Потом коченеет и падает замертво.
Так и у нас. «А не скучно ли тебе, Софьюшка? Не тоскливо ли?»
«Что ты Назарушка?! Весело-о-о!»
И бряк за борт, топиться.
– А что ты на заводе забыла? – споласкивая руки под краном, спросил любимый.
– Тебя, Назарушка, тебя, – улыбнулась я и убрала его мыльно-рыльные принадлежности за зеркальную дверцу вмонтированного в стену шкафчика. – Ты ведь не против?
– Нет. Но лучше приезжай к пресс-конференции.
– Слушаюсь! – бодро воскликнула я и поднесла ладонь к пустой голове. – Прибуду в мэрию.
…Два часа я убила на носу «Мадемуазели» в шезлонге, еще час пристрелила на душ, макияж и переодевание. В половине первого вся собранная, деловая и красивая зацокала каблуками по трапу, направляясь к поджидавшему меня такси. Вышла немного заранее, собираясь побродить по твердой земле и позевать на витрины. И вот уже почти спустилась на эту самую землю, когда в сумочке задергался и запищал мобильный телефон.
– Слушаю! – стараясь не зацепиться каблуком о рейки, сказала я в мобильник.
– Софья Николаевна? – вкрадчиво проговорил смутно знакомый мужской голос.
– Да.
– Подполковник Огурцов беспокоит, – прозвучало у уха, и нога моя тут же зацепилась за последнюю ступеньку. – Вы где?
– Здесь, – без всякого смысла, тупо отчиталась я и почувствовала, как рука, державшая телефон, предательски дрогнула.
– На заводе?
– Нет. В порту.
– На теплоходе?
– Нет, – с невыразимой тоской уточнила я. – Уже на пристани.
– Ждите там. Сейчас за вами приедут. Только отойдите от теплохода немного…
Боже!!! Опять начинается!! Снова-здорово!
– А зачем?
– Мне необходимо с вами встретиться. Дождитесь, пожалуйста, за вами приедет белая «газель».
Ну что за напасть! Ну липнут ко мне органы и белые «газели»! Покоя не дают интриги и забытые тайны!
И чем я так Небеса прогневила?
Три дня назад всю ночь с Туполевым мирилась и клятвенно обещала, что больше ни одной ногой, ни в одно дерьмо. Три дня вела себя прилично и с капитаном Сидоровым словом не перемолвилась…
Боже, за что ты так меня наказываешь?!
С небес нещадно лупило разыгравшееся августовское солнце, макияж грозил стечь и превратиться в маску погибшего клоуна, ни один клочок высокорослой зелени не украшал пристань, где мне назначили свидание с белой «газелью», к моим услугам были только низкорослые стриженые кустики и раскаленные зноем скамейки.
Боже, ну за что ты так меня наказываешь?!
Прямоугольный сугроб микроавтобуса с проталинами зашторенных окон лихо вырулил из-за кустов и приветливо открыл дверцу. Внутри машины было действительно как в сугробе – кондиционер старательно уничтожал дневной пожар, – я взобралась на подножку и тут же увидела старого знакомого, пожилого юношу «Серого». Теперь, правда, без колес, на подошвах. Хмуро поздоровалась:
– Здравствуйте.
– Добрый день, Софья Николаевна, – разулыбался контрразведчик, не попадая в такт моему настроению. – А мы надеялись вас на заводе перехватить…
Улыбаться я была не расположена, сочувствовать тем более. Я как была хмурая, так и уставилась в окно. Переднее, так как остальные были плотно зашторены. Впрочем, и в переднем было видно не особенно много. Обзор почти закрывал визави – «Серый» без роликовых коньков.
– Зачем я вам понадобилась? – разглядывая фрагменты проносящихся заводских построек, не очень любезно поинтересовалась я.
Сережа печально посмотрел на меня, стал очень серьезным и скупо ответил:
– Вам все объяснит Михаил Николаевич, Софья Николаевна.
– Ехать далеко?
– Нет. Не нервничайте, пожалуйста.
Я устроила поудобнее сумочку на коленях и воззрилась в окно с видом жертвенной овцы, обдумывающей план побега.
«Газель» шустро колесила по каким-то узким улочкам, шофер, избегая шумных проспектов, выбирал дороги второстепенные, но ухабистые, – и если бы овце таки удалось сбежать от сопровождения, дорогу обратно она вряд ли бы нашла.
Минут десять мы петляли по закоулкам, пока, наконец, не подкатили к железным зеленым воротам, мгновенно разъехавшимся в разные стороны, едва «газель» поставила колеса на подъездную дорожку. Из-за плеча контрразведчика «Серого» мне было видно не особенно много, но факт отсутствия на кирпичных столбах и КПП возле ворот каких-либо опознавательных табличек я все же отметила. Высокий зеленый забор на каменных столбах окольцовывал такое же обезличенное трехэтажное здание, расположившееся по центру гектара, засаженного редкими взрослыми тополями. Газон под тополями был отлично выстрижен, клумб и скамеек не наблюдалось. Меня провели мимо двух охранников в камуфляже и без погон, подняли на второй этаж и завели в приличных размеров комнату.
Там весь в сигаретном дыму и размышлениях сидел подполковник Огурцов. Компанию ему составлял сухопарый очкарик неопределенного возраста, с высокими залысинами и внимательным взглядом бесцветных глаз. Мужчины сидели за рабочим столом и сверяли какие-то записи в своих бумагах.
При виде меня подполковник быстро затушил сигарету в переполненной пепельнице, встал из-за письменного стола и, указав на другой конец кабинета, где стояли два кресла, диван и журнальный столик, произнес:
– Еще раз здравствуйте, Софья Николаевна. Прошу садиться.
Я покладисто разместилась в кресле, сложила наманикюренные лапки на сумочке и, дождавшись, когда Огурцов сядет напротив, спросила:
– Зачем я вам понадобилась?
Подполковник потер двумя пальцами мочку левого уха, сложил губы в вымученную гримасу и приступил издалека:
– Как проходит поездка, Софья Николаевна?
– Нормально, – сурово отчиталась я и заткнулась, ожидая конкретного продолжения.
Михаил Николаевич еще немного помучился, поменял позу и, глядя мне в глаза, произнес:
– Пропал Алеша Сидоров. Капитан.
– Пропал? – эхом откликнулась я. – Когда?
– Позавчера. Не вышел на связь и перестал отвечать на звонки. Когда вы его видели в последний раз?
Ответ на этот вопрос не вызвал во мне никаких затруднений. Капитан Сидоров острым камнем сидел в моих печенках, и каждую случайную нашу встречу я чуть ли не наизусть помнила: где, когда, при каких обстоятельствах и что на мне было надето.
– Позавчера вечером, примерно в 18.30, на верхней левой палубе. Он был один. Стоял и смотрел на берег. «Мадемуазель» в то время стояла у пристани. – Я назвала небольшой населенный пункт, откуда бизнес-тусовку в неполном составе возили на прогрессивную свиноферму и в пушное хозяйство. (Туполев мехами не интересовался и на банкет к господам аграриям ехать не захотел. Я на заключенных лис и норок тоже смотреть не пожелала, и потому мы единственный (!) полный вечер скоротали вместе.) – Я в то время вышла воздухом подышать…
– Возле него или невдалеке кто-то был? – прищурился Огурцов.
– Кажется… нет. Но я не уверена. Может быть, на верхней палубе кто-то и был. Ближе к носу или, например, в баре, там стеклянные стены.
– Вспомните, пожалуйста, какое у него было лицо? Расстроенное, напряженное…
– Задумчиво-напряженное. Он даже на меня внимания не обратил и, кажется, вовсе не заметил.
– А куда он смотрел?
– В кусты. «Мадемуазель» пришвартовалась в грузовом порту, поскольку городок маленький и тоннаж корабля не позволял…
– Да-да, мы знаем, – перебил меня подполковник. – В какие конкретно кусты он смотрел? Левее, правее?..
– Можно я нарисую? – Как у большинства женщин у меня пространственный кретинизм, и понятиями «левее – правее» я лучше оперировала с прикидкой по местности.
– Андрей Павлович, дай бумажку, – обернувшись к, судя по всему, хозяину кабинета, попросил подполковник, и тот, остававшийся во время разговора за письменным столом, быстро принес мне несколько листков бумаги и шариковую авторучку.
Пока доставлялись писчие принадлежности, я села ближе к журнальному столику и между делом поинтересовалась:
– Михаил Николаевич, вы эту пристань представляете? Были там?
– Нет, – покачал головой подполковник, – лично не был, но представление имею.
– Тогда смотрите, – я лихо прочертила три штриха, – это река, это «Мадемуазель». Вот здесь, ближе к носовой части, стоял Сидоров. Его голова была направлена, – я нарисовала дорожку, клубы пышных, девственно нетронутых кустов и тонкую нитку тропинки, уходящей вдоль берега вниз по течению, – туда. Капитан смотрел, кажется, на эту тропинку. По-моему, она порт огибает…
– Огибает, огибает, – задумчиво пропел Огурцов и одним пальцем перетащил по столу мой исчирканный листок к севшему на край дивана Андрею Павловичу. – Проверишь? – спросил одним словом.
– Угу, – кивнул очкастый и накрыл листок ладонью. – Сделаем, Михаил Николаевич.
