Тея собиралась работать в летнем лагере, а Дэвид – у своего дяди, оптового торговца. Когда я сообщила, что, возможно, уеду на все лето вместе с Теей, он не выказал ни малейшего огорчения от предстоящей разлуки. Тогда я решила, что непременно уеду, – пусть поскучает, и стала искать работу, которая позволила бы уехать из города и при этом прилично оплачивалась.
Многочисленные объявления в «Таймсе», приглашающие няню, я отвергла сразу. «За паршивую десятку вынут душу без остатка», – сострил Дэвид. Объявление Штаммов привлекло меня тем, что им требовалась учительница и компаньонка, к тому же подчеркивалось, что жалованье высокое. Я решила разузнать все поподробнее.
Они жили на углу Пятой авеню и 96-й улицы. Я должна была явиться в половине шестого, то есть уйти от Арлу пораньше. Незадолго до того я купила свой первый костюм, черный, строгий, английского покроя, и в тот день надела его с белой блузкой и туфлями на шпильке. Вероятно, я хотела выглядеть как типичная английская гувернантка, но ничего не вышло. Во-первых, мешали непослушные короткие волосы. Во-вторых, не было шляпы и перчаток.
К своему удивлению, я так волновалась, что на лекциях не могла сосредоточиться. Шла последняя неделя семестра, и профессор Робинсон заканчивал курс творчеством Мередита. Признаться, меня никогда особенно не привлекал его Ричард Феверел, я скорее симпатизировала его отцу, хотя поначалу и сочувствовала Ричарду, пока из-за всей этой романтической белиберды в конце романа мое сочувствие не сменилось скукой; помню, как разочарована была Тея, что я не проронила ни слезинки, читая сцену смерти Ричарда.
Может быть, предстоящая встреча казалась мне авантюрой и именно поэтому я не сказала Tee, куда иду. Может, дело было в том, что прежде мне не приходилось бывать в домах на Пятой авеню. С богатыми людьми я уже встречалась, например с родственниками Дэвида, владевшими большими магазинами одежды, а у некоторых клиентов Арлу денег было столько, что при желании они могли бы засадить деревьями весь Израиль и увековечить свои имена на стенах Еврейского университета в Иерусалиме, и еще осталось бы. Но Штаммов я представляла себе совсем другими, хотя бы потому, что они жили на Пятой авеню, а не в Скардейле или на Лонг-Айленде. И потому, что они были не евреи.
Дом был простой, но отделанный со вкусом, с мраморным полом и новой обивкой на диванах в вестибюле. При входе меня внимательно осмотрел швейцар, но старик лифтер даже не повернул головы в мою сторону, когда я сказала, что мне нужно на четырнадцатый этаж. Выйдя из лифта, я очутилась в небольшом холле с единственной квартирой на площадке. Дверь открыла девушка, казавшаяся всего на несколько лет моложе меня. Ничем не примечательное хорошенькое личико, одета аккуратнее, чем большинство старшеклассниц, которых я знала. Длинные темно-русые волосы стянуты на затылке в хвост.
– Штаммы здесь живут? – спросила я.
– Да, – ответила она, смутившись. – Входите, пожалуйста. Я прошла вслед за ней в прихожую, которая могла бы вместить всю нашу квартиру. Стены белые, на полу восточный ковер, вдоль стен стулья – все это придавало комнате вид официальной приемной.
– Пожалуйста, садитесь, – сказала девушка. – Отец скоро освободится.
Она вышла, а я села на стул. За дверью раздавался высокий женский голос. Я вспомнила, что забыла причесаться. Через минуту-другую дверь открылась. Оттуда вышли девушка примерно моего возраста и красивый стройный мужчина, который кивнул мне, провожая девушку к выходу. У двери он поблагодарил ее за приход и сказал, что о решении ей сообщат через несколько дней, после чего закрыл дверь и повернулся ко мне. Лицо без единой морщинки, но волосы совершенно седые, и, несмотря на то что держался он очень прямо, что-то в его внешности выдавало слабое здоровье или возраст. Я представилась.
– Пожалуйста, прошу вас, мисс Кософф, – сказал он. – Я Уолтер Штамм.
Он провел меня в библиотеку, устроенную по всем правилам: деревянные панели, темно-зеленый ковер на полу, громадный письменный стол, обитые кожей стулья и стеллажи от пола до потолка, заполненные рядами книг настолько плотно, что напоминали театральные декорации. В углу, за письменным столом, – вращающееся кресло, напротив – два стула. Он указал мне на один из них, а сам сел на другой. На столе лежал открытый блокнот с какими-то записями. На чистой странице он записал мое имя, адрес и номер телефона. Когда я объяснила, что это номер соседей, которые обязательно передадут мне все, что нужно, он не сразу сообразил, что у нас нет телефона, а сообразив, смутился. Затем попросил меня рассказать о себе. Я сказала, что мне скоро исполнится двадцать, что учусь на младшем курсе в Хантере, моя основная специальность – английский, вторая – педагогика, после окончания колледжа (в будущем году) хочу стать учительницей – это не вполне соответствовало действительности, потому что вторую специальность я выбрала для подстраховки, если не удастся найти работу в университете. Я рассказала ему, где работаю сейчас, а в прошлом году была воспитателем в летнем лагере, к тому же целый год занималась с девочкой, родители которой переехали в Нью-Йорк из Флориды, – та сильно отставала почти по всем предметам. Он подробно расспросил меня об этих занятиях, после чего сказал, что, если у меня есть время, он хотел бы представить меня миссис Штамм.
«Которой я не понравлюсь», – подумала я и ответила:
– Конечно, с удовольствием.
Он извинился и вышел, добавив, что я могу пока посмотреть книги. Чем я и занялась, но не потому, что искала что-нибудь почитать, а просто чтобы осмотреться. На полках в основном были издания в кожаных переплетах: «Британская энциклопедия», своды законов, атласы, путеводители, книги по искусству, множество справочников и книг по истории, особенно русской и немецкой. На одной из верхних полок стояли книги современных авторов в слегка потрепанных мягких обложках. Когда у меня за спиной открылась дверь, я почему-то испугалась, как человек, пойманный на месте преступления, хотя я всего лишь воспользовалась разрешением хозяина.
– И что же говорит о хозяевах наша библиотека? – раздался низкий женский голос.
Я обернулась. Я представляла ее себе совсем иначе. Она оказалась маленького роста, крепко сбитой; лицо с мелкими правильными чертами и короткие русые волосы с челкой до бровей выглядели странно, учитывая невысокую плотную фигуру. Этакий кутила средних лет. Или карлица из цирка с морщинистым лицом. Улыбка насмешливая, решительная и, как все в ней, включая костюм из твида и простую нейлоновую блузку, совершенно бесполая.
Я улыбнулась в ответ:
– Только то, что она у вас есть.
