкви, но знаю, кто я и откуда явился.
Даглесс вдруг разобрал смех.
– Так вы утверждаете, что прибыли сюда прямиком из шестнадцатого века? Времена королевы Елизаветы, верно? Елизаветы Первой, разумеется. – Вот это да! Лучшая Даглесс-история из всех, ею пережитых! – Утром меня бросает жених, а час спустя призрак держит шпагу у моего горла! – хмыкнула она, вставая. – Огромное спасибо, мистер. Вы сумели меня развеселить! Я просто захлебываюсь от смеха! Сейчас позвоню сестре и попрошу выслать десять фунтов, не больше и не меньше, после чего сажусь на поезд и еду в отель, где остановились мы с Робертом. Забираю билет на самолет и лечу домой. Уверена, что после сегодняшнего остаток дней моих пройдет без особых потрясений.
Она попыталась отвернуться, но он заступил ей дорогу и извлек из сборчатых шаровар кожаный кошель. Заглянул в него, вынул несколько монет и сунул в ладонь Даглесс, сомкнув ее пальцы в кулак.
– Возьмите десять фунтов, мадам, и уходите. Я бы дал и больше, лишь бы избавиться от вас и вашего злого языка. Я попрошу Господа простить вам грехи.
Ее так и подмывало швырнуть монеты ему в лицо, но это означало, что придется вновь звонить сестре.
– Это я, злая колдунья Даглесс. Не знаю, зачем мне нужен поезд, если есть совершенно исправная метла! Я пришлю вам деньги на адрес викария. Прощайте, и надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Она повернулась и вышла со двора как раз в ту минуту, как вернулся викарий со стаканом воды для незнакомца. Ничего, пусть кто-то другой разбирается с его фантазиями. Возможно, у этого психа полный сундук костюмов. Сегодня он елизаветинский рыцарь, завтра – Авраам Линкольн или Горацио Нельсон, поскольку последний англичанин.
Деревенька была настолько мала, что найти вокзал оказалось легче легкого. Она подошла к кассе и попросила билет.
– Три фунта шесть пенсов, – объявил кассир.
Даглесс никогда не могла разобраться в английских деньгах. Ей казалось, что у англичан слишком много монет одной стоимости, поэтому она, не глядя, сунула пригоршню денег, полученных от незнакомца.
– Этого достаточно?
Кассир долго разглядывал монеты, переворачивал, тщательно исследовал, после чего покачал головой и удалился. Даглесс решила, что ее немедленно арестуют за распространение фальшивых денег, но все же терпеливо ждала возвращения кассира. Сейчас арест казался ей вполне достойным завершением дня.
Через несколько минут к окну подошел человек в мундире:
– Мы не можем взять это, мисс. Думаю, вам следует отнести их к Оливеру Сэмюелсону. Сверните вправо, за угол, и сразу его найдете.
– Он даст мне денег за эти монеты? Их хватит на билет?
– Думаю, да, – кивнул мужчина, неожиданно развеселившись, словно услышал хорошую шутку.
– Спасибо, – пробормотала Даглесс, забирая деньги. Может, следует позвонить сестре и забыть про монеты?
Она осмотрела каждую, но они выглядели как любая иностранная валюта.
Вздохнув, она свернула за угол и вошла в лавчонку, на окне которой было выведено: «Оливер Сэмюелсон. Старинные монеты и медали».
За прилавком сидел лысый коротышка, на блестящем лбу которого красовалась лупа ювелира.
– Что вам угодно? – буркнул он при виде Даглесс.
– Меня послал кассир с вокзала. Он сказал, что вы дадите мне деньги на билет.
Мужчина взял монеты и стал изучать их в лупу.
– Ничего не скажешь, деньги на билет, – хмыкнул он, покачивая головой, и поднял глаза.
Даглесс, не смея дышать, уставилась на него.
– Ладно, мисс. Я дам вам по пятьсот фунтов за каждую из них, кроме вот этой. Эта стоит, скажем, пять тысяч, но у меня нет таких денег. Нужно позвонить в Лондон, там есть богатые покупатели. Не могли бы вы подождать денег хотя бы пару дней?
От изумления Даглесс лишилась дара речи.
– Пять тысяч фунтов?!
– Ну хорошо, шесть тысяч, но не шиллингом больше.
– Я… я…
– Так вы хотите продать их или нет? Надеюсь, они не краденые?
– Нет, по крайней мере я так не думаю, – прошептала Даглесс. – Но мне тоже нужно потолковать кое с кем, прежде чем я их продам. Уверены, что они подлинные?
– Средневековые монеты, как правило, не так дороги, но эти очень редкие и в прекрасном состоянии. У вас, случайно, нет еще таких?
– Собственно говоря, думаю, что есть.
Может, целый кожаный кошель набит такими же!
Мужчина улыбался ей с таким видом, словно она была светочем его жизни.
– Если имеете монету в пятнадцать шиллингов, на которой вычеканена королева на борту корабля, умоляю, покажите. Мне она не по карману, но я уверен, что смогу найти покупателя.
Даглесс попятилась к двери.
– Или дублон. Дублон Эдуарда Шестого.
Даглесс, кивнув, выбежала из лавчонки и, словно в тумане, побрела к церкви. Незнакомца на церковном дворе не было, но она надеялась, что он еще не ушел.
Она вошла в церковь. Мужчина стоял на коленях перед белым надгробием графа: руки сложены, голова опущена в молитве.
Из тени выступил викарий и встал рядом с девушкой.
– Он молится с тех пор, как вы ушли. Я пытался заставить его встать, но не смог. Что-то глубоко тревожит этого беднягу. Он ваш друг?
– Нет, что вы! Собственно говоря, я встретила его только этим утром. Думала, он местный житель.
– Мои прихожане редко носят доспехи, – улыбнулся викарий, глядя на часы. – Я должен идти. Вы побудете с ним? По какой-то причине я не могу вынести мысли о том, что он останется один.
Даглесс согласилась посидеть с несчастным. Викарий вышел, и они остались вдвоем. Девушка осторожно подошла поближе.
– Кто вы? – прошептала она.
Он не открыл глаз, не разжал рук и не поднял головы.
– Я Николас Стаффорд, граф Торнуик.
Даглесс не сразу вспомнила, где слышала это имя. Для верности она попробовала прочитать надпись. Глубоко вырезанные буквы готического шрифта гласили: «Николас Стаффорд, граф Торнуик».
А скульптура в полный человеческий рост была облачена именно в тот костюм, который был на незнакомце. Лицо, высеченное в мраморе, было лицом незнакомца.
