Когда я впервые открыла глаза в этом родовом замке будущего хозяина, то обнаружила себя на узком диване в небольшом кабинете с тремя широкими витражными окнами. Проникающий свет ласкал кипы бумаг у стола и массивные шкафы, заваленные книгами, свитками и чем там им еще положено. Затем я заключила контракт с Раудом, думала буду расписываться кровью. Нет, мне предоставили обычное перо, и я кое-как накалякала им закорючку.
Печать вспыхнула, а у меня на тыльной стороне запястья появился странного вида знак. Таким образом я стала подневольным человеком. Практически рабыней, только без видимых цепей и со свободой передвижения.
Затем мой хозяин, пусть осветится чело его мудростью, попросил одну из служанок-сатирш показать мне место работы и комнату. Девушка, естественно, была не в восторге, но приказ выполнила. Но как бы я не старалась разговорить ее во время экскурсии по замку, сатирша оставалась нема как рыба. Единственное, что знала — это ее имя, так как хозяин к ней соизволил обратиться: Афи. И поначалу я удивлялась, что среди сатиров имеются женщины. Обычно на гравюрах, да вообще везде в мифологии, были изображены козло-мужчины. О козло-женщинах же нет ни слова. Правда, как потом я узнала… Ладно, подслушала разговор Афи и экономки. Женщины-сатирши рождались настолько редко, что за них начинались чуть ли не войны. Поэтому у них имелись послабления и привилегии: например, иметь двух или трех мужей. Но некоторые козло-женщины могли похвастаться десятью мужами. У Афи на примете уже было трое претендентов, и она подумывала взять их в мужья как только закончится срок службы у Рауда. Шикарно устроились.
Неподалеку хлопнула дверь, возвращая меня в реальность. Сегодня я убирала гостевую комнату, когда закончила в ней, направилась в кабинет.
— Уже завершила уборку? — в коридоре меня подловила Афи с чистящим набором для каминов.
— Угу. Но есть ужасно хочется.
Фыркнув, сатирша, презабавно дернув носом, запрядала лопоухими, мохнатыми ушками и проблеяла:
— Спать меньше нужно. Глядишь, и на завтрак бы успела.
На ее выпад я лишь вздохнула. Она права. Какой раз опаздываю на завтрак. Пора бы взяться за ум. Хотя, как могу вовремя встать, когда нет будильника? А будить никто не желает.
Я направилась следом за Афи, — придется уборку комнат отложить и помочь ей с чисткой каминов, — слушая мягкий цокот копыт о мраморный пол. Я уже несколько дней хотела поинтересоваться у нее, кто еще, кроме Рауда, может перенести меня обратно на Землю. Ждать целый год я не могу. Родители помрут от горя.
— Афи?
Сатирша повернулась, одарив меня желтизной глаз и шевеля мохнатыми ушами, показывая тем самым, что слушает меня.
— А кто из фейри может мне помочь?
— Разве господин не обещал исполнить твою просьбу, после того, как ты выплатишь долг?
— Это долго.
— Ты хочешь сбежать?
По моему молчанию Афи догадалась, что права.
— Выбрось это из головы. От фейри не скроешься, даже на Земле. Только разозлишь его.
— Но я не могу ждать.
Афи пожала плечами и будничном тоном предложила:
— Хочешь побыстрее расправиться с долгом, переспи с хозяином. Думаю, от человеческой женщины он ни за что не откажется.
— Ну уж нет!
— Мое дело предложить. Поторопись, Да-ли-я, у нас очень много работы, — проговорила сатирша, складывая хозяйственный инвентарь рядом с первым камином и отодвигая каминную решетку.
Ну что, могу сказать одно: вернувшись домой, могу работать трубочистом. Пусть и нет уже такой профессии, но теперь я спец по каминам!
Покончив с каминами, заторопилась на кухню. Голодный обморок уже приветственно махал ручкой, обещая райские объятия. Поэтому я чуть ли не бегом мчалась по полупустым коридорам, не обращая внимания на их красоту.
Завернув на очередном повороте, застыла, забыв, как дышать. Звуки исчезли, остались лишь ярко-синие, чуть раскосые глаза, сверкающие ртутью. Его шаг был четким и плавным, а улыбался мне так, словно встретил возлюбленную с которой был разлучен на века. Я даже растерялась от такой теплой искренней улыбки. Быстро преодолев разделяющее нас расстояние, мужчина заключил ошарашенную меня в крепкие объятия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А… — только хотела я молвить слово, как меня неожиданно заткнули поцелуем.
Нежным. Сладким.
Я и раньше целовалась, но этот поцелуй ни шел ни в какое сравнение с предыдущими. Ноги подкосились, а голова закружилась как от вина фей, пришлось ухватится за плечи незнакомца.
В какой миг я оказалась лежащей на чем-то мягком, так и не поняла. Мужчина, не отрываясь от моего рта, нагло и самоуверенно принялся скидывать с меня одежду.
— Нет! — прохрипела я, ударив в каменную грудь ладонями и едва их не отбив.
Голова кружилась, а мозг пытался отключиться. На этот протест ушло неимоверно много сил. Да что такое происходит?! Меня словно чем-то опоили.
Незнакомый язык полился с уст незнакомца. Синие глаза прожигали насквозь, тело плавилось, в то время как разум пытался ухватиться за реальность.
Замотала головой, пытаясь прогнать туман. Мужчина, прекратив воевать с тряпками и заведя правую руку за голову, намотал мои волосы на кулак, заставляя замереть. Иначе бы осталась без скальпа.
Вспыхнула в глазах синяя ртуть, завораживая своей яркостью. Попыталась зажмуриться или отвернуться, но ничего не получилось. Цвет становился все насыщеннее, а я все больше погружалась в пучину беспамятства. Ничего не осталось вокруг, кроме двух светящихся глаз, продолжающих неотрывно смотреть в мои.
А затем все утонуло в нежных прикосновениях, в чувствах, от которых тело плавилось. Кратковременная боль сменилась огненными цветами, распустившимися на каждой клеточке моего тела. Тяжелое дыхание, стоны и крики слились в одну прекрасную песню. И только после этого меня куда-то швырнуло, погружая в забвение.
Глава 4
Утро оказалось недобрым. Тело болело, словно я всю ночь таскала тазики с золой из каминов, а после эти же самые камины драила до блеска. Протерев глаза, попыталась их разлепить. С первого раза, конечно, не получилось. Лишь с третьей попытки, затуманенный спросонья взор, натолкнулся на коричнево-черный потолок с серебряной лепниной.
Погодите минутку — в моей комнате нет такого потолка… и нет балдахина. Там вообще все в серых тонах, а уж чтобы уместилась такая кровать и говорить нечего.
Либо я сплю, либо в чужой комнате ночевала. Правда, этого быть не может. Я же помню, как…
А что я помню?
Извилины работать не желали, в голове продолжала клубиться странная дымка, а куски воспоминаний юркали словно стайка пестрых рыбок: то скрываясь в глубинах темных вод, то вновь выныривая на поверхность. Перевернувшись на левый бок, застыла: рядом со мной на животе спал мужчина! Часть иссиня-черных волос разметалась по фиолетовым подушкам, остальные же прикрывали смуглую спину. Из-под густой шевелюры проглядывали острые кончики ушей! Левую часть лица пересекал тонкий шрам, явно застарелый. Взгляд помимо воли скользнул дальше, цепляясь за странную вязь красного цвета, покрывающую практически всю левую сторону. Тату или просто рисунок — понять не было возможности.
Кто это? Что я делаю в чужой постели? Ничего не понимаю, но нужно убираться отсюда как можно быстрей. Но стоило мне приподняться, а одеялу соскользнуть с плеч, обнажив грудь, как воспаленный мозг резко активировался, выдав вчерашнее события. Из меня словно весь воздух вышибло, когда я поняла, ЧТО произошло. Сжав простынь, с бешено колотящимся сердцем приподняла, заглядывая под нее. Неверие и ужас накрыли с головой одновременно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И в этот момент незнакомец открыл глаза, они были насыщенного ярко-синего оттенка с темной окантовкой по краям. Четко очерченные губы изобразили подобие улыбки.
И я вспыхнула.
Волна гнева и негодования вперемешку со стыдом поднялась во мне, как цунами.
— Да как ты посмел!! — мой вопль прокатился по незнакомой спальне звуковой волной, отражающейся от стен. — Я сдам тебя в полицию за насилие!
