солнце. Когда шел туда, было слева, теперь справа, — значит, правильно. Выхожу на маленькую поляну. На ней, как телеграфные столбы, торчат голые стволы умерших деревьев. Неприятное самочувствие, когда начинаешь терять уверенность. Берет злость. И я иду напролом, никаких обходов, только вперед! Шагаю, лезу, перелезаю. Теперь это для меня главное, и не заметил, как с сучка сорвался рябчик и скрылся в кустах. Но где же палатки? Выхожу из чащи и вижу их чуть ли не перед своим носом. С облегчением вздыхаю и замечаю подходящую к берегу лодку. В ней К. В.
— Ничего страшного вверху нет, — доносится до меня его голос. — Километров пять даже по такой воде можно передвигаться.
По Амгуни с большой скоростью проносятся стволы деревьев, коряги. Их много, иногда это похоже на сплав леса. Вечером наша стоянка утонула в тумане. Он был настолько густ, что костер, как бы закрытый матовым стеклом, тускло мерцал. Стало холодно. Заблаговременно, еще днем, я устроил себе топчан и натянул от комаров полог. Плохо то, что палатка от дождя мокрая, земля сырая и постель пропитана влагой. Когда смолкли разговоры, стал явственно доноситься шум воды на Амгуни, будто где-то далеко шел поезд.
15 июля. С утра начали грузить лодки. На большую погрузили теодолиты, нивелиры, канцелярию и радио. Сопровождать ее будет К. В. На остальные — продукты, разное техническое оборудование, личные вещи. Вода на Амгуни поднялась еще выше. Ехать нельзя. Между нами и рабочими канал.
К. В. решил съездить на ту сторону, к ним.
— Маша, подвезите, — попросил он, видя ее в оморочке.
Ловко взмахнув веслом, она направила оморочку к нему.
— Садитесь!
Но не успели они отъехать и двух метров, как оморочка накренилась и Маша вылетела в воду. К. В. удержался и считал себя, наверно, в безопасности, но в эту минуту Маша вынырнула и с громким смехом дернула оморочку на себя. К. В. не усидел, и оморочка перевернулась, К. В. оказался по пояс в воде. Маша, красиво выбрасывая руки, плыла к берегу. На берегу стояла Нина.
— Дай-ка руку!
Нина протянула руку, Маша сильным рывком сдернула ее с берега, и Нина оказалась тоже в воде. Все это сопровождалось веселым смехом Маши.
— Маша, это вы нарочно сделали? — спросил ее К. В.
— Ага… — И опять засмеялась.
У нее избыток энергии. Она не может ни минуты усидеть на месте. Вечно движется, что-то делает. Раз пять уже поднималась вверх на оморочке. Ничто ее не пугает, ей все интересно. Громкий голос, смех, размашистый жест — это Маша.
— Ходила сейчас в тайгу. Амгунь здорово разлилась. Глядите, какая я мокрая. Вода, везде вода. Я провалилась там, здорово ушиблась. Но ничего, заживет…
На нее нельзя глядеть без улыбки. И у каждого мелькает мысль ей сказать: «Какая ты, Маша, молодчина!» Да, не всякий парень решится сесть в оморочку и выехать на середину Амгуни. А ей хоть бы что, будто так и надо.
После обеда я поехал вместе с охотником Васей в оморочке исследовать протоку. Она нас вывела в совершенно спокойное, без морщинки, озеро. Тишина. Ни всплеска, ни шелеста. Даже комары куда-то исчезли Вода черная, непроницаемая. Все же поехали. Достигли противоположного берега и оттуда увидали Амгунь. Если плыть по Амгуни от нашей стоянки, то поездка отнимет часа четыре, а по протоке и озеру — меньше часа.
16 июля. Ветер прибежал с мыса, упал на воду и, сморщив ее, скрылся в мелком береговом кустарнике. Так начиналось утро. Туман, словно дым, тянулся с Амгуни. Вода за сутки поднялась еще на пятьдесят сантиметров.
— Приготовиться к отъезду!
Быстро замелькали люди, зазвенели котелки, загудели голоса, и лодки одна за другой стали подъезжать к палатке К. В. Он собственноручно проверил каждую, испытав на веслах, догружая или разгружая, смотря по осадке.
Караван тронулся. Впереди — К. В. За ним, одна за другой, то скученно, то гуськом, потянулись остальные. Я еду с двумя рабочими — Перваковым и Баженовым. На нашей лодке три мешка муки и личные вещи. В том месте, где была стоянка, из-за подъема воды образовалось нечто вроде бухты. Лодки рассыпались по ней, и это похоже не то на праздничное гулянье на Кировских островах, не то на военные приготовления индейцев.
Из бухты лодки вышли на быстрину. Вода затопила прибрежный тальник, проносится с бешеной силой. Мы откладываем весла и хватаемся за ветки, подтягиваемся и протаскиваем лодку вперед. Жарко. Потные, с раскрытыми воротами рубах, облепленные комарами, в ореоле бесчисленного множества мошек, вьющихся над головой, залезающих в рот, в уши, в нос, под перегуд и жужжание паутов, продвигаемся вперед, отвоевывая по сантиметру. Так продолжается долго, в мне не видно ни первых, ни последних.
— Нажать на весла! — кричу гребцам, когда быстрина остается позади. Две пары весел одновременно подымаются и опускаются. Я стараюсь выгадать каждый метр, — для этого то направляю лодку в тальник, то срезаю угол. — Нажать! Сильно!.. Весла на борт! — И лодка, прорываясь меж переплетений тальника, выходит на простор Амгуни. Теперь я вижу лодки К. В., Забулиса, Прищепчика. Они пристали к берегу. Стоянка.
17 июля. Утром водомерный столб показал «19».
— Надо собираться, — видя, как вода подбирается к палаткам, сказал К. В.
Он решил организовать отряд «теодолитного хода». В него вошли нужные для этого инженеры, радист, повар и наиболее сильные рабочие. Отряд оторвется от нас, чтобы скорее приступить к работе.
За тайгой раздался рокочущий удар грома. Он отдался по другую сторону Амгуни, перекликнулся в сопках и погас где-то далеко-далеко. Я гляжу на небо. Солнца не видно, оно скрыто матовой пеленой. Тихо. Слышны только стрекот кузнечиков да шум Амгуни.
К. В. с отрядом уехал.
18 июля. Вода начала падать. Выпрямляются ветви тальника. Сегодня особенно много комаров, и как я ни прячусь, стараясь написать хоть пару строк, мне это не совсем удается, но все же пишу, хоть и отвлекаюсь ежесекундно.
19 июля. Появилась мошка. Кто только нас не кусает: пауты, слепни, оводы, комары, мошка и даже осы. Их много. Особенно ос боится И. О. Достаточно одного
