— Так кто из ваших родителей французского происхождения? — спросил Керран.
Я с изумлением посмотрела на него.
— Хозяин отеля поведал мне кое-что о вас. Я расспрашивал его просто из любопытства.
— Что же он сказал вам?
— Ничего, о чем я и сам не догадывался. Что в вас только половина корейской крови. И что вы прекрасно говорите по-французски.
— Да откуда же Парку знать, как я говорю, он ведь ни слова не понимает по-французски.
Я сказала Керрану, что мама здешняя. Единственное, что я знала об отце, — он занимался рыбным промыслом, когда познакомился с ней. Официант вернулся принять заказ. Жареная рыба, бутылка соджу. Керран внимательно наблюдал за мной. Я старалась не встречаться с ним взглядом и смотрела в сторону кухни. Плитка на стенах, земляной пол, стук ножей, клокотание супа на плите. Я повертела в руках палочки. Керран придвинулся ближе к столу.
— А ваша рана совсем зажила.
— Она была неглубокая.
Надо не слишком вытягивать ноги, чтобы случайно не задеть его ног. Официант поставил перед нами соджу, жареную рыбу, кимчи и картофельный салат. Керран попробовал салат.
— С майонезом. И сюда дошла американизация…
— Майонез изобрели во Франции, а не в Америке.
Керран с любопытством посмотрел на меня. Мы стали молча есть. Керран неловко поддевал еду палочками. Я показала, как правильно держать их. Но вскоре его пальцы вернулись в прежнее положение. Я решила больше не поправлять его. Керран молчал, и я спросила, как он проводит здесь свои дни.
Бродит по городу, ищет новые идеи. Побывал ли он во всех местах, куда отправлялся его персонаж? По большей части, да. В Корее он впервые.
— Выходит, место действия вашей новой истории — Корея, — заключила я.
— Вы ведь уже спрашивали об этом.
— То было две недели назад. И вы еще колебались с ответом.
— Сокчхо, на ваш взгляд, подходящее место действия? — спросил он.
Зависит от сюжета, ответила я. Керран подался вперед, словно хотел доверить мне тайну.
— Если история и вправду будет разворачиваться тут, вы поможете мне?
— Как?
— Поможете лучше разглядеть город.
— Да в Сокчхо нечего разглядывать.
— А по-моему, есть.
Я отпила соджу. Щеки разгорелись. Чтобы собраться с мыслями и потянуть с ответом, я спросила Керрана, как сложилось, что он решил стать художником. Он толком не знал как. Всегда любил комиксы. В детстве часами сидел, срисовывая свои любимые иллюстрации, — наверное, тогда все и началось.
— Выходит, мечта исполнилась?
— Уверен только в одном — никогда и вообразить не мог, что окажусь здесь.
Он отвернулся, чтобы вытащить застрявшую в зубах рыбную косточку. А потом снова спросил, готова ли я помочь ему.
— Иначе вы уедете?
— Хотите, чтобы я уехал?
— Нет.
Он улыбнулся. А можно хоть разок посмотреть, как он рисует? Прежде чем ответить, Керран сделал глоток соджу.
— Отчего бы и нет.
В его голосе было что-то, означавшее «вообще лучше бы нет» и одновременно «можно, если хотите». Я не понимала, согласен Керран или нет. И меня разозлила эта его интонация.
Ночью температура упала до минус двадцати семи. Такого не случалось уже несколько лет. Съежившись под одеялом, я пыталась отогреть дыханием руки и растирала ноги. Море билось в тисках стужи, сопротивлялось и катило к берегу волны, но постепенно затихало, глохло; вода покорилась и отяжелела, корочки льда, трескаясь, разламывались о берег. Я уснула, только когда закуталась в пальто.
* * *
К утру батарея в моей комнате и в той, где жил японец, уже не грела — в трубах замерзла вода. Пока ждали починки, Парк разрешил мне взять с рабочего места обогреватель — точнее, это было что-то вроде печки, которую Парк обещал растопить. Я напомнила ему, что она еще пятидесятых годов и не работает. Я пробовала. Вдобавок отходы в сточных канавах поднялись на поверхность, запах шел прямо в мою комнату, и там все равно невозможно было находиться. Я сказала, что могла бы на время переселиться в другое здание отеля, во вторую свободную комнату. Парк вздохнул. Все обветшало и вышло из строя, все дряхлое. Придется пустить меня в свободный номер в пристройке, других комнат нет.
Тетушка Ким пыталась зажечь плиту. Увидев меня с охапкой одежды и косметичкой, она лишь развела руками. Остается только ждать, когда стужа отступит. Обычно она держится недолго. Тетушка Ким переживает за мясо, оно переморозится в такую погоду, ведь морозилка у нее работает кое-как. А покупателей и без того мало.
Керран был у себя в номере. Наши комнаты разделяла только тонкая картонная стена. Он предложил мне помочь перенести вещи. В общем-то я уже справилась, спасибо, сказала я.
Ванная была общей. В раковине — его кисти. С них стекала струйка мыльной воды чернильного цвета. В стакане зубная щетка и паста, французская. Я попробовала ее. Вкус отвратительный, нечто среднее между жидкостью для мытья посуды и карамелью. Я помяла тюбик, придав ему прежнюю форму, чтобы Керран не заметил моего любопытства. На спинке стула сушились его носки. После того случая с чернильным пятном на одеяле он отдавал мне на стирку только вещи в безупречном состоянии. Я открыла кран, чтобы наполнить ванну, и разделась. Вода оказалась слишком горячей. Я села на стул подождать, пока остынет; очки запотели. Как же надоело носить их. Вдруг поняла, что всякий раз снимаю их в присутствии Керрана. В очках мои глаза кажутся меньше. И я становлюсь похожей на крысу.
В ванне я вытянулась струной, стараясь лежать так, чтобы ни один участок тела не выступал над поверхностью воды. Но то и дело вылезал живот, или грудь, или колено.
Я вышла из ванной, за дверью стоял Керран с полотенцем в руках. Он был в рубашке, без свитера. Льняная ткань совсем тонкая, почти прозрачная. Быстрый, едва уловимый взгляд на мою грудь под ночной сорочкой и ноги — один миг, и Керран поднял глаза. С досадой я подумала, что он наверняка заметил шрам. Пожелав мне спокойной ночи, исчез в ванной — движением чересчур поспешным, пожалуй.
Позже, лежа в кровати, я услышала скрежет пера по бумаге. Подошла к разделявшей наши комнаты стене, замерла. Перо скребло, царапало. Почти раздражало меня. Потом тишина. Я представляла, как рука Керрана кружит над листом, взгляд на мгновение взмывает, схватывая черты сидящей перед ним незнакомки, и тут же опускается к рисунку, потом взмывает снова — да, черты верны, он уловил образ.
* * *
Должно быть, ее тело прикрыто лишь куском ткани, от груди до бедер; вот она поднимает подбородок и, прислонившись к стене, окликает Керрана, плутоватая и заносчивая. Но, ошпаренный страхом, как и в прошлый раз, он выливает на лист чернила, чтобы она исчезла.
Шелест пера стал монотонным и неторопливым, в ритме колыбельной. Прежде чем уснуть, я постаралась сохранить в памяти картинки, возникшие в моем воображении, — я не хотела упускать их, зная, что завтра же утром они рассеются, стоит мне войти в комнату Керрана.
* * *
Отель окоченел от холода, жизнь замерла, и работы у меня было немного. Вымыв после завтрака посуду, я села вместе с Парком за стойку администратора. Парк смотрел телевизор. Я стала листать газеты, украдкой пробегая глазами объявления о вакансиях в Сокчхо. Морской инженер, моряк, ныряльщик, помощник в уходе за собакой. Потом почитала в Интернете краткое содержание комиксов Керрана, мысленно переносясь вместе с его персонажем в Египет, Перу, Тибет, Италию. Изучив цены на авиабилеты во Францию, прикинула, сколько еще времени придется работать у Парка, прежде чем я смогу туда отправиться, — пусть даже я знала, что ни в какую Францию не поеду. Японская кошка на мониторе поводила лапкой. Слащавая мордочка. А ведь раньше кошка казалась мне симпатичной.
По столу полз жук. Возле моих рабочих папок он замер. Значит, жуку удалось спастись от зимы — видимо, он оказался тут еще до морозов. Я осторожно взяла жука. Он перебирал лапками в воздухе, шевелил усами и наверняка просил о пощаде. Я рассмотрела брюшко. Забавное. Гладкое-гладкое. Выпуклое, как будто жук выпятил грудь. Парк сказал раздавить его, но мне не хотелось. Таких жуков я никогда не убивала. Выпускала их в окно, пусть ищут свою смерть сами.
