— Эти истории болезни присланы из Окружной больницы Кенвуда. Зафиксированные профессиональными врачами случаи исцеления Сэмюэлом больных, признанных безнадежными.
— Рак предстательной железы… регенерация нервной ткани после травм… — бегло просматривала Скалли…
— В «Секретных материалах» — уйма свидетельств о чудотворцах и целителях, каких угодно, но только не таких, как он. Я думаю, этот мальчик — настоящий.
— Интересно, не спорю, но у меня дома есть огромная подборка медицинской литературы, описывающей необъяснимые случаи спонтанного выздоровления.
Призрак снова зашагал из угла в угол:
— Западная медицина рассматривает человеческое тело как биохимическую систему, правильно? Но ведь тело представляет собой и электромагнитную систему тоже?
И лечить его можно и как электромагнитную систему тоже.
— Чем? Руками? Это же мальчик, а не портативный излучатель. Ты пытаешься меня убедить, что Сэмюэл способен влиять на энергетическое поле. Между прочим, если это действительно так, тем же способом он может и убивать.
— Почему бы и нет? — ничуть не смутился Призрак.
— Хорошо, — Дана покладисто кивнула, принимая гипотезу. — Допустим, он может убить прикосновением. Зачем ему это надо?
— Он сам сказал: он замутил реку собственной веры. Это означает, что он…
Малдер не успел договорить. В дверь постучали.
За дверью оказалась знакомая жуткая физиономия, в которую Скалли так ни разу и не сумела всмотреться пристально, поскольку невольно переводила взгляд на что угодно, кроме изрытого шрамами полуовала под черными очками, перечеркнутого белесыми губами, наливающимися кровью во время разговора. Конечно, Леонард Вэнс не был виноват, что стал калекой, но с его стороны было бы гуманнее податься не в помощники проповедника, а в отшельники. И подальше.
— Если вы не заняты, — это было сказано без предисловий, даже без формального приветствия, — мы со святым отцом согласны вас принять.
И заковылял прочь, не дожидаясь ответа.
Напарники переглянулись.
Резиденция отца Хартли
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
12:50
Резиденция отца Келвина Хартли представляла собой нечто вроде переложения палаццо эпохи Возрождения на современный американский язык. Купол, венчающий здание, при переводе совсем не пострадал, сохранив идеальные очертания. Располагалась резиденция на холме, с которого во все стороны открывался великолепный вид.
Рабочий кабинет святого отца не показался бы скромным и папе римскому. Черт возьми, здесь даже решетки на окнах были коваными. И очень красивыми.
Спецагентов ничуть не удивили ни роскошь, ни архитектурные изыски. Неожиданностью оказался сам отец Келвин. От давешнего религ-жокея остался только белый костюм с ярким галстуком. За все время разговора проповедник не воспользовался ни единым отработанным жестом, ни одной эффектной интонацией.
Начал Хартли с извинений, и прозвучали они совершенно искренне:
— В последнее время я постоянно подвергаюсь серьезным стрессам. Конечно, это не извиняет моей вчерашней грубости, но, я надеюсь, вы найдете возможность понять и простить меня. Я очень волнуюсь за мальчика.
Малдер был заинтригован. Он ни разу в жизни не видел коммивояжера, который мог бы вести себя как нормальный человек больше пяти минут.
— Почему вы захотели с нами встретиться? — спросил он напрямик.
— Мне нужна ваша помощь, — так же напрямик ответил священник. Перевел взгляд с агента на его напарницу и обратно. — Сэмюэлу грозит суд по обвинению в убийстве.
Фокс пожал плечами:
— Я думаю, вам нужен хороший адвокат.
— Сэмюэл ни в чем не виноват.
— Почему вы так думаете? — хладнокровно поинтересовался Призрак.
— Потому что он — мой сын! — возвысил голос Хартли. Полушепотом.
— Мне почему-то кажется, что на присяжных этот аргумент не подействует, — ухмыльнулся Фокс. — Как и признание самого Сэмюэла.
— Вы должны понять одну вещь: Сэмюэл — очень сложный молодой человек, — тихо и медленно заговорил Хартли, подбирая слова, — его переживания куда глубже, чем у обычного человека. Он чувствует как никто другой. Для него булавочный укол может стать зияющей раной. Он черпает свою силу из способности чувствовать и сопереживать. Люди вроде Мориса Дэниэлса боятся силы и в слабости своей, постыдной для ложной гордости, пытаются уничтожить нас.
Как ни странно, на этот раз высокий стиль показался Малдеру вполне уместным.
Скалли же уловила в рассказе священника ниточку, которая могла оказаться полезной для расследования:
— Почему вы заговорили о шерифе Дэниэлсе? — спросила она.
— Это не секрет, — вздохнул Хартли, — он пытался добиться, чтобы «Министерство чудес» закрыли. Он пытается закрыть меня уже десять лет — с тех пор, как я впервые раскинул свой шатер проповедника.
— Почему же все уверены, что ваше «Министерство» — обман?
— Потому что в людях нет веры, — спокойно и уверенно ответил Хартли. — Взять, например, того же шерифа Дэниэлса. Его жена страдает от артрита, тяжелого и в высшей степени болезненного. Ее конечности искривлены, как древесные корни. Однако в «Министерство» он ее не пускает.
— В свете последних событий я легко могу его понять, — Скалли, скорчив гримаску, сочувственно покачала головой.
По круглому лицу проповедника скользнула боль:
— Я не знаю, как умерли эти бедные люди. Я не могу этого объяснить даже себе. Именно поэтому я прошу вас быть сегодня вечером в «Министерстве», чтобы вы своими глазами видели, как Сэмюэл выполняет долг, возложенный на него Господом.
Малдер вдруг перестал слышать отца Хартли. На лужайке за окном стояла маленькая черноволосая девочка в красном платье.
— Я могу рассчитывать, что вы будете? — настаивал священник.
— Думаю, да, — ответила Скалли и обернулась к напарнику: — а ты что скажешь?
Черные волосы и красная юбка развевались на ветру. Девочка выжидающе смотрела Малдеру прямо в глаза. «Саманта!» — беззвучно произнес Фокс и выбежал наружу.
Никого.
Ни следа красного платьица.
Только зелень травы и песчаные дорожки — куда ни посмотришь. И еще парнишка в рабочей одежде, возившийся с бело-снежным лимузином.
— Куда она ушла? — крикнул Призрак.
— Кто? — недоуменно переспросил тот.
— Маленькая девочка.
— Нет здесь никаких девочек, — пожал плечами парень.
Фокс беспомощно крутнулся на месте. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову.
На втором этаже, за ажурными стеблями и листьями декоративной решетки, угадывалось лицо — изуродованное синяками лицо юного чудотворца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
