Остановив движение войск, назначенных для усмирения бунта, генерал Алексеев, как начальник штаба, посылает ген. Иванову телеграмму, которая и была ему вручена.
Телеграмма от нач. штаба Алексеева;
«Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило ПОЛНОЕ СПОКОЙСТВИЕ (выделено мною, — Г. Б.). Временное Правительство в воззвании к населению говорит о незыблемости монархического начала в России… Ждут с нетерпением Его Величество, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяется способ ваших действий. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно провести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию.
28-II-1917 г. № 1833. Алексеев»
(Ген. Спиридович, том 3-й)
В этой телеграмме, что ни слово, то ложь и неправда. Тут и «частные сведения», которые должны повлиять на решения ген. Иванова, и Временное Правительство, которого не было, и ссылка на пожелание народа, а главное — указание на то, что все спокойной поэтому «изменяется способ ваших действий». Мало этого, здесь дается совет генералу Иванову доложить Его Величеству, «что дело можно провести мирно…» И это говорится и делается, зная, что Государь со своим поездом блуждает по путям и принужден попасть в псковскую ловушку!
В это же время, «при полном спокойствии в Петрограде», в ночь под первое марта в Таврическом дворце представители Временного Комитета (самозванного) и представители думской цензовой интеллигенции решали судьбу Императора Николая Второго, ставшую судьбой всего монархического строя в России. Преобладало мнение, что отречение должно было совершиться…
Родзянко сносился, по его словам, с генералом Алексеевым, и последний примкнул к этому мнению. В.Шульгин позже подтвердил это в своей книге «Дни» (Ген. Спиридович, том 3-й).
В то время, когда ген. Алексеев говорил о «полном спокойствии в Петрограде», генерал-квартирмейстер Ставки Лукомский писал: «События в Петрограде развертываются с чрезвычайной быстротой. В Ставке мы получаем из Петрограда одну телеграмму за другой, которые рисуют полный разгар революционного движения».
Направив своей телеграммой генерала Иванова на ложный путь, генерал Алексеев, присоединившись к мнению, что отречение Государя необходимо, приступил к приведению в исполнение этого решения. Первым делом он разослал командующим фронтами пресловутую телеграмму:
«Династический вопрос, — писал Алексеев, — поставлен ребром и войну можно продолжать до победного конца лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от престола… Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения»… И дальше предостерегает от вмешательства в переворот.
Эта позорная телеграмма исходила от человека, в руках которого, по воле рока, оказались — судьба России, судьба Монарха и судьба Императорской армии!
Ответ на эту телеграмму был получен от командующих фронтами в полном согласии с требованием Алексеева: долой монархию!
Как «преданный и верный Государю человек», по мнению полковника Сергеевского, генерал-адъютант Императора Алексеев спешно поручил генералу Лукомскому и церемонеймейстеру Базиль составить проект манифеста об отречении Государя, чтобы самого Государя не затруднять. Какая предупредительность! Мы, мол, Ваше Величество, уже отреклись за тебя и от тебя, и манифестик написали, а ты только подпиши! Вот работа «верных слуг» Императора!
О дальнейшем мы знаем и не будем затрагивать эту позорную страницу русской истории. Но перед нами до сих пор стоит вопрос — как это случилось? Причин много. Одна из них, самая главная, это, по показанию насадителя масонства в военной среде ген. Половцева, что февральская революция 1917 года была масонской революцией. Около масона Гучкова, которому «братьями» была поручена работа в военной среде, группировалось много военных: Якубович, князь Туманов, Туган-Барановский, Энгельгардт, Гильдбах и другие. К ним примыкали генералы: Поливанов, Крымов, Хохондоков и другие. Им удалось склонить к заговору, главным образом, лиц, стоявших во главе войск. Работа «Военной ложи», во главе которой были Гучков и ген. Ромейко-Гурко, сделала то, что Российская Императорская Армия, благодаря измене и предательству, не смогла защитить Престол и Отечество. Но армия не знала, что творят верхи. Армия могла сказать свое веское слово, а потому творцы февраля приняли меры и решили лучше пожертвовать армией, чем властью.
О приказе № 1, разрушившем в армии дисциплину, мы знаем. Но главарям и этого было мало. Они приступили к чистке командного состава. Сотрудник Гучкова, генерал Половцев, в книге «Дни затмения» рассказывает:
«Гучков показывает мне свою «мерзавку», с заключением которой генерал Алексеев, оказывается, совершенно согласен. Чистку производила Гучковско-Поливановская комиссия. Рассаживаемся: — на одном конце стола Гучков и генералы Поливанов, Мышлаевский, Михневич, Аверьянов, Архангельский и прочие; на другом, под предводительством Пальчинского, младотурки (бунтовщики, — Г.Б.) генерального штаба, они перечислены ранее: Якубович, князь Туманов и другие. Уволили свыше 150 военоначальников из состава лучших боевых фронтовых генералов, не проявивших восторга к позорному предательству».
К этой чистке генерал Алексеев приложил свою руку. Развал армии был обеспечен.
С течением времени февралисты, углубляя революцию, вели Россию к пропасти. Один из февралистов, хоть и изменник, но увидел, что конец приходит и их власти. В.А.Маклаков явился к ген. Алексееву в августе 1917 года. В.А.Маклаков убедился, что позорный провал февраля можно исправить немедленно, вернувшись к монархии.
«Я застал генерала Алексеева в поезде. Алексеев хотел побеседовать со мной, — что делать после победы генерала Корнилова? Я не разделял его веры в победу Корнилова, но сказал, если бы это произошло, то, по-моему, следовало бы прежде всего вернуться к законному порядку, т. е. к монархии. Алексеев был, видимо, изумлен: «Как? Восстановить, монархию? Но это же невозможно, тогда вся затея Корнилова бесполезна. Нет смысла побеждать монархию, чтобы ее опять восстанавливать». Мы долго спорили. Наконец, я сказал генералу: «Как странно! Мы словно поменялись ролями. Вы генерал-адъютант, близкий человек к Государю, вы против монархии! А я, оппозиционер — за». «Вы правы, — отвечал генерал, — но именно потому, что я лучше знаю монархию как она есть, я ее не хочу». «Возможно, — вскрикнул я тут в свою очередь. — Но уж наших-то общественных деятелей я знаю наверняка лучше вас. А потому ничего не жду от вашей (и Корнилова) затеи».
Вполне понятно, что уже во время борьбы Добровольческой армии с большевиками на юге России, на предложение генерала Кириенко, чтобы генерал Алексеев разрешил ему с его отрядом Георгиевский кавалеров попытаться освободить Государя и его семью, генерал Алексеев неизменно отвечал, что и без него уже приняты меры. Это была неправда.
Вдумываясь в поведение генерала Алексеева в трагические дни России, приходишь к выводу, что он действовал согласно своим левым политическим, республиканским убеждениям. Будучи приближенным Государя, он все время носил маску в соответствии со своим высоким чином, но, как республиканец, проводил в жизнь политические республиканские идеи. И становится перед каждым русским человеком вопрос: что мог сделать Государь против натиска международных сил, без поддержки разложившихся, развращенных, потерявших чувства долга, чести и патриотизма правящего военного руководства и передовой общественности?! Для спасения России Государю пришлось бы, совершенно смести весь верхний слой русского общества и отчасти военного командования, особенно генштабистов, принадлежащих к так называемым младотуркам, воспитать новых людей, создать другие устои. Но провести в жизнь такую меру во время войны никто не смог бы!
Государь пал жертвой «измены, трусости и обмана». Пали жертвами этого обмана десятки миллионов людей в тюрьмах, концлагерях, от голода и бессудных расстрелов. Этого не следует забывать, выступая с оправданием заговорщиков, даже если они «не хотели этого», — как пишет полковник Сергеевский в своей книге «Отречение». Кто поджигает одну комнату, — отвечает за весь сгоревший дом!
Г. Богданов
