Она встала, выдохнула, достала из морозилки пачку полуфабрикатов, купленную на такой день, когда ну никак не представляется возможным приготовить что-то вкусное. Она открыла упаковку: «Зразы», – прочитала она на упаковке. В наше время и зразы готовые продаются, и котлеты, и кучу других замороженных изделий. У людей в наше время или нет времени на готовку, или просто нет желания, очень удобно бросить на сковородку пару субстанций чего-нибудь, съесть это и почувствовать себя человеком. Кстати, вкусный и старательный ужин во всех смыслах был вчера, только муж не соизволил это даже попробовать, и вино не пригодилось, а так хотелось. Так что после вчерашнего у нее произошел энергетический спад, по крайней мере, на кухне. Сковородка пыхтела, размораживая на себе, не пойми что. Катя с легкостью порубила овощи в салат, витаминчики, практически живые, хотя скорей всего, даже не скорей, а точно, парниковые. Ну и ладно, все равно витамины, ну что-то же должно было, в них быть, ну уж точно не вредные, успокаивала она себя, ставя салатник на стол. Зразы подрумянились, дали сок, и даже источали приятное, прямо-таки ароматное благовонье мяса, грибов, и еще много всего того, с чем они должны были быть. Ну, вот и все, ужин готов, я просто мастер, теперь отдых. Гарнир? Она приставила палец к подбородку. Решение уже было, но она как-то она не решалось его озвучить. Прошла минута, она опустила палец, идя по направлению двери – обойдется без гарнира. Как только тапочки были скинуты и горящие ноги были протянуты, вошел муж.
– Привет, киска, пришел котик, и очень голодный, я остался без обеда.
Она ухмыльнулась.
– Привет, ужин готов, можешь есть.
Он испарился в недрах гардероба. После быстрого, практически армейского переодевания, последовала такая же тщательная, но ничем не уступающая по времени мойка рук. Катя не захотела присоединяться к нему, отделавшись от ужина мягким отказом, она читала книгу, где герои книги уносили ее куда-то далеко с собой. Они плыли на корабле полном таинственности, и плыли они не за сокровищами, а найти скрытую от людских глаз и дыханья колыбель. В которой таилась древняя рукопись, в которой было сказано обо всем живом в этом мире. Тайна жизни, спокойствия и обретения веры, которую люди так быстро теряли и так долго искали. Разгадка была так близка, и возвращаться в реальность, почему-то совершенно не хотелось, но пришлось. Дима довольный плюхнулся на диван, отблагодарил жену, чмоканьем в щеку, за съеденное.
– Салатик, конечно, хорошо, но без гарнира как-то не очень сытно получилось, а в целом вкусно, спасибо.
– Если б ты иногда заглядывал в холодильник, то там бы ты нашел стейк не востребованный тобой еще вчера. Съев, его ты бы точно наелся.
– Я извиняюсь за вчерашнее, был не прав, – он помолчал и добавил, – И за сегодняшнее тоже, я был…
– Неважно, ты прощен, – она уставилась в книжку. Погрузившись в события полных неизведанности, непредсказуемости, всего того, чего так иногда не хватало в спокойной, ничем не предвещающей перемен, размеренной жизни.
– Ты – прелесть, – он включил телевизор, – Вика гуляет?
– Угу…
– Когда обещалась быть? Там уже темнеет.
– Сейчас придет.
Он не ответил, удовлетворенный ответом. Он смотрел новости, перевороты. События, происходящие на земле, за несколько дней удивляли. За такое короткое время и столько происшествий. Он уже забыл, что еще утром хотел исправить некую недосказанность, натянутость. Дом по-прежнему казался родным, спокойным, уютным, комфортным. И даже легкое отречение жены, не настораживало. Супруги были увлечены каждый своим делом. Может, им действительно не хватало, встряски, каких-нибудь личных проблем, которые работают как магнит. Может, им был нужен страх или боязнь потерять близкого и любимого человека. Может, может, и еще раз может. Каждый из них это понимал, всю серьезность ситуации, что они отдалились, стали почти чужими, а, может, настолько родными, как брат и сестра. Что близость между двумя безумно любящими когда-то в прошлом людьми, улетучилась, испарилась или просто вылетела в форточку, в поисках сильных чувств, пылающих сердец, сгорающих друг без друга людей.
– Мамочка, ты не поверишь, я встретила тетю Лену с третьего этажа, Бернар родил, в смысле ощенился. Ну, Вы же обещали, помните, что когда он, ну она родит, то мы возьмем щенка, это произошло и они ждут, чтоб нам его отдать. Ну, что скажете? – возбужденная девочка смотрела на родителей, которые еле-еле понимали, о чем идет речь.
Потом в один голос заговорили:
– Ну, может быть не сейчас, ему надо подрасти, он еще маленький, потом поговорим об этом.
Девочка из всего услышанного сделала для себя только один вывод:
– Мы возьмем мальчика, ну кобеля? Здорово! Когда, через месяц?
Мама встала, закрыла книгу.
– Пойдем, мы проверим уроки, поговорим.
– Мамочка, ну правда же здорово, я еще не видела, но тетя Лена говорит, что они есть и темненькие и светленькие, мы какого возьмем?
Это все, что услышал папа от уходящих жены и дочери. Он смотрел телевизор, вспоминал себя в этом подростковом возрасте и как он просил собаку, родители отказывались, заводить питомца, объясняя это тем: что за ним надо ухаживать, гулять. «Я буду, я все сам». Но родители были непреклонны. «Ну, пожалуйста, ну хотя бы попугайчика или хомячка». И на день рождения ему был подарен щенок, в десять лет, это был лучший день рождения в его жизни, самые лучшие детские воспоминания об уступке родителей и самом лучшем подарке о котором только мог мечтать ребенок. Теперь он сам был родителем, и также не хотел заводить собаку, с ней же надо гулять, мыть, кормить, играть. А кому по утрам придется гулять? Ну, погуляет Вика утром в каникулы. А зимой холодно, вставать не хочется, кому идти? Конечно, папе. Нет, я не хочу собаку. Надеюсь, Катя, подберет нужные слова, чтобы отговорить единственное чадо, от прекрасного приобретения, но при этом очень хлопотного.
Мама с дочкой провела весь вечер в ее комнате, ей никак не хотелось оставлять Вику расстроенной.
– Ну, сама пойми, это ведь не так просто, мы будем отвечать за него.
– Я согласна.
– Мы не сможем никуда поехать отдыхать, его же с собой не возьмешь и дома одного не оставишь.
– Я буду оставаться с ним.
– Ты еще маленькая оставаться одна дома.
– Я буду не одна, со мной будет друг.
– Это не человек, он друг, но не человек, я не могу оставить тебя одну дома, я буду скучать, по тебе.
– Мама я очень хочу собаку, раньше Вы говорили, что нельзя брать щенков у незнакомых, мы же не знаем их родителей. Потом Вы обещали, что если Бернар родит, то мы возьмем щенка. – Катя улыбалась, вспоминая эту смешную историю.
– Мы не знали, что это девочка, мы с папой были уверенны, что это мальчик. Как и сама тетя Лена, она думала, что берет мальчика, а оказалась девочка, она не хотела, чтоб собака через год приносила ей целую свору детишек. Но все равно получилось так, как она меньше всего хотела. И не стала называть его уже другим именем. Пес уже откликался, на в полнее штатное для сенбернара, имя Бернар.
– Так вы обещали, что мы возьмем щенка лишь потому, что были уверены, что этого никогда не произойдет? – ее глаза были наполненными слезами.
Материнское сердце не выдерживало:
– Я поговорю с папой, мы что-нибудь придумаем. Не расстраивайся, моя девочка. – Она обняла дочь, прижав ее к плечу. – У нас обязательно когда-нибудь будет собака. Мы с папой тоже любим животных, только убирать за ними не всегда хочется.
Девочка не отвечала, она не знала можно ли верить родителям. И имеет ли смысл, что-нибудь говорить, если они и так все решили без нее. «Как будто я не член семьи, мое мнение никогда не учитывается», – думала она, но вслух никогда бы не осмелилась это сказать, подозревая, что мама расстроиться из-за услышанного.
Растерянный от длительного отсутствия жены папа решил помочь и поучаствовать в разговоре. Войдя в комнату, он пожалел о своем решение, но назад ходу не было. Две его девочки обнявшись, плакали.
Вечер получился грустным, но очень семейным, где вся семья оторвалась от своих забот, что бы побыть вместе. Их сблизило детское, но все-таки горе. Через какое-то время слезы сменились улыбками, улыбки – смехом. Папа всегда был внимательным, добрым, и справедливым.
«Как хорошо, что у меня такие родители», – думала Вика.
Они покидали детскую комнату, в которой засиделись допоздна, и отправлялись на вечерние процедуры, приближающие их ко сну.
Катя засыпала с удовлетворением. Ее посетила волна спокойствия и тепла. Казалось, как будто все встало на свои места, что муж стал таким же заботливым и чутким как прежде, может быть потому, что он проявляет отцовские чувства к Вике и на меня это производит такое впечатление, что это все – мне. А может, и правда он ничуть не изменился, и мое помешательство на искренних чувствах – всего лишь помешательство? А может, это мимолетное проявление нежности, снизошедшее на него только от жалости к нам, к нам, плачущим девочкам? Все вопросы уходили, за какую-то вуаль, будто отодвигались на второй, на третий план или стенку, а может, их кто-то уносил, все становилось неважно, она видела сны, в которых была счастлива.
