замечаю, как он опускает взгляд на мои губы. Затем он вновь возвращается к моим глазам и долго смотрит на меня все тем же немигающим взглядом. А когда я готова была уже сдаться и оставить затею осмотреть его раны, мужчина неожиданно поднимается в кровати и, опираясь спиной о стену, слегка протягивает мне руки. Такой жест – не что иное, как разрешение приблизиться к нему. И я делаю это без замедления.
Разместившись на краю кровати, медленно пододвигаюсь к мужчине и склоняюсь над его руками. Затем пальцами осторожно подцепила обруч одного из наручников и слегка отвела в сторону.
Как я и думала, раны глубокие, кровоточащие, и в них уже была инфекция. Если не обработать его запястья сейчас же, могут быть осложнения, поскольку он никогда не избавляется от наручников. Как давно он их носит?
Внимательно осмотрев и вторую руку, я так же медленно отстранилась, успокаивающе улыбнувшись мужчине. Он продолжал на меня безотрывно смотреть.
– Не страшно, – заключаю. – Сейчас обработаем, и все заживет, – успокаиваюсь, поднимаясь с кровати и возвращаясь к папке с делами на сегодня. Забыла посмотреть самое главное: мужчина ест сам, или мне придется его кормить из ложечки. К сожалению, ничего об этом не было сказано. Только завтрак в восемь тридцать и то, что я должна проследить за тем, чтобы он поел.
До восьми тридцати делала вид, что изучаю содержимое бумаг, а затем замок двери издал щелкающий звук, и она отворилась.
В проеме появилась женщина с подносом в руках. На подносе был какой–то суп, вода и баночка с четырьмя таблетками – завтрак для такого здоровенного мужчины. Смешно…
– Можете принести мне антисептик, бинты?
– Зачем? – поинтересовалась она, задержавшись в проеме.
– Я думала, у вас тут строго: не задают лишних вопросов, – подметила, и женщина, недовольно поджав губы, ушла прочь.
Через минуту мне принесли небольшую аптечку со всем необходимым.
– Злые тут все, – бросила себе под нос, направляясь к столу и оставляя аптечку там. Сначала нужно покормить, затем таблетки и душ, а потом все остальное.
Взяв суп с подноса, мысленно отметила, что он холодный и от него совсем невкусно пахнет. Это меня задело, но я понимала, что в первый день не могу позволить себе такие вольности, как делать своему работодателю хоть какие–то замечания. Я вообще никогда не смогу делать ему хоть какие–то замечания, поскольку нахожусь в слишком сильной зависимости от этой работы. Поэтому нужно научиться молчать, не обращать внимания на такие несправедливые открытия и относиться ко всему рассудительно.
– Так, а теперь поедим, – говорю, приближаясь к мужчине и размещаясь рядом. Затем беру ложку, зачерпываю суп и подношу к его губам.
Мужчина смотрит на меня так, словно это я сумасшедшая, а не он. И от этого у меня непроизвольно начинают дрожать руки.
– Я знаю, что он выглядит ужасно и… совсем невкусно пахнет, – добавляю, как бы упрашивая, но действительно понимала, что причина его нежелания есть могла быть в этом. – Но это все, что есть, – добавляю огорченно. – Если поешь, куплю шоколадку и завтра принесу тебе, – подбодряю, совсем не веря в то, что это подействует, но мужчина медленно открывает рот и, обхватив губами ложку, принимает еду из моих рук.
Я довольно улыбаюсь и зачерпываю еще одну ложку. Мужчина опять ее принимает, затем еще и еще, пока не съедает весь суп. Потом возвращаю пустую тарелку на поднос, беру стакан с водой и таблетки.
– Это тоже нужно выпить. Знаю, гадость… Но с ними тебе будет легче, – говорю, протягивая ему лекарства на ладошке.
Мужчина переводит на них взгляд. Вижу по глазам, что ему совсем не нравится моя просьба выпить таблетки, но все же он двигается на руках, склоняется к моей ладони и принимает их губами, затрагивая мою кожу. Я резко одергиваю руку и прячу ее за спину, словно от некого зверя, который пытался откусить мне ее. Мужчина отклоняется назад, и замечаю на его губах легкую ухмылку.
Ухмылку!
И вдруг осознаю, что, возможно, он и странный, но точно не умственно отсталый. Мужчина все понимал… Понимал, что он делает и зачем.
Глава 8
После того, как он запивает таблетки водой, возвращаю поднос горничной и приступаю к следующему этапу. Душ!
Как все будет происходить? Мне стоит его раздевать, мыть, одевать? Или он сам это делает? Почему этих подробностей нет в папке?
Что ж, я не неженка и точно в обморок не стану падать от вида голого мужчины. Мне приходилось уже ухаживать за неподвижными пациентами, поэтому с этим справлюсь.
– А теперь душ, – уведомляю мужчину, извлекая ключи из кармана и отстегивая его от кольца, вмонтированного в стену около кровати. – Прости, наручники придется оставить. Приказ. Но потом я обработаю твои раны и сделаю все, чтобы они не так сильно натирали и беспокоили, – обещаю, отступив от мужчины на шаг и потянув его за собой.
Он без сопротивления поднялся на ноги, и одеяло, которым он укрывался до самой шеи, сползло на пол. Мне открылся вид на достаточно хорошо подкаченное тело, густо покрытое татуировками в виде каких–то росписей, фигур и замысловатых завитков, практически все тело, от шеи до резинки свободных штанов.
Я окинула его быстрым взглядом и смущенно отвела его в сторону. Что скрывать, мужчина в отличной форме, и мне вдруг стало интересно, какая у него история. Что с ним произошло? Почему он сошел с ума? Ведь очевидно, что эта болезнь у него недавно, потому что вряд ли психически больной человек будет поддерживать форму. А здесь же и тренажеры, и прочие приспособления, что несвойственно для человека с нарушенной психикой. Тут вообще все было не так, как думала. Все!
Но что я могу знать о душевнобольных? Ведь у этого мужчины могут быть свои особенности болезни.
В общем, вопросов было больше, чем ответов! Но у меня были свои обязанности и один пунктик в договоре, который гласил: не задавать этих вопросов!
Я отвожу мужчину в душ, приковываю его там к кольцу и на мгновение отстраняюсь, давая ему возможность продолжить все дальше самому. Но он не спешил раздеваться или принимать хоть какие–то меры, поэтому, тяжело вздохнув, я вновь подошла к нему со словами:
– Что ж, значит, мне тебя и мыть… – бросила, подхватив резинку штанов пальцами и
