В бумагах упоминались какие-то непонятные для ребят надворные советники, светлейшие князья, сотские, приставы, столбовые дворяне… Все это для них казалось далеким, древним, неосязаемым. Таким, как мастодонты, ихтиозавры…
Ребята смеялись, переиначив вычитанное из бумаг.
— Ваше светлейшее пустозвонство, соблаговолите подвинуться! — сказал Гешка.
Валерка ответил:
— Милостивый государь! Я тронут вашей любезностью…
Ребята помрачнели, когда нашли другую папку — с прошениями углежогов, работавших на лесной даче князя.
Эти прошения были уже написаны на простой бумаге, бесхитростными крупными буквами, какими пишут второклассники. Из каждой строки этих скорбных писем вылезала безысходная нужда. Люди просили на хлеб, на одежду, жаловались на засилье подрядчиков…
— «Ваше сиятельство, — читал вслух Гешка, — надсмотрщик Ваш Турцин И. Е. уже второй раз в это лето скинул цену за короб угля. Мы от зари до зари не отходим от куч, томим уголь, а денег никак не хватает на харчи, ребятенки наши пухнут от голоду и в лесу промышляют ягоды и коренья…»
— Дал бы я этому Турцину И. Е. по шее за такие дела! — горячо воскликнул Юра Хромов. — И его сиятельству также.
— За тебя наши деды дали… в девятьсот семнадцатом году! — ответил Валерка.
Допоздна засиделись ребята в сарайчике. Все папки с бумагами были поставлены по годам на полку, записаны в толстую конторскую книгу. Но геологического отчета Гешкиного дедушки там не оказалось.
И Юлий со своей командой не обнаружил документов. Зато он нашел на чердаке старый суконный красноармейский шлем и плакаты времен гражданской войны.
Полон забот был прошедший день. Домой Геша шел неторопливо, всем встречным говорил: «Добрый вечер». Прежде чем войти в дом, навел порядок во дворе: поднял метлу и поставил в угол, сложил в поленницу разбросанные дрова. Так же не спеша умылся. Долго, как это делал отец, придя с работы, мылил руки и по нескольку раз смывал с них пену.
За столом Гешка сидел строгий, важный. Когда черпал из тарелки парящий борщ, под ложку подкладывал ломоть хлеба, чтобы не накапать на стол.
Хотя день был полон больших событий, Гешка остался недоволен им. Даже ложась в постель, нахмурив лоб, думал: «А все-таки не довел дело до конца, не разыскал отчет».
Юлька, наоборот, был спокоен, весел и чуть нахален. Дома к его приходу был испечен пирог с мясом и яйцами, до которого Юлька был всегда охоч. Пользуясь повышенным интересом домашних к его особе, он завладел доброй половиной пирога и, уминая его за обе щеки, где надо и где не надо, склонял: «мы, рабочие», «нам, рабочим», «от нас, рабочих».
На другой день дядя Ваня ознакомил ребят с инструментами.
— Это теодолит, служит нам для привязки шурфов по горизонтали. Им можно визировать, прокладывать линии, измерять углы, разбивать кривые, делать замеры, определять углы наклона и выполнять другие работы…
Теодолит не понравился друзьям — слишком уж он был сложен и непонятен. Состоял теодолит из зрительной трубы, компаса и двух кругов, на которые были нанесены градусы, минуты. Эти круги имели поэтические названия: «лимб» и «олидада».
Второй инструмент — нивелир — пришелся друзьям по душе. Он был проще: подзорная труба на двух рогульках, а внизу уровень. Тронешь — пузырек воздуха сразу спрячется.
— Служит нивелир для определения отметок местности по вертикали, то есть на сколько одна точка находится выше или ниже другой. Вот так… — сказал дядя Ваня, с явным удовольствием двигая рубчатый винт и устанавливая пузырек воздуха посредине. — Полюбуйтесь, мушкетеры!
Мушкетеры по очереди посмотрели в окуляр. Смешно: все предметы, казалось, перевернулись вверх тормашками. Вон Петр Петрович прошел головой вниз…
А когда дядя Ваня ушел, Гешка навел трубу на Юлькин дом. Как все приблизилось! Можно сосчитать число витков замысловатой резьбы в наличниках окон. Вон Васька что-то мастерит в углу двора. А до горных вершин — рукой подать.
Хороший инструмент нивелир, а вот теодолит сыграл с Юлькой плохую штуку, ославил перед дядей Ваней.
Когда вся учеба с инструментами была закончена, а рабочие прорубили в чаще небольшие просеки — визирки, дядя Ваня сказал:
— Ну, мушкетеры, проложим первый ход от репера до шурфа номер семь. Ты, Юлий, с виду поздоровей, возьми ящик с теодолитом, а ты, Гена, — вешки и мерную ленту со шпильками.
Польщенный оказанным доверием, а главное признанием несуществующей силы, Юлька вразвалку, как ходят знаменитые борцы, подошел к зеленому ящику и, взяв его за кожаные ремни, поднял и пристроил на спину.
Сгоряча Юлька бодро зашагал впереди всех. Но как только прошли метров триста, Юлька почувствовал, что ремни ужасно режут плечи, ящик тянет назад и вот-вот опрокинет его. Он наклонился вперед, но ящик, как живой, стал толкать в спину. Юлька задыхался, он чувствовал, что ноги его подгибаются, словно кости размякли и стали резиновыми. По вискам, широкому лбу потекли капли пота и, не задерживаясь на тоненьких золотистых бровях-шнурочках, застилали глаза.
Дядя Ваня сказал:
— Погоди, Юлий, отдохни! Теперь ты, Гена, попробуй…
А с Гешей ящик сдружился: он не толкал в спину, не выжимал из него пот, хотя Геша и таскал ящик всю смену. В конце дня дядя Ваня, когда они пришли, как он выразился, «с поля», хотя бродили по лесу, в горах, сказал Юльке:
— С виду ты парень что надо, а вот на деле хлипкий!
Вечером, когда сложили инструменты в палатку и расположились возле костра, где дядя Ваня уже готовил обед, ребята почувствовали, до чего они устали. Не было никакого желания говорить, двигаться: болела спина, а руки казались чужими. Так и тянуло прилечь и, закрыв глаза, лежать, ни о чем не думая.
Дядя Ваня посочувствовал ребятам:
— Пройдет, мушкетеры! С непривычки это. Скоро притретесь к делу!
Так начались будни.
Юлька вырабатывает характер
Нужно признаться по-честному, что спустя три дня у Юльки возникло страстное желание бросить работу в экспедиции. Уж очень с непривычки было тяжело ему, да и надоели ранние подъемы. Но, вспомнив отца, Гешку, Юлька пересилил себя. Гешка обязательно бы рассердился и сказал: «Эх ты, хлипачок! А еще другом называешься!» А отец наверняка усмехнулся бы и заключил коротко: «Выгнали лодыря! Я так и говорил…»
Но проходили дни за днями, и ребята, как сказал дядя Ваня, въелись в работу. По утрам Юлька вставал уже сам. Он заметно похудел, загорел. Работа пошла Юльке впрок: мускулы окрепли и он теперь легко поднимал ящик с теодолитом и мог, не снимая ремней с плеч, совершать длительные переходы.
А когда работа стала не в тягость — она увлекла его. Было приятно сознавать, что все сделанное тобой нужно стране. Вот закончат они поисковую разведку, придут буровики, проходчики, пробьют шурфы, поставят буровые вышки и тщательно разведают месторождение. За ними нагрянут шахтостроители, пророют в горе норы-штольни, построят обогатительную фабрику, и титановая руда попадет в электропечи, чтобы, выйдя из них огненной струей, превратиться в легкий и прочный металл. И вот, когда по радио сообщат, что очередная ракета оторвалась от Земли и ушла навстречу Марсу, он, Юлька, может гордо и твердо сказать: «Завидуйте, я тоже участвовал в запуске!»
Было ребятам приятно и то, что в поисковой партии к ним, малолеткам, взрослые относились как равные к равным.
Когда наступила самая тяжелая часть их работы — нивелировка трассы, проложенной от репера к шурфам и штольням, — ребята, уже втянувшиеся в работу, выполняли ее легко.
Утро. Дядя Ваня устанавливает инструмент между пикетами — маленькими колышками, вбитыми через сто метров. Гешка с рейкой — узкой, длинной доской, на которой нарисованы вперемежку черно-красные квадратики и цифры вверх ногами, — встает на нижний пикет.
Дядя Ваня, покрутив рубчатые винты, повертывает трубу влево, потом вправо, нажимает носком сапога на упор штатива. Еще раз трогает винты. Движения его быстры и точны. Он знает все недостатки своего инструмента, его капризы и разговаривает с пузырьком уровня, как с живым существом:
— Опять спрятался? Не хочешь в центр? Сейчас, сейчас… Ага, появился!
Дядя Ваня сначала прицеливается поверх трубы, затем прищуривает левый глаз, отчего левая щека его поднимается вверх, а короткая бородка скашивается вбок.
— Мушкетеры! — кричит он. — Качай!
Гешка выпрямляется — рейка должна стоять строго прямо. А затем медленно покачивает ее: от себя, к себе. Это для того, чтобы геодезист мог взять более точный отсчет. Записав полученный отсчет в книжке, он поворачивает трубу к Юльке и его заставляет качать рейку. Смешной этот дядя Ваня: во время работы он насвистывает или, что-то вспомнив, смеется на весь лес. На шее его болтается на веревочке химический карандаш — это чтобы не потерять его.
