Ну не идиотка?! – Иннокентий боялся, чтоб его не привлекли. Но обошлось. Малика, оказывается, так никому и не сказала, что любимый бросил её. Никому, даже матери. А значит, эта смерть выглядела нелепой случайностью, и ничем иным.
Похороны вышли многолюдные, но Кешка туда не ходил; а ослепшей от горя матери девушки было не до того, чтоб доискиваться «жениха». Теперь-то – зачем?...
* * *
…Новое интересное дело на этот раз придумал уже не Старков, а сам Иннокентий. Точнее, не придумал, а увидел по телевизору. А Старков – подхватил, похвалил, обдумал детали. И вот, пожалуйста: и жизнь хороша, и жить хорошо. Во всяком случае, адреналин снова предвиделся в немалых дозах.
Подобралась лихая компания человек на двадцать. Из своих, конечно, из «мажоров». У всех – дорогие машины.
Соревнования решили устраивать ночью, на центральном проспекте (это была самая длинная улица с хорошим асфальтом). «Прикрытие» пообещал организовать сын начальника областного ГАИ, тоже принявший в ралли деятельное участие.
Было на что посмотреть! Три часа ночи, пустой город, - и бешеная гонка; на спидометре – от ста тридцати и выше! Среди участников соревнований оказались парни разные: и те, кто умел водить машину более-менее сносно, и те, кто просто любил скорость. Но тут особого умения и не требовалось. Ни знаков, ни светофоров… А только скорость и ещё раз скорость!
Старт и финиш находились в одном месте: спустя три километра проспект венчало кольцо разворота. Девушек в машину не брали на всякий случай; да и пищали они невыносимо. Но на финише победителей ждали и улыбки, и поцелуи; а как же!
Анжелкин парень тоже пристрастился к новому виду спорта, и теперь и брат, и сестра Величко часто пропадали до самого утра.
И Павел Петрович, и Сергей Яковлевич слышали о новом шоу «золотой молодёжи», поощряли его от всей души. А что, это интересно! В комсомольской молодости старших такого экстрима и представить себе нельзя было; а жаль. Так что пусть мальчики поупражняются в вождении, чего там. Тем более, что отцы хорошо знали своих сыновей: любое увлечение – всего лишь увлечение, имеющее как начало, так и конец. Натешатся – сами успокоятся; а запретный плод, как известно, сладок.
На жалобы жителей проспекта никто, конечно, внимания не обращал. Ведь развлечение понравилось, привлекло к себе «детишек» почти всех руководителей города. Кому же жаловаться?
Ночи напролёт мощные авто носились туда и обратно; а ближе к рассвету гонки увенчивались салютом из ракетниц в честь победителей и стрельбой пробками шампанского.
Кешка числился здесь в везунчиках, обогнать его было нелегко. Тут даже Колька Старков признавал преимущество Величко. И в награду рядом появились новые шикарные девочки – у победителей это дело обычное. Сексуальные изыски приятелей обновились, приобрели необычные оттенки: девушки все, как на подбор, умели такое!..
* * *
Давным-давно, когда Кешка был пацаном, довелось ему испытать, что это такое, когда жизнь живого существа зависит от его, Кешки, прихоти. Дело чуть не кончилось плачевно, если б не Лена: заступилась за любимца, коршуном налетела на обидчицу!
А было так: в самый разгар летних каникул выпало несколько таких дней, когда мальчику ну совершенно нечего было делать. Целый день он слонялся по раскалённому двору (они тогда жили в пятиэтажке на окраине) и тешился тем, что швырял камни в бездомных собак и кошек, которых было предостаточно у мусорных баков. Швырял-швырял, и вдруг его озарило: подманил кусочком колбасы доверчивого пёсика и принёс его на пустырь за школьным стадионом. Мальчик давно заприметил там небольшой, но довольно глубокий пустой колодец, забетонированный изнутри и прикрытый ветхими досками. Что это была за яма, для чего предназначалась, - вряд ли кто-то уже помнил; но Кешке колодец пригодился.
Он бросил в него пса, и в течение целых семи дней получал немалое удовольствие: приходил сюда и, лёжа ничком, заглядывал в яму, часами наблюдая, как ведёт себя несчастное существо. С каждым днём пёс становился всё слабее, умирая в душном колодце без воды и еды. В первые два дня он тихо скулил, завидя Кешку; а потом – перестал.
Кешка жадно вглядывался в его угасающие зрачки и чувствовал себя королём Вселенной, ведь от него одного зависело, дать собаке подохнуть или нет. Его распирало чувство собственного могущества, и мальчик не выдержал, поделился с дворовыми приятелями.
На другое утро на пустырь отправились уже всей компанией и заглядывали в яму по очереди, а Кешка торжествовал.
И вдруг – один из мальчиков рассказал дома про Кешкин эксперимент; и тут его мама, охнув и запричитав, отвесила сыну здоровенную затрещину: «Садисты! Скоты!..» И уже через пять минут, снабжённая какими-то верёвками, бросилась на пустырь, погнав впереди себя сыночка: «Спасать будем собаку!» За ними увязались и другие пацаны: интересно, что будет?
Прибежали к яме; женщина глянула и заплакала:
- Потерпи, собачка! Сейчас, сейчас…
Но, вытирая слёзы, действовала быстро и решительно: надёжно обвязала верёвками своего сына и осторожно, с помощью мальчишек, ставших в «цепочку» для подстраховки, спустила его в колодец. Ребёнок взял собаку на руки, и их благополучно вытащили наверх…
Только по открытым глазам пса можно было понять, что он ещё жив. Несчастное животное неподвижно лежало и ни на что уже не реагировало.
- Господи, что же это?.. – снова заплакала женщина. – Она пыталась дать собаке хлеба, но та не брала.
- Кто, кто это сделал?! – набросилась она на пацанов. Те рассказали.
- Ладно, с Величко потом разберусь! – крикнула она, подхватила собаку на руки и куда-то помчалась.
Потом узнали: женщина ездила к ветеринару, но собаку пришлось усыпить. Сказали, что поздно, и спасти уже нельзя…
Приехав домой, женщина первым делом нашла Кешку, который опять, скучая, слонялся по двору, схватила его за ухо и крутанула что есть силы. Тот взвыл от боли.
- Веди меня к своим родителям, подонок!!
И, не отпуская ухо, потащила Кешку. Дверь открыла Лена и мгновенно оценила ситуацию:
- Вы что же это чужому ребёнку уши крутите?!
И не стала даже слушать, хлопнула дверью перед носом опешившей соседки.
Потом, осторожно смазывая Кешке ухо (оно нестерпимо болело), долго грозилась:
- Ишь! Ничего, я найду на неё управу!! Я в милицию пойду!
(Кешка успел рассказать, как и что, выгодно изменив факты). В милицию Лена, конечно, не пошла, но пожаловалась Павлу Петровичу, и тот ходил разбираться. Вернулся разъярённый:
- Надо же, всякое дерьмо будет меня учить! Я сам знаю, как сына воспитывать! Из-за какой-то паршивой собаки моего рёбенка чуть не искалечила, сволота!!
Он ещё долго возмущался, и в конце концов запретил мальчику общаться с сыном обидчицы. А вскоре они переехали, и эта история забылась сама собой.
История забылась – а впечатление осталось. Чужая жизнь в твоих руках – это ощущение не для слабаков, - вот что понял Величко. А себя он слабым никогда не считал.
* * *
«Мы – каста неприкасаемых!» - любил твердить Колька Старков. Отцова депутатская неприкосновенность автоматически защищала и мажоров.
«Каста неприкасаемых» все свои новые придумки метко называла «кастингами неприкасаемых». Это на тот случай, когда деяние вызывало сомнения: а вдруг?.. Мало ли!.. Уголовный кодекс – книжечка неуютная.
- Смотря для кого, Кеша, - был уверен Старков младший. – Наши папашки тоже не праведники, а живут как короли. Сами живут и нам дают.
…Иннокентий безумно любил скорость, и вынужденно-умеренная езда доводила его до бешенства. Правда, с такими номерными знаками, которые отец обеспечил машине сына, соблюдение лоховских правил было необязательным.
Молодому Величко даже нравилось иногда нарушать: ни один гаишник не решался остановить «мерс» с волшебными буковками. Один раз только вышло смешно: глупый лейтенантик (наверняка из новичков, желторотик) посмел притормозить Иннокентия, когда тот проехал на красный свет.
Да было бы о чём говорить! – дорога стелилась почти пустая, Кешка никому проблем не создал. Видел он этого гаишника, но не думал, что у того хватит ума угрожающе поднять свой жезл.
Ну ладно, Величко остановился. Не выходя из машины, опустил стекло:
- Что надо?
- Ваши права! – бодро потребовал страж порядка. – Вы нарушили правила.
- Брось, командир, - ухмыльнулся Кешка. – Я ж никому не помешал, разве не так? К тому же – извини, спешу я.
Но лейтенантик заупрямился, и тогда Величко не выдержал:
